Тахиона - Грай Татьяна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая

– А вам не кажется, что причина гибели розовых та же, по которой сейчас Скрибнер валяется в лазарете? – спросил Сергиенко. – Ведь что заставило Эмиля Юлиановича мгновенно поднять «летучку»? Ужас. Ужас на лице Скрибнера, так? А что мы видим на рисунках розовых? То же самое.

– То же самое, – согласился Тронхэйм. Человек стоит на одной ноге и с ужасом смотрит вниз… похоже, эти споры шутить не любят. Но почему автомат их не засек? Ведь он стоял рядом с бугорками?

– Автомат утверждает, что под песком ничего не было, – сказал Винклер.

– Любопытно, – пробормотал Сергиенко. – А тебе не кажется, Саймон Корнилович, что нужно не откладывать поход на материк, а заняться этими дивными полянками поскорее?

– Не кажется, – сказал Винклер. – Подождем, пока проклюнутся те споры, что сидят у Ланского в автоклаве. Вот когда увидим, что из них выросло, – тогда и подумаем.

– И еще вот что, – сказал Тронхэйм. – Показывать сургорам рисунки? Или не стоит?

– Если показывать, то колдуну, – предложил Винклер. – А там видно будет. Хоть риск напугать, конечно, есть.

– Может быть, сначала рассказать? – спросил Сергиенко. – Видели, дескать, случайно рисуночек…

– Случайно, – фыркнул Тронхэйм. – Хорошенькое дело. Как это можно «случайно» увидеть священный амулет? Их прячут, притом весьма тщательно.

– Ну, не случайно, – не сдавался Сергиенко, – а… а как, действительно?

– Я хочу попробовать сыграть с колдуном в открытую, – сказал Тронхэйм.

– И рассказать все, как было, – что мы нашли таблички и что наш товарищ едва не погиб. Мне кажется, не стоит пытаться обмануть Карпацико-тина, он слишком умен, и если заметит неискренность – окончательно настроит против нас племя.

– Попробуй, – согласился Винклер, – только не спеши.

Тронхэйм, рассерженный и огорченный, возвращался в лагерь. Колдун упорно уходил от разговора. Второй день Тронхэйм метался от одного острова к другому, и везде слышал одно и то же: «Карпацико-тин только что был здесь, но сейчас его уже нет». Ученики колдуна, когда Тронхэйм (несколько раз за эти два дня) подводил шлюпку к атоллу Та-Вик, встречали социолога на берегу и сразу сообщали: «Карпацико-тина дома нет, лечить уехал». На вопрос, куда именно уехал Карпацико-тин, называли каждый раз другой остров. Ипполит Германович отправлялся туда – и слышал, что колдун только что отбыл домой… В конце концов Тронхэйм решил прекратить бесплодные попытки встретиться с колдуном. Нужно подождать, пока Карпацико-тин сам надумает говорить. Правда, может и не надумать, но тут уж ничего не поделаешь. Есть еще шанс – попытаться воздействовать на вождя, но с этим тоже спешить не следует.

Вечером произошло торжественное событие – из медицинского отсека Ланской вывел Скрибнера. Скрибнер чувствовал себя прекрасно и был, по обыкновению, недоволен всем на свете, – начиная от собственной болезни и кончая ужином. Особенное недовольство Адриана Антоновича вызывал Ланской, который, по мнению Скрибнера, для перестраховки продержал его в санчасти лишние полсуток.

Ланской преподнес еще одну новость. Он сказал, что в спорах, сидящих в наполненном протоплазмой автоклаве, замечено внутреннее движение. Автоматам дано указание – немедленно сообщить всем, как только проклюнется хоть одно семя. Не исключено, что очень скоро выяснится, что за звери такие живут под песчаными полянками в джунглях.

– Мерзкие твари, – потряс головой Скрибнер, – и надо же, сквозь комбинезон прошли, как сквозь пустое место.

– Но ты их почувствовал? – спросил Сергиенко.

– Еще как, – буркнул Скрибнер. – Стрельнуло в пятку, и сразу такой страх напал – никогда в жизни такого не чувствовал. А главное – сразу сковало всего, шевельнуться не мог.

– Да, – сказал врач, – они выделяют очень сильные токсины паралитического действия. Обеспечивают себе условия для существования. Источник питания не должен двигаться.

– Вот пусть теперь и существуют у тебя в банке, – сказал Скрибнер. – А из-под полянок мы их выковыряем.

– Любопытно, – сказал Винклер, – откуда они вообще взялись? Как появились? Ведь, если аборигены жили прежде на материке, а потом вдруг сбежали – значит, причина к бегству возникла внезапно?

– Знаешь, Саймон, – сказал Скрибнер, – а ведь сургоры, наверное, боятся, что мы можем занести эту дрянь сюда, на острова. Они ведь нас приняли сначала за бывших соседей, так? И разведку спровадили в океан на время тайфуна – знали, что делали, рассчитывали, что розовые не вернутся. Я думаю, они примут меры, чтобы и от нас избавиться.

– Ты полагаешь, что под полянками живут те самые тахи, о которых сургоры молчат? – спросил Тронхэйм.

– Нет, – покачал головой Скрибнер. – Тахи – это что-то другое. Я ведь, когда эти споры меня жрать принялись, видел все как обычно, – а тахи как-то связаны с цветоощущением… Анен Сима увидел все черно-белым, так? И только. Никакой опасности в этом сургоры не усмотрели. И вообще, о тахи они тогда говорили спокойно.

– Нужно все же попытаться показать им таблички, – сказал Тронхэйм. – Мне кажется, они должны знать смысл рисунков. Может быть, не всем сургорам эти вещи знакомы, но уж колдуну или вождю известны наверняка. Однако Карпацико-тин не желает говорить со мной, да и вождь, кажется, тоже не стремится к общению, так?

– Так-то оно так, – сказал Скрибнер, – но я все-таки полагаю, что главная причина их необщительности – страх. Прежде чем задавать вопросы, мы должны доказать, что с нашей стороны сургорам не грозит опасность.

– Как ты намерен это доказывать? – поинтересовался Винклер.

– Подумать надо, – Скрибнер пожал плечами и встал. В этот момент раздался общий сигнал внутренних фонов, и голос автомата произнес:

– Внимание, говорит автомат лаборатории медицинского отсека. Движение в автоклаве, сообщаю всем. На спорах лопается оболочка.

Автомат еще не договорил, как Ланского словно ветром выдуло из столовой. Винклер направился следом за ним на «Эксор», остальные устроились перед экраном.

…Желтовато-серая масса шевелилась; медленно всплывали на поверхность комки темных слипшихся спор. Время от времени от плотного клубка отделялась точка, зависала в коллодии и через несколько секунд лопалась, раскрывалась, как крохотный черный тюльпан, выпуская наружу худосочный белый росток, похожий на тощего червяка. Ростки, сбросив остатки оболочки, распрямлялись и опускались на дно автоклава, по пути увеличиваясь заметно, подрастая на глазах, толстея и наливаясь. На дне ростки замирали на некоторое время, а затем начинали двигаться вверх, пожирая протоплазму и выпуская из себя отростки. Затем – новый период покоя, у самой поверхности, и движение вниз…

Тронхэйм смотрел не столько на экран, сколько на окошки датчиков. Активный период – фиксируются биоволны. Пассивный – датчики молчат, словно в автоклаве нет и не было ничего живого.

– Видишь? – сказал Тронхэйм, обращаясь к Скрибнеру. – Автомат их не заметил, они затаились в тот момент…

– Вижу, – ворчливо ответил Скрибнер, – грамотный, разобрался. Ты лучше скажи, что им от меня нужно было?

Тронхэйм благоразумно промолчал, и все трое продолжали смотреть на экран.

Ростки тем временем превратились уже в длинных белых змей, увешанных многочисленными отводками, и продолжали заглатывать протоплазму. Затем на отростках появились почки, лопнули, и меньше чем за полчаса на их месте выросли небольшие клубеньки.

– Шустрые твари, – сказал Сергиенко.

– Кормежка хорошая, – уточнил Скрибнер. – Небось, в песке не разрастешься, а тут – ешь от пуза.

Словно в ответ на замечание Скрибнера в автоклав посыпался песок, постепенно вытесняя коллодий, – Ланской начал следующую стадию эксперимента. Очутившись в песке, растения стали замедлять движение, и в конце концов замерли, свернувшись клубками на дне автоклава. Когда исчезли всякие признаки жизни, манипулятор подвесил над поверхностью песка небольшой контейнер с питательной массой. Не прошло и минуты, как белые клубки шевельнулись – начали медленно пробираться сквозь песок наверх. Манипулятор убрал контейнер, но белые жирные сороконожки тем не менее доползли до поверхности и там замерли снова, затаились, – и на песке, отмечая место их пребывания, вспухло несколько едва заметных бугорков. Скрибнер только покряхтывал, глядя на эти бугорки, и почесывал одну ногу другой – очень живо вспоминал свои ощущения… Вновь появился контейнер с протоплазмой, и… В долю мгновения взвились белые отростки над поверхностью песка, выстрелили спорами в контейнер, – и белые чудища не спеша двинулись вглубь, вниз, по дороге теряя клубни, усыхая, сворачиваясь…

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая