Дневник войны со свиньями - Биой Касарес Адольфо - Страница 29

• Предыдущая
• 29/36
• Следующая

– Иди есть! – позвала Нелида.

На столе стояла миска с равиолями.

– Ух как есть хочется! – воскликнул он.

– Не знаю, понравится ли тебе.

Видаль ее успокоил. Равиоли вызвали у него в памяти картины счастливых времен, воскресных дней, когда он был мальчиком, образ матери.

– Видишь ли, – обратился он к Нелиде в искреннем порыве, – эти равиоли еще вкусней, чем те, о которых я вспомнил. А я-то думал, что вкусней не может быть.

Они выпили красного вина, поели отбивных с картофелем. Когда дело дошло до риса с молоком, Нелида сказала:

– Если ты это не любишь, извини. Я пока не знаю твоих вкусов.

Он поцеловал ее за «пока», поблагодарил за это слово, прозвучавшее как обещание долгого будущего для них обоих. Затем умолк, спрашивая себя, что можно еще добавить, о чем говорить, чтобы ей не наскучить. Выпил второй стакан вина и, когда Нелида поднялась, чтобы приготовить кофе, снова начал ее целовать.

Видаль уверенно протянул руку, ища тело девушки, но его не нашел. Досада окончательно его разбудила – Нелиды не было дома. Сердце отчаянно забилось, он вскочил с кровати, пробежал по комнатам, открыл дверь, выходящую в патио.

– Нелида! Нелида! – позвал он.

Девушка исчезла. Огорченный, вероятно слишком огорченный (скорее всего беспричинно), он попытался понять, в чем дело. И вдруг вспомнил. Нелида, наклонясь над ним, – теперь он, казалось, видит ее, – что-то ему говорила. Одна за другой вспоминались сказанные ею фразы.

– Я иду объясниться с Мартином. Не выходи и никому не открывай. Жди меня. Я не задержусь. Жди меня.

Хотя он был тогда в полусне, он прекрасно понял ее слова: они его встревожили, рассердили (еще называет этого типа по имени!), но так как на него внезапно нахлынула сильнейшая усталость после бессонных ночей, прогулки пешком из Чакариты, тяжелой ночи на чердаке и любовных объятий, он лежал неподвижно, не в силах ни возразить, ни пошевелиться. «И я, как дурак, позволил ей уйти. Теперь я здесь будто в клетке». Нелида пообещала (почти таким же тоном, каким говорят врачи, чтобы внушить больному уверенность): «Я не задержусь». Но он, не зная, как давно она ушла, не исключал возможности, что она ушла всего несколько минут тому назад и что вопреки благим намерениям она может Бог весть на сколько задержаться. Он медленно оделся. Чтобы скоротать время, пошел на кухню приготовить мате. Пока искал спички и заварку, спрашивал себя, действительно ли судьба уготовила для него жизнь с Нелидой в этом доме. Тщательно заварив мате, выпил первую чашку; потом, уже немного торопясь, еще четыре или пять. Вспомнил про Джими и сказал себе, что уже давно не знает, есть ли о нем какие-нибудь сведения. Чтобы вот так сидеть и ждать, надо было постоянным усилием воли удерживать себя на месте; казалось невероятным, что Нел ида вернется, но, по крайней мере, он-то должен подождать. Мате был выпит, это средство исчерпано, терпение его иссякало, а придумать, чем заняться, он не мог. Что, если сходить к Джими? Он избавится от необходимости сидеть здесь и ждать, и если злой рок не ополчится на него, то на обратном пути он встретит Нелиду. Все же надо бы потерпеть несколько минут – вдруг она вернется. Было бы лучше, чтобы девушка вернулась, пока он еще не ушел, – это предотвратило бы многие неприятности, даже опасности, о которых он предпочитал не думать. Да, мы часто отказываемся от того, чего желаем, и примиряемся с тем, что имеем. Но сидеть здесь сложа руки и думать – это сверх его сил. Набросив на плечи пончо, он погасил свет, ошупью нашел дверную ручку, вышел в прихожую и запер дверь на замок. Не спеша спустился по железной лестнице. «Пора, – сказал он себе. – Ухожу». И хотя у него было желание вернуться, он шел вперед по узкому коридору. «Народ тут не скрывает своего любопытства», – подумал он, видя, что из-за дверей на него смотрят. «Как же это я не оставил записки, мол: „Схожу к Джими и вернусь"?» И с внезапной враждебностью сказал себе: «И так поймет». Ему было непонятно, то ли эта вспышка ревности была искренней, то ли всего лишь поводом, чтобы не возвращаться в пустую квартиру, где ему пришлось бы ждать. Нет, нельзя поддаваться своим нервам, будто какая-нибудь истеричка. Джими говорит, что все неприятности происходят оттого, что люди не владеют своими нервами.

Чтобы успокоить нервы, Видаль замедлил шаги как только мог. «Даю еще ей время вернуться, а она из чистого упрямства этим не пользуется». Выходя из дома, он постоял на пороге, неуверенно поглядывая по сторонам, не столько из опасения, что в тени деревьев могли притаиться парни, сколько надеясь на казавшееся нереальным появление беглянки. Он спросил себя, не легче ли будет избавиться от глупейшей тревоги, если он просто пойдет поискать девушку в тех кафе, где тренькает на гитаре этот тип, ее Мартин. Однако нельзя исключить неприятную возможность, что его приход рассердит ее, что она сочтет его безрассудным или подозрительным. Тогда он может потерять любовь Нелиды – несчастье, впрочем, неизбежное, ведь было бы нелепо, чтобы его любила такая хорошенькая и молодая женщина. Своим неуместным появлением он спас бы ее от иллюзий, от ошибки или каприза, каким была ее любовь. Может быть, он сразу же скажет ей, что ушел, что пусть она остается с Мартином (как только он услышал это имя, оно стало ему противно). Он представлял себе эту сцену: свое постыдное отступление под насмешки завсегдатаев, пока в глубине зала эта парочка будет обниматься; сцена как бы из финала фильма о наказании подлеца (то есть старика), логическое соединение молодых влюбленных под патетические аккорды оркестра и аплодисменты публики. По улице Сальгеро он подошел к площади Гуэмес и громко проговорил: «Какая-то мания – ходить всегда по одним и тем же улицам. Мне говорили, что в давние времена здесь было озеро Гвадалупе». Между улицами Ареналь и Хункаль он себя спросил: «Я уже забыл Нелиду?» До этой минуты он хотел ее забыть, чувствуя, что своим поведением перекрывает девушке путь возвращения, теперь же раскаивался: забывая о ней, он как бы покинул ее. «Не случилось ли с нею что-нибудь? А вот здесь когда-то стояла тюрьма». Бессвязность мыслей показывала, что он впадает в отчаяние. Ему захотелось поговорить с Данте, который жил здесь поблизости, на улице Френч. «Правда, надо признать, – сказал он себе, – что бедняга Данте не слишком занятный собеседник». После недавних событий каждого из их компании объединяла с остальными не столько привычка, сколько искренняя привязанность. Правда, с некоторых пор он смотрел на своих друзей с легкой опаской, как если бы они были подвержены некоему пороку, а именно старости, от которой его самого спасала любовь девушки; но ведь он не был уверен, может ли рассчитывать на Нелиду. Самое верное – тактическая уловка суеверия – считать ее для себя потерянной. Тогда еще маячила бы какая-то надежда заполучить ее опять, но если он будет слишком самонадеян, кара его не минует и Нелиду он больше не увидит. «Зато теперь, – сказал он себе с ироническим смирением, – я увижу Данте».

Данте жил в последнем одноэтажном доме, оставшемся в квартале, – что-то вроде гробницы между двумя высокими зданиями. Однако первым Видаль увидел не Данте, дверь открыла его «хозяйка». Так Данте называл ее, причем никто точно не знал, прислуга это или жена, хотя, верней всего, она исполняла обе эти функции. Одетая в черный широкий халат, она разглядывала Видаля с настороженностью испуганного животного – в те дни появление всякого молодого человека страшило людей пожилых. Видаль подумал: «Судя по всему, кто-то еще считает меня нестарым». Красноватая кожа женщины была покрыта черным пушком, волосы на голове тоже были черные, испещренные седыми прядями. Что до черт лица, с годами они, несомненно, расплылись и, как часто у старых людей, казались грубыми. Видаль спросил себя, была ли «эта ведьма» прежде, а возможно, и теперь (веда в тиши домашних стен происходят вещи невообразимые) любовницей его друга. «Картина столь омерзительная, что, право же, можно пожелать им скорой смерти. Конечно, если мне суждено дожить до их возраста и сохранить какую-то бодрость, я из вежливости не отвергну ни одну женщину. Любое доказательство того, что я еще живу, будет для меня в этот миг драгоценным». «Ведьма» попыталась закрыть дверь, тогда он закричал:

• Предыдущая
• 29/36
• Следующая