Доска-призрак - Бишоф Дэвид - Страница 38
- Предыдущая
- 38/44
- Следующая
Одно он припомнил тут же, но все его существо немедленно воспротивилось при мысли о его использовании. В отчаянии он попробовал вспомнить какое-нибудь другое заклинание или хотя бы проклятие, но все остальные были слабоваты.
Да, ничего не попишешь. Придется использовать Песнь Подчинения.
Прижав кубики к сердцу, маг начал нараспев:
— Предаю себя великой силе, взываю к бесконечному источнику ее. Смиренно вручаю себя той силе, что сильнее меня! Свет, которым я являюсь, душу мою посвящаю Добру!
При каждом слове маг морщился, а последние слова дались ему и вовсе тяжело. Подумать только: Кроули Нилрем — и Добро! Какой позор! Игромейстеры никогда не принимали безраздельно ни сторону Добра, ни сторону Зла, хотя и пользовались этими понятиями в своих Играх. Они всегда оставались Превыше Высот. Ведь они были главными манипуляторами, разумным воплощением космических принципов! Они служили самим себе, а не Добру или Злу.
Но падающий Нилрем был в отчаянном положении.
И как только с его губ слетело последнее слово Песни Подчинения, он уже знал, что если выживет, то будет служить Истине, Закону и Добру.
Какое серое занудство!
Но ничего другого не оставалось...
Почти сразу же маг почувствовал, как его тело словно электризуется. Кубики в руке потеплели. Нилрем разжал пальцы и увидел, что Глаза Слоновой Кости мерцают неземным перламутровым блеском.
У него закружилась голова от чувства, похожего на благодарность.
На глаза навернулись слезы.
«Не так уж это плохо! — с удивлением подумал он. — Словно идешь по самому прямому пути».
Вдруг впереди что-то вспыхнуло.
И что-то промелькнуло рядом с его лицом.
Маг схватил этот листочек... Карта Таро! Из колоды, упавшей вместе с ним!
Нилрем перевернул ее и взглянул на картинку.
Это была Королева жезлов.
Матушка!
Что ж, так тому и быть... хотя она будет не в восторге от того, что сыночек заключил союз с Истиной и Добром.
Нилрем без колебаний поднес карту к глазам и сосредоточился на изображении женщины в королевском уборе, сжимающей в руке жезл. Скорость его падения замедлилась, а затем он и вовсе перестал падать. Маг висел в пространстве неподвижно, а вселенные мерцали и поблескивали вокруг него, словно драгоценные камни на витрине ювелира.
Нилрем прочитал заклинание. Звездный космос растворился и сменился сперва полной темнотой, а затем...
Вокруг были сумерки. Маг стоял на цементной дорожке, а в ушах у него гудело. По городской улице сновали такси и автомобили, осенний ветерок шелестел листвой. Мимо прошагал человек в пальто, с номером «Нью-Йорк тайме» под мышкой.
Кроули Нилрем сморгнул.
Он привалился спиной к каменной стене дома и, преодолевая слабость во всем теле, осмотрелся по сторонам.
Вывеска на углу дома утверждала, что он находится на пересечении Западного Центрального парка с Восемьдесят восьмой улицей. Значит, маман обосновалась в Нью-Йорке! Вот так номер! Впрочем, при ее-то доходах и связях она может себе это позволить. Вопрос заключался в другом: почему она никак не расстанется с этим скучным миром однообразных людишек, маниакально влюбленных в свою науку и технику? Хотя Нилрем родился именно здесь, полюбить этот мир было не в его силах.
Воздух насквозь провонял выхлопами автомобилей, отбросами и псиной. Нилрем закашлялся, взял себя в руки (ух, до чего же он ненавидел запах Манхэттена! Слава Богу, мама живет не в Нью-Джерси!) и попытался не думать о том, что выглядит сейчас как претендент на миску супа от «Армии спасения». Он пошел вниз по Восемьдесят восьмой, надеясь, что у маман найдется для него нормальная одежда.
Матушкин особняк стоял у пересечения улицы с Коламбус-авеню. Нилрем сразу же отметил про себя, что с тех пор, как он гулял здесь в последний раз, местность не особенно изменилась. Он свернул за угол и увидел, что его любимая забегаловка на Восемьдесят пятой улице уцелела. Впрочем, проходящие по улице люди, очевидно, принадлежали к более высоким слоям общества, чем те, что гуляли здесь в былые времена.
«Так-так-так, — подумал он. — По крайней мере что-то в мире остается стабильным».
Он разыскал особняк, на всякий случай взглянул на табличку с именем владельца, висевшую рядом со звонком (миссис Эрнестина Беннетт... да, именно так звали матушку здесь, хотя, естественно, это не было настоящим именем), и нажал на кнопку.
Ему пришлось позвонить еще дважды, прежде чем раздался голос:
— Эй, кто там?
— Это Кроули, мама, — отозвался он.
— Кто?!
Проклятие! Она никак не может запомнить, как его зовут.
— Это Пирожок, мама. Ну же! Элмор! Ваш сыночек!
— Пирожок! Как мило с твоей стороны, что ты решил меня навестить! Дай-ка я позвоню, чтобы тебя впустили. Сейчас-сейчас, посмотрим, получится ли... до сих пор не могу научиться справляться с этим замком и решеткой...
Дверь зажужжала.
— Так, Пирожок. Теперь толкай дверь и входи. Я на верхнем этаже, сынуля. Не наследи, пожалуйста.
Кроули Нилрем повернул дверную ручку и вошел в дом. В конце прихожей была вторая дверь, но она оказалась незапертой.
Он перевел дыхание и переступил порог, гадая, чем же окончится этот неожиданный визит.
Он от души надеялся, что маман избавилась от своих любимых зверюшек. Конечно, из демонов получаются отличные сторожевые псы, особенно в таком городе, как Нью-Йорк, но тут же возникают большие проблемы с гостями и магазинными посыльными. У Кроули сейчас не было ни магии в запасе, ни сил, ни терпения разбираться с каким-нибудь летучим бульдогом или крококотом.
Ему повезло: он беспрепятственно поднялся по лестнице на третий этаж.
Мать снова изменила интерьер. На месте элегантных стульев и столов в стиле ретро теперь стояла унылая черно-бело-серая современная мебель.
Но на третьем этаже все было иначе. Здесь оказалось куда уютнее: пахло старинными книгами и воском, египетскими и абиссинскими благовониями и очаровательно женственной магией.
Вдалеке звякнули китайские колокольчики. Со старого проигрывателя доносилась негромкая мелодия — «Лунная река».
— Мама! — позвал Кроули Нилрем. — Мама, я здесь.
Одна стена была сплошь увешана книжными полками. На кофейном столике лежало целых четыре хрустальных шара разных размеров, на карточном столике — колода Таро. В пепельнице валялся окурок, дым от него еще не выветрился. «Маман по-прежнему верна своим кубинским горлодерам», — подумал Нилрем, покачав головой.
Позади раздался стук каблучков.
Нилрем обернулся.
Мать в изумлении застыла.
— Сынуля, — проговорила она, — ты выглядишь... просто... просто ужасно!
Ее лицо с резкими чертами было уже не первой молодости. И неудивительно, ибо она была старше самой древней старухи в этом мире. Ее черные с проседью волосы, совсем недавно уложенные в изящную прическу, струились мягкими волнами. На ней было голубое вечернее платье.
— Я же вас предупреждал, матушка, — ответил Нилрем, — что у меня кризис! Невероятных масштабов!
— Да-да, конечно. Ты звонил на прошлой неделе... или это было вчера? Надеюсь, мой совет тебе пришелся кстати. Как поживает лапочка Язон? — За разговором маман не забывала наносить на шею мазки нежнейших французских духов.
— Он мертв, мама! — с нетерпением воскликнул Нилрем. — А его телом завладел не кто иной, как сам Колин Роулингс!
— Ах, этот противный мальчишка! — Маман чихнула и закрутила колпачок на пузырьке с духами. — Мало его в детстве шлепали!
— Мама, — торопливо проговорил Нилрем, — он наложил на остальных магов Заклятие Стазиса!
— Что ж, неглупо с его стороны! Давай, сынуля, рассказывай дальше, но поспеши. Сегодня в балете танцует Барышников. Ты же знаешь, я просто без ума от этих крепких русских ляжек! — В ее бледно-голубых глазах блеснул шаловливый огонек.
— Он меня чуть не убил, мама!
Мать смерила его строгим взглядом.
— Я, конечно, понимаю, что мальчикам нужно развлекаться, но тебе не кажется, что вы зашли чересчур далеко, Сидни?
- Предыдущая
- 38/44
- Следующая
