Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович - Страница 99
- Предыдущая
- 99/102
- Следующая
Маневр оказался для него роковым – на холме, рядом с потемневшей от времени белокаменной часовней при кладбище, стояла замаскированная самоходная зенитная ракетная установка, та самая, которую сняли с передового рубежа защиты горного аэродрома и отправили на фронт вместе с ее экипажем.
Сидевший на месте командира расчета Славко, богатый племянник богатого дядюшки, купивший эту машину на собственные деньги, злобно смотрел на приближающиеся самолеты. Он вручную управлял положением контейнеров с ракетами, держа их постоянно нацеленными в сторону «лайтнинга» и в то же время осознавая, что ни одна ракета все равно не сумеет попасть в такую цель… Вот если бы этот самолет был не на фоне земли!
Но тут выстреливший по Корсару истребитель начал набор высоты, и его очертания четко обозначились на фоне неба. Лужице, не веря своей удаче, мгновенно воспользовался ситуацией и скомандовал: «Пуск!» – ведь ракеты его комплекса были оснащены фотоконтрастной системой наведения, ауж что может быть контрастнее распластанного силуэта «лайтнинга»?
Два взрыва прогремели в воздухе почти одновременно, оборвав собой свистящий рев реактивных двигателей, и две дымные кляксы повисли в воздухе. Из одной вывалился СУ-37, а вернее то, что от него осталось, и в сторону от падающего самолета отлетел маленький черный предмет, над которым через несколько секунд расцвел купол парашюта. А на том месте, где выпущенные Славко ракеты настигли F-22, парашют так и не появился. Лишь через несколько дней был найден изуродованный труп пилота. Он сумел катапультироваться, но тросик вытяжного парашюта перебил осколок «Стрелы».
Авианосное соединение. Данные перехвата Генерал-лейтенант Джозеф Харбергер мрачно смотрел прямо в лицо сидящего напротив полковника, который отвечал за снабжение сражающихся на суше частей боеприпасами. Полковник под взглядом генерала чувствовал себя очень неуютно и на всякий случай перебирал в уме ошибки, сделанные им за время операции «Горец», лихорадочно готовя объективное оправдание каждой из них. Впрочем, он понимал, что сейчас начальству не до него.
Беспокоился снабженец зря. Ему просто не повезло – он, в общем-то, случайно оказался сейчас в большой кают-компании авианосца «Теодор Рузвельт», превращенной в место штабных совещаний, и случайно же его место оказалось напротив командующего. Харбергеру действительно было не до проблем со снабжением, и его недобрый взгляд не был адресован кому-то конкретно, а лишь отражал общее настроение генерала.
Только что державшийся на почтительном расстоянии от места боя АВАКС передал, что его РЛС отследила падение третьего бомбардировщика из тех шести, что выделило стратегическое авиационное командование для проведения «провокационного» налета на горы Шар-Планина. Кроме того, служба перехвата на самом авианосце продолжала фиксировать активный радиообмен на частотах, используемых в приемо-передающих станциях русских истребителей.
На компьютерной карте, высвеченной на проекционном экране, тоже отражалась воздушная обстановка, но изменения там происходили с небольшой задержкой. Вот и теперь, несмотря на доклад с самолета-наблюдателя, В-52 Ника Риверса продолжал возглавлять группу бомбардировщиков. Его отметка погасла только через полминуты после того, как в небе над Сербией пересеклись пути двух ветеранов Вьетнама. Погас и красный символ одного из «сухих».
– Это что? Три бомбардировщика потеряны за один сербский истребитель? – не выдержал Харбергер. – Чем заняты «лайтнинги»?!!
Командир авиационного крыла «Рузвельта», который втайне радовался, что там, над горами, дерутся не его подчиненные, пояснил:
– Судя по всему, им сейчас тоже несладко… Похоже, они таки выманили из укрытия ту эскадрилью асов-наемников, о которой нам постоянно твердит разведка. Наверное, против нее мы выделили слишком мало сил.
«Мы выделили! – зло подумал Харбергер. – Сам и выделил. Упирал на то, что малозаметные F-22 пощелкают сербские СУ как орехи. А виноват всегда я… Так, а это что? „Лайтнинг“ сбит?!!!» На самом деле на схеме были отмечены уже два потерянных истребителя, но генерал не заметил второго, разбившегося после тарана Деда, и никто из присутствовавших офицеров не осмелился обратить на это внимание шефа.
Тем временем бомбардировщики легли на обратный курс, и над горами остались лишь пять самолетов – два сербских СУ-37 и три F-22. Две машины вскоре снизились настолько, что локаторы АВАКСа их потеряли и сопровождали теперь только три уходивших в сторону замершего сербско-боснийского фронта. Но вот и они пропали из поля зрения.
– Да что это такое! Поднимите АВАКС выше! – распорядился Харбергер.
– К сожалению, нельзя, сэр. После той потери командование запретило своим самолетам заходить в вероятную зону поражения ракетами дальнего действия, – сообщил один из офицеров обеспечения.
– Какого черта вы тут лезете со своими умными комментариями! Сам знаю! – нашел наконец выход своему раздражению генерал.
– Давайте сюда все, что идет перехватом, все доклады наземников!
– Есть, сэр. Немного времени, сэр, – откликнулся кто-то.
Наступила тишина, прерываемая короткими репликами операторов. В эти минуты над горами Шар-Планина и холмами у Каливны как раз происходила развязка последнего боя «эскадрильи асов-наемников» – ведь только так хотели думать о трех русских летчиках американцы.
Пилот поврежденного «лайтнинга» был слишком занят своими проблемами, чтобы оглядываться назад, и падения самолета Казака он просто не заметил. Зато это падение видела последняя из оставшихся на горной базе девушек – операторов связи. Бомбы с американских бомбардировщиков перепахали посадочную полосу, разметали немногочисленные дома поселка, но вырубленные десятки лет назад в скалах укрытия выдержали их удары. И теперь эта девушка, выполняя инструкции подпоручика Малошана, включила заранее настроенный передатчик.
Если бы в воздухе находился еще кто-нибудь из русских летчиков, например Корсар, он был бы немало удивлен, услышав свой собственный голос, требующий очистить полосу и подготовить заправщик, и голос Хомяка, сообщающий о том, что у него в баках керосина еще минут на двадцать полета, а потом придется срочно идти вниз.
Эти реплики были записаны еще до того, как русские летчики пересекли границу бывшей Югославии. Когда-то – кажется, давным-давно, хотя прошло всего-то несколько месяцев – эти же голоса с кассеты имитировали катастрофу самолетов в горах, чтобы создать у противника иллюзию своей гибели. И вот теперь этот прием был применен вновь, но уже с прямо противоположной целью – уверить врага, что погибшие на самом деле самолеты как бы продолжают оставаться в строю.
– Господин генерал! Сербские самолеты заходят на посадку.
– Что?! Экипажи с В-52 доложили, что видели полосу и накрыли ее бомбовым ковром! Им некуда заходить!
– Сэр, – офицер обеспечения не смутился, – перехвачен радиообмен, характерный при заходе на посадку. Язык общения – русский, анализ голосового спектра адекватен данным, что у нас уже есть. Пеленги также примерно совпадают.
– Адекватен… Извольте говорить внятней! Почему пеленги совпадают примерно?
– Потому что из-за сложного рельефа снять пеленги точно не представляется возможным.
В большой кают-компании повисло молчание. Полковник-снабженец, которого мало трогали подробности воздушного сражения, сидел и тихо проклинал ту минуту, когда решил именно сейчас сунуться к генералу с приказами на подпись.
– Так… – наконец проронил Харбергер. – Значит, мы угробили три бомбардировщика и четыре истребителя, а в итоге сербы не досчитались только одной машины? Президент сегодня услышит веселый доклад! Господа офицеры, из вас никто гомосексуализмом всерьез не занимается?
Ошеломленные присутствующие промолчали. Тогда генерал пояснил свою мысль:
– В противном случае запасайтесь вазелином, а то с непривычки будет больно. Я давно в армии и прекрасно представляю, что с нами сделает сначала президент, а потом и все остальные, когда узнают о том, что произошло.
- Предыдущая
- 99/102
- Следующая
