Дневник войны со свиньями - Биой Касарес Адольфо - Страница 25

• Предыдущая
• 25/36
• Следующая

– И мы живем, не зная покоя. Постоянно ожидать неприятностей хуже всего.

– О том я и говорю, – согласился водитель. – Предположим, что действительно, имеется никому не нужный, бесполезный старикан. Почему бы не доставить его по-людски в какое-то определенное место и не прикончить современными способами?

– Не окажется ли такое лекарство хуже самой болезни? – спросил Видаль. – Ведь тут возможны злоупотребления.

– Да, вы правы, – признал таксист. – Правительство наше меры не знает. Если не верите, вспомните про плату за телефон.

Видаль расплатился и вышел из машины. Пожалуй, никогда еще он не испытывал такой усталости. Внезапно он вспомнил о друзьях. Хоть бы никто из них не пострадал от града камней, которыми разбили в кровь лицо большерукого. Как же это он забыл про них! Ну конечно, сперва его мысли были заняты бегством, потом – тем, как бы добраться до дому. Да, забыл начистоту, как сказал бы бедняга Нестор. Хватит ли сейчас сил сходить к Данте или в булочную? «Что до Аревало, это уж такой чудак, и, насколько мне известно, никто из наших не бывал у него дома, даже Джими, а он ужасно любопытный». Последнюю мысль Видаль излагал кому-то как бы сквозь сон.

Хотя Видаль едва держался на ногах, он не стал сразу решать – то ли ему рухнуть в постель, то ли опять выйти и попытаться узнать, что там с друзьями. Нет, вначале надо подбодрить себя несколькими мате. В ожидании, пока согреется вода, он потихоньку жевал хлеб, как вдруг в комнату вошла Нелида.

– Простите, что я вошла без стука, – сказала девушка, глядя ему в глаза. – Дурная привычка.

– Полноте. Что тут такого?

– Всегда застаю вас в самый интересный момент. Но я хотела вас предупредить.

– О чем предупредить, Нелида?

– Чтобы не доверяли лицемерным особам, которые вам мило улыбаются, а за вашей спиной, если им выгодно, доносят на вас. Ваша подружка, которая любезничает с Больоло, наверняка прекрасно знает, что

его племянник…

– Да, да, я знаю, Нелида. Она и приходила меня предупредить.

– А заодно?… Все они приходят, потому что влюблены в вас по уши.

– Не говорите так, Нелида. Маделон в меня не влюблена, и она не моя подружка.

– Маделон! Если между вами ничего нет, почему Больоло допускает, чтобы его племянник на вас доносил? А знаете почему? Потому что вы, если захотите, можете его оттеснить.

– Нет, Нелида, я не стану никого оттеснять.

– Я только спрашиваю себя, что вы нашли в этой старухе.

– Ничего, Нелида. Вы не рассердитесь, если я вам что-то скажу? Я смертельно хочу спать. Как раз хотел лечь. Собрался раздеться. – Кто же вам мешает?

– Но, Нелида… – запротестовал он и, смирясь с судьбой, погасил керосинку.

– Что еще за «но»?

И он увидел, что она, усевшись на край кровати, спокойно снимает туфли и чулки, и восхитился этим спокойствием и изяществом ее рук, которые стягивали чулки от коленок до пят и бросали их на стул. «Неужели возможно, что мне выпало такое счастье?» – подумал он. Девушка встала и, словно в комнате никого не было, секунду погляделась в зеркало, затем, одним-единственным движением – по крайней мере, так ему показалось – сбросив одежду, обнажилась, и тело ее в полумраке засветилось белизною. Трепеща от волнующего предчувствия, он услышал, что ему шепчут совсем близко: «Глупый, глупый». Его обнимали, ласкали, целовали, пока он слегка не отстранил ее, чтобы получше рассмотреть.

– Знаешь, – сказал он, – я умираю по тебе, да, умираю, и я так глуп, что сам никогда бы не посмел.

Вторым откровением для него были ее раскрытые уста, в жарком поцелуе он упал с Нелидой на кровать и, поскольку не мог говорить, прижал ее к себе – от аромата лаванды голова у него пошла кругом. Потом, когда он от нее оторвался, Нелида влепила ему изрядную пощечину.

– Почему? – жалобно спросила она. – Почему?

– Почему ты меня ударила? – спросил Видаль.

– Я хотел…

– Это мое дело, – отрезала она, но гнев ее быстро прошел.

– Неужели это не сон? – удивился Видаль. – Я сам себе не верю, ведь я все время засыпаю на ходу.

– И это тоже сон? – смеясь, спросила Нелида и погладила его лицо. – Если хочешь, поспим.

– Антония и ее мать не ждут тебя?

– А я же собираюсь переезжать, так они подумают, что я осталась у теток.

– Переезжать?

– Ты не знал? Позавчера умерла моя бедная тетя Паула, та, которая пекла пирожные, помнишь? Я по привычке все говорю «у теток», хотя теперь осталась только одна. Мне посоветовали пойти туда пораньше, чтобы кто-нибудь в дом не забрался.

– Это далеко отсюда? – с тревогой спросил Видаль.

– Нет, на улице Гватемала, ближе к улице Хулиана Альвареса.

– Когда-то я жил в том районе.

– Неужели? Расскажи про себя.

– Я родился на улице Парагвай. Самое красивое в нашем доме – это, конечно, был патио с глициниями. У меня был пес, звали его Сторож. Но я не хочу нагонять на тебя тоску этими пустяками. Антония и ее матушка, верно, будут по тебе скучать.

– Не знаю. Видишь ли, положение там стало невыносимым. Думаю, бедняжке Антонии не очень-то хочется иметь свидетелей, в конце концов это ее мать. А старуха стала просто невозможной. С годами она полностью изменилась, превратилась в страхолюдного мужчину – представляешь, потому ее и прозвали Солдафоном. Меня беспокоит, что будет с девочками. Ох, прости, миленький, я мешаю тебе уснуть.

Глаза у него слипались, однако он не решался прервать беседу… Вероятно, когда-то, давным-давно, ему уже приходилось испытывать подобное блаженство. «Но, – подумал он, – это такая роскошь, к которой я теперь не привык и которую не стану упускать».

Видаля разбудил грохот, истолкованный им как выстрел по филину. Он стал припоминать свой сон. Он был в каком-то убежище, в сложенной из камня хижине, которая, как ему объяснили, очень прочна и надежна. С удовлетворением хозяина, осматривающего свои владения, он взглянул вверх – а крыши-то и не было. Сверху на его голову опускались свирепые филины, потом тяжело взмывали опять в воздух, чтобы снова напасть на него. Он выстрелил из винтовки по тому филину, который ухал громче других. Уже вполне проснувшись, Видаль повернул голову налево: Нелида лежала рядом. «Хороша моя жизнь в последнее время, если я рядом с ней вижу такие сны!» – подумал он. Видя, что она спит, он вспомнил одну подробность, которая ему была приятна, так как относилась к его молодости: он обычно засыпал и просыпался раньше, чем его женщины. Да, об этом он не вспоминал уже Бог знает сколько лет.

Как человек, повторяющий что-то, чтобы не забыть, он шаг за шагом стал вспоминать все с того момента, как Нелида вошла в его комнату. При этом похвалил себя, что не поддался соблазну – и неуместному, и даже, возможно, роковому, – не спросил: «А как же твой жених?» В какой-то миг, из глупой совестливости по отношению к незнакомцу, он едва не задал этот вопрос. Теперь же он мог бы его задать из желания утвердить себя в правах собственности. «Чего-чего, а требовать мы горазды», – развеселясь, подумал он.

И внезапно ему показалось, будто он интуитивно постиг, что любовный акт – это и есть объяснение загадки Вселенной. С горделивой скромностью человека, сознающего, что большие выигрыши достаются нам не столько за заслуги, сколько по приятной необходимости, ибо кто-то должен их получать, он сказал себе, что его в эту ночь запишут в число выигравших. И чтобы поделиться своим ликованием, он придвинулся к девушке. Серьезно посмотрев на нее, медленно произнес: «Необычайно хороша». Очень осторожно, словно больше всего заботясь о том, чтобы ее не разбудить, он снова ее обнял.

Позже оба они, лежа навзничь, мирно беседовали.

– Опять я не даю тебе поспать, – сказала наконец Нелида.

– Нет-нет, ты здесь ни при чем, – возразил Видаль. – Это голод. Я уже два дня ничего не ел.

– Что бы тебе сготовить?

– У меня почти ничего нет.

• Предыдущая
• 25/36
• Следующая