Человек-саламандра - Бирюков Александр Викторович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/77
• Следующая

Организм не мог понять, что с ним такое делают, но, радостно реагируя на дикое сочетание стимулирующих и транквилизаторов, раскручивал маховики и толкал поршни, как новенький двигатель, заправленный ацетоном с закисью азота вместо банального и вялого, как жвачка, бензина. И при этом тело всё более отдалялось от разума, падавшего на дно эйфории, как булыжник в пучину морскую.

Необходимо напомнить, что всё это воздействие происходило вкупе с залповым выбросом веществ, содержащихся в леденцах: глюкозой, сахарозой, фруктозой, витаминами в богатом спектре, никотином, белладонной и много чем еще, за что так ценят эти «кенди-табс» мужчины Мира.

В час пополудни паромотор Альтторра Кантора покинул предместья огромного города.

Mock-Way-City остался позади. Утопающие в дымке далекие башни, кущи парков, особняки, вздымающие свои покатые крыши над вершинами окружающих деревьев. Развернутые веера мостовых ферм. Всё откатилось назад.

Тяжелый грузовой паротягач, волнообразно, как гусеница, перебирая многочисленными наклонными шатунами ведущих колес, тянул длиннейший состав по высоко вознесенному над долиной одного из притоков Сэн-ривер мосту. Мост отдаленно напоминал смыкающиеся дугами листья папоротника, на эфемерных издали ажурных опорах, водруженных на массивные основания.

Чем дальше отъезжали от него, тем более и более прозрачным делался мост. И вот уже состав, с паротягачом во главе, казался летящим над долиной подобно термоплану. И Лендеру в этом виделось нечто символическое. Но что символизировал летающий поезд, он так и не решил. Ассоциация ускользала. Оставалось только странное, томительное, щемящее в груди чувство.

«Мотив дальней дороги!» – определил для памяти сочинитель. Решил, что в будущем, когда повторит эти три слова, то отголосок ощущения вернется. И можно будет пережить его вновь. Пусть беднее, не так ярко, но можно.

Так читатель, беднее, слабее, но всё же переживает эмоцию, которую вкладывает сочинитель в рассказ, правильно располагая слова. Лендер был убежден, что время рассказчиков, умевших только и сделать, что пересказать реальные или вымышленные события, ушло. Ушло и время тех, кто скудными средствами, путем многословного пересказа, пытался отобразить переживаемое героями этой истории.

Теперь в деле сочинительства наступил новый этап. Стало возможно и необходимо не рассказывать об эмоциях персонажей, а заставить читателя переживать нужные эмоции.

Он был уверен, что этого можно достичь, только правильно располагая слова. Нужно было открыть какую-то формулу, какой-то чудесный принцип, благодаря которому, только верным образом расставив слова в повествовании, можно вызвать гарантированную эмоциональную реакцию у читателя.

Эффект развивающегося чувства.

Что-то сродни музыке.

А в дальнейшем, с большой долей вероятности, даже вызывать у читателя непрерывный поток эмоций. Снабжать рассказ о событиях соответствующей эмоциональной партитурой.

Ну что, право, за примитив – сообщать читателю о своем герое: «он испугался».

Старо!

Пора пугать.

И пугать по-настоящему.

Читатель должен не сопереживать, в силу собственной, сугубо индивидуальной эмоциональной развитости, герою повествования, а переживать не менее сильные эмоции, чем те, что довелось изведать персонажам.

Достойная и славная задача!

Но и не простая.

Вот как, например, передать весь ужас стремительного путешествия на могучем паромоторе? Всю трепетную палитру переживаний, в которых и восторг имеет место, и страх за свою жизнь, и острое ощущение нестабильности, уязвимости.

Как отобразить этот калейдоскоп эмоций? Не констатируя, как прежние авторы, а создавая условия для подлинного, пусть и куда более бедного переживания.

Кантор с сочувствием посмотрел на своего спутника. Ну, да ничего, он освоится. Молодой человек действительно трудолюбив и упорен. А эти качества, примененные в правильном направлении, могут творить чудеса.

Кантор не признавался себе в том, что молодой сочинитель напоминает ему его самого.

Что-то в этом человеке было такого, что Кантор прежде чувствовал в себе. Вернувшись из заокеанских владений Мира, Кантор сразу же поступил на службу в полицию. И будучи опытным боевым офицером фронтира, поначалу занял место помощника антаера. То есть уселся за конторку, подобную той, за которой сидел его помощник Клосс.

Его шефом был весьма опытный сыщик, который разглядел в натуре Кантора проницательность и упорство, самоуверенность и душевный непокой, столь верно указывающие на присутствие таланта.

Но так уж получилось, что самое первое дело, которым занялся Кантор, он вел совершенно самостоятельно.

Уже позже, став настоящим мастером своего дела, антаер узнал, что его шеф сознательно бросил его в стремнину самостоятельного и весьма опасного расследования с погонями и засадами, дабы он мог максимально реализовать свои способности.

Дело, получившее зловещее название «Дом смерти» [6], Кантор провел виртуозно, несмотря на малый опыт и вольное толкование процедурных норм, принятых в полиции. В дальнейшем это и стало его профессиональным почерком и снискало ему уважение.

И вот теперь Кантор видел схожие черты характера в своем новом знакомом.

Профессиональная самоуверенность соседствовала в натуре Лендера с постоянным сомнением в собственных способностях. Именно это сочетание указывало на наличие таланта к делу, которым тот занимался.

Были и неприятные черты, которые сыщик изжил в себе за годы.

Лендер сочетал похвальное упорство с предосудительной ленцой, заставлявшей его искать легкие пути к достижению целей. И если сочинитель пока не оступился, то это целиком заслуга того друида, который вложил в него почтение к Традиции.

«Умственная сила, сосредоточенная на стремлении к истине, – сформулировал Кантор, – вот что хорошего есть в нем. Эта сила пока еще не отягощена умением, но навык придет».

Кантор сознательно испытывал Лендера на способность преодолевать житейские страхи!

Прежде Лендер пережил несколько неприятных минут, во время путешествия на воздушном пароме. Что же, казалось бы, может быть комфортабельнее? Но сочинитель обнаружил у себя сильную фобию высоты. Огромных усилий стоило преодолеть ее.

Кроме того, моменты набора высоты на одном берегу и снижение к причалу на другом сопровождались качкой.

Лендер не позволил себе всерьез заболеть морской болезнью в присутствии Кантора. Однако удовольствие от путешествия было сомнительным.

Но теперь он, кажется, оправился.

Еще не вполне.

Но со временем всё наладится.

Человек – существо не только падкое и повадливое, но и весьма склонное менять привычки.

Перелет через залив отразился на сочинителе самым негативным образом.

Предвидя подобное, Кантор принял меры. Они купили газету. И Лендер несколько отвлекся, изучая ее.

Журналист, по просьбе Кантора, зачитал несколько заголовков.

Хайд действительно был главным героем новостей. И если с ним ничего не случилось, на что выразил надежду Тейт, то исчезновение смело можно расценивать как событие весьма полезное для того, чтобы еще и еще раз вспомнить о нем.

Но это как-то не укладывалось в нормальные представления о привычных вещах и принципах поведения. Насколько нужно презирать нравы общества, для того чтобы так вот поступить с ним?

Люди не прощают своим кумирам многих вещей, которые прощают соседям.

Известие об исчезновении Хайда было событием вопиющим, неслыханным. И если это всего лишь нечистоплотный трюк, то изобретателям этого трюка еще следовало придумать, как Хайду возникнуть вновь, без ущерба для репутации!

– И что вы думаете? – поинтересовался журналист.

– Думаю, что будет война, – неожиданно ответил Кантор. – В самое ближайшее время.

– Война? – удивился журналист. – Зачем? Почему? С кем?

• Предыдущая
• 27/77
• Следующая