Игры писателей. Неизданный Бомарше. - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 44

Когда Лафайет проехал, Мустье благополучно отвел королеву к фиакру. Он тоже был взволнован и даже не смог сразу найти дорогу.

Потом он вернулся за королем и вскоре привел его в фиакр. Увидев короля, Антуанетта расхохоталась и сказала: «Ваше Величество, вы зря не участвовали в наших спектаклях». Действительно: в широкополой шляпе, в парике неуклюжий и толстый король выглядел совершеннейшим дворецким. Затем из дворца вывели принцессу Елизавету и воспитательницу детей мадам де Турзель.

Теперь вся Семья тесно сидела в маленьком фиакре. Занавески опустили, было душно. Дети по-прежнему спали.

Граф Ферзен хлестнул лошадей. Фиакр беспрепятственно доехал до заставы Сен-Мартен.

В темноте пустой улицы высился огромный дорожный экипаж. На козлах сидел шевалье де Валори.

Ферзен подогнал фиакр впритык к экипажу, и Семья перебралась туда, не ступая на землю. Наконец-то все разместилась с удобствами.

Граф рванул за удила лошадей, запряженных в фиакр, так, что тот опрокинулся. Перевернутый, будто из-за несчастного случая, фиакр бросили на дороге. Мустье и Мальден вскочили на освободившихся лошадей. Ферзен сел на козлы дорожной кареты.

Шел первый час ночи, когда экипаж, сопровождаемый всадниками, оставил заставу Сен-Мартен.

Мустье и Мальден скакали рядом с экипажем. Оба были теперь одеты в платье правительственных курьеров – желтого цвета камзолы, лосины, круглые шляпы. Они должны были объявлять, что в карете везут казну – деньги для армии, стоявшей у границы. Третий гвардеец, шевалье де Валори, в таком же обличье курьера был отправлен далеко вперед, чтобы заблаговременно готовить сменных лошадей.

Граф Ферзен не переставал нахлестывать лошадей. Экипаж весело несся в кромешной тьме безлунной ночи.

Так Семья доехала до Бонда.

Как только застава в Бонда осталась позади, состоялось прощание графа Ферзена с королевской четой. На козлы сел Мальден. При первой же смене лошадей решено было нанять настоящего кучера.

Король вышел из кареты, и граф низко поклонился ему. Тучный монарх неловко обнял стройного шведа и сказал, что никогда не забудет того, что граф для них сделал. Король был растроган...

Королева из кареты не вышла. Но занавеска поднялась, и они «обменялись взглядами, и какими взглядами!» – так сказал Мустье. Троим сейчас было не до ревности и не до пересудов. На кону были жизнь и смерть...

До Шалона скакавший рядом Мустье слышал непрерывный смех и веселый голос Антуанетты за занавеской кареты.

«Я представляю лицо Лафайета! – Она заливалась смехом. – Почем)' вы такой мрачный, сир? Если они и хватились нас, то только что... мы выиграли целую ночь», – приставала она к молчаливому королю.

А тот монотонно повторял: «Мадам, я неудачник в жизни и по-прежнему сомневаюсь, что путешествие удастся».

«Ваше Величество хочет обвинить меня заранее?»

«Я благодарен вам, мадам. Мы обязаны были сделать это. Бегством из собственного дворца мы объясним народу, что его король несвободен и должен бежать из своей столицы, как из неволи».

Но он волновался и потому пил много воды и постоянно ходил оправляться. Мустье слезал с коня и заслонял его. Впоследствии шевалье поведал, как Его Величество, поправляя брюки, сказал: «Если нас постигнет неудача, всякое дальнейшее сопротивление насилию этих безумных уже бесполезно. Общественное мнение нельзя будет убедить даже воззванием к народу, которое я оставил на камине в своем кабинете».

К Шалону подъехали без приключений.

Так что повторюсь с удовольствием: пьеса, придуманная Бомарше, была безукоризненна.

В Шалоне начинало действовать «сочинение» графа Ферзена. И оно быстро показало свою бездарность.

После Шалона за безопасность кареты должен был отвечать маркиз Буайе – единственный генерал, который согласился отдать своих солдат в распоряжение короля. Его корпус стоял на границе с Люксембургом, у Стенея. Неподалеку от этого города Семья предполагала пересечь границу.

Видимо, герцог Орлеанский продолжал что-то подозревать (или до него дошли какие-то слухи). Накануне побега Семьи к Буайе прискакал Лозен. Вчерашний воздыхатель Антуанетты, а ныне сторонник и друг герцога Орлеанского был теперь генералом Революции. После долгого разговора о том, как герцог любит своего монарха и как их поссорили завистливые придворные, Лозен заговорил о грозной ситуации для короля в Париже. «Им нужно срочно бежать», – сказал Лозен и вопросительно посмотрел на Буайе.

Буайе только усмехнулся, пожал плечами и сказал, что не понимает, к чему клонит Лозен.

Так что герцог Орлеанский опять ничего не узнал...

Как условились граф Ферзен и Буайе, на всем пути следования экипаж должны были поджидать отряды, высланные генералом. Они должны были обеспечить полную безопасность движения от Шалона до границы. Первый эскадрон гусар должен был ожидать карету у въезда в Шалон, другой отряд – в Понт-де-Соммевеле, пятьдесят драгун – в Сен-Менеуле, отряд графа де Дама – в Клермоне и наконец еще один гусарский эскадрон поджидал Семью в Варение. Любой отряд мог легко освободить карету, если ее задержат, гусарами в Варение, последнем городе на пути к границе, командовал сын генерала Буайе. Он и должен был доставить карету к своему отцу, после чего сам Буайе во главе немецкого полка (на французских солдат полагаться было опасно) должен был эскортировать Семью до границы.

Этот немецкий полк в несколько сотен всадников стоял в Стенее. Он мог за несколько часов достигнуть любой точки на пути следования кареты и отбить короля, если бы с Семьей приключилось что-то неладное План этот неоднократно обсуждался графом Ферзеном и маркизом Буайе, который под предлогом инспектирования границы много раз выезжал осматривать дорогу.

Все было проверено, но, как и предполагал я, Бомарше, они были дурными сочинителями, ибо не учитывали, что их пьесу обязательно будет править Революция.

Невезение, которого так ждал король, началось в Шалоне.

Никакого эскадрона, который должен был встречать их у заставы, Мустье не увидел. Но он решил не расстраивать короля и ни слова не сказал ему об этом.

В Шалоне наняли опытного кучера со свежими, крепкими лошадьми. Но когда карета покидала город, все четыре лошади загадочно пали. Будто пораженные ударом молнии, они лежали на земле, смотрели покорными глазами, и бока их судорожно вздрагивали – они хрипели».

Мустье схватил кучера за горло: «Почему ты взял таких лошадей?»

Но тот, задыхаясь, уверял: «Эти были самые лучшие. Сам не понимаю! Может, что-то в овес подсыпали...»

Лошадей пришлось бросить подыхать на дороге. Хорошо, что с каретой ничего не случилось... Царственные путники сидели испуганные за занавесками и молчали.

Долго искали новых лошадей. К счастью, Мустье наконец нашел их, и эта удача вселила великое оживление в короля. Он сказал, что «его звезда впервые благоволит ему», ибо он загадал: если они благополучно проедут Шалон, то оставшаяся часть пути не доставит никаких трудностей. Королева расхохоталась и посоветовала всегда слушаться ее.

Карета покинула город. Был рассвет, и домики на окраине утопали в сонной тишине и цветах Лошади бежали бойко. Король пришел в самое беззаботное, веселое расположение духа и первый раз заговорил о еде.

«Он даже не заметил, что в Шалоне нас никто не встретил», – рассказывал потом Мустье.

Семья приступила к трапезе. Король ел с большим аппетитом. Ее Величество подозвала Мальдена к окну кареты, предложила ему и Мустье поесть. Она пошутила насчет их смешной формы, сказала, что на ближайшем маскараде, который непременно устроит ее брат в Вене, «надеется видеть их в тех же костюмах». Еще она сказала, что, без сомнения, сейчас, когда они беседуют, «Лафайету весьма не по себе». И расхохоталась.

Она была очень весела.

Два раза, покуда меняли лошадей, король выходил оправиться. Мадам де Турзель искреннее страдала, видя, как рушится этикет. Король шутил, сказал, что согласно этикету прикрывать его должно не шевалье, а графу. Так что на этот раз его загораживал от любопытных взглядов граф де Мальден. Королева и дети «сделали свои дела» в маленьком леске на холме. Мальден помог всем спуститься и снова сесть в карету.