Цыганский барон - Мартин Кэт - Страница 50

• Предыдущая
• 50/74
• Следующая

— Тебе не все равно. Тебе никогда не было все равно. Останови меня, Кэтрин. Останови это безумие.

— Завтра, — прошептала Кэтрин. — Завтра я снова стану прежней. А сегодня я твоя, остальное не важно.

Доминик поцеловал ее долгим глубоким поцелуем.

— Господи, как я хочу тебя.

— Люби меня, Доминик. Я хочу почувствовать тебя внутри в этот последний раз.

Она поцеловала его, и Доминик застонал. Он расстегнул брюки, выпустив свой твердый клинок, и Кэтрин сжала его в ладони.

— Прошу тебя, — проговорила она нежно. Доминик поцеловал ее горячо, так, что она задрожала.

— Каджори, — еле слышно пробормотал он, целуя. Его руки и губы творили чудо, создавали ей кровь, разжигали огонь, лизавший пламенем ее лоно.

Когда Кэтрин, застонав, схватила его за безрукавку, Доминик усадил ее лицом к себе на колени, сжимая ее ягодицы. Ее лоно уже было податливым и влажным, когда он вошел в нее, заполнил собой, заставив сердце биться так часто, что она едва могла дышать.

Кэтрин откинула голову. Доминик почти весь вышел из нее и следующим сильным толчком опять вошел — весь, так, что Кэтрин пришлось закусить губу, чтобы сдержать крик.

— Ты моя, — сказал он нежно. — В моем сердце ты всегда будешь только моей. — Притянув ее к себе, он коснулся губами ее рта, раздвинул языком зубы, проник внутрь, коснулся нёба. Кэтрин запустила пальцы в его полосы и качнулась ему навстречу, чувствуя, как движется в ней его твердая плоть. Она металась, стонала, обхватив его шею, пока он, придерживая ее за бедра, вновь и вновь входил в нее.

Через несколько минут она взметнулась за грань сознания, в блистающий мир с алмазными звездами, мир безграничной радости.

Доминик последовал за ней в этот мир, выбросив в нее семя. Кэтрин вдруг поняла, что страстно хочет одного: чтобы семя его дало в ней росток, чтобы ребенок, которого она родит, был бы от него, а не от кого-то другого.

Кэтрин не замечала, что плачет, пока Доминик не стал вытирать ее слезы.

— Не надо, — прошептал он. — Не плачь.

— Я не плачу, — ответила она. — Я никогда не плачу.

Доминик прижал ее к себе, баюкая как ребенка, а она, словно маленькая девочка, уткнулась носом в его плечо. Так они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, мечтая о том, чтобы эти последние мгновения никогда не кончались. Между тем ночь вступала в свои права: где-то ухнула сова, в пруду заквакали лягушки, застрекотали кузнечики. Прощальные аккорды оркестра напомнили им о том, что их время заканчивается.

— Если бы я мог, я женился бы на тебе, — шептал ей на ухо Доминик. — Но я не могу.

Кэтрин ничего не сказала.

— Я обещал своей матери. Я поклялся себе самому. Я не дам ему победить.

Кэтрин молча встала с его колен и поправила юбки.

— Это не значит, что мне нет до тебя дела.

Кэтрин пристально посмотрела на него, увидела муку в черных прекрасных глазах и прижала к груди его голову.

— Делай то, что велит тебе долг.

— Кэтрин…

— Мне пора. Будем считать, что нам это приснилось.

Доминик вздрогнул. Да, впереди много ночей, много снов, в которых она будет звать его и никогда не сможет дозваться. Впереди одиночество. И пустота.

— Мой брак с Литчфилдом поможет решить… непредвиденные проблемы, — с напускной легкостью заявила Кэтрин. — Так что насчет этого можешь не волноваться.

Как он хотел бы сейчас получить нож в спину!

— Он сделал предложение?

— Пока нет, но скоро сделает.

— Могла бы подыскать мужа получше. Желающих вполне хватает.

— У тебя кто-то есть на примете? — с сарказмом поинтересовалась Кэтрин. — Может, Стоунлей? Он ведь твой друг. Можешь предложить ему?

Стоунлей в постели Кэтрин. Доминику стало противно.

— Рэйн едва ли предоставил бы тебе больше свободы, чем я. Возможно, Литчфилд — действительно лучшая партия. Как только ты родишь ему сына, он окружит себя любовницами — если это то, чего ты хочешь.

— Именно этого я и хочу, — сказала Кэтрин.

— Возможно, после того, как ты выйдешь замуж, нам будет проще…

Целый год Литчфилд будет наслаждаться прелестями жены. У Доминика судорогой свело мышцы.

— Возможно, — эхом откликнулась Кэтрин, но Доминик знал, что она никогда не согласится стать его любовницей. Она останется верна мужу до конца своих дней. И не важно, будет ли она любить этого Литчфилда или нет. Но к Доминику Кэтрин не вернется никогда.

— Тебе лучше идти, пока тебя не хватились.

— Да.

— Я обещал Мэйфилду, что поеду с ним на охоту, поэтому уехать раньше завтрашнего вечера не могу. Обещаю, что не встану у тебя на пути.

— Так будет лучше.

Кэтрин поцеловала его в щеку. Никогда прощание не было столь тягостным.

— До свидания, мой цыганский любовник. Я никогда тебя не забуду.

Кэтрин повернулась, но Доминик поймал ее за руку.

— Кэтрин…

— Не надо, прошу тебя.

С этими словами она побежала вниз по тропинке. Доминик смотрел ей вслед. Сердце его разрывалось. Она нужна была ему, но он не мог взять ее, не мог, если хотел оставаться мужчиной в собственных глазах.

Доминик сидел, глядя в пустоту. В душе бушевала буря. Он разрывался между любовью, чувством вины и чувством долга. Он не может нарушить клятву, но он безумно любит Кэтрин! «Кэтрин, — думал он, — зачем я только тебя встретил! Если бы все было по-другому. Если бы ты была другой».

Но она не была другой. Страстная красавица, но решительная и несгибаемая. Женщина, которую он уважал, желал сильнее всех других, женщина, которой он не мог обладать.

Казалось, что даже из могилы отец насылает на него боль.

Доминик невидящим взглядом смотрел туда, куда ушла Кэтрин. Он уже тосковал по ней.

Он провел рукой по волосам и вздохнул. Не надо было идти на поводу у своего желания. Не надо было брать ее вот так. Это было несправедливо по отношению к Кэтрин и несправедливо по отношению к самому себе.

Как могло случиться, что женщина смогла сломать его жизнь?

Послышался шорох. Доминик насторожился. Что это? Мужской грубый голос произнес что-то хриплым шепотом, а затем сдавленно вскрикнула Кэтрин.

Доминик уже мчался по тропинке. Сердце его бешено колотилось. Повернув за угол, он увидел, что Кэтрин отчаянно борется с мужчиной в маске из грубого хлопчатобумажного чулка с прорезью для глаз. Негодяй тащил ее в кусты.

Одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, Доминик яростно набросился на насильника. Ухватившись за холщовую рубаху, Грэвенвольд ударил его изо всех сил. Неизвестный упал. Доминик стал бить негодяя ногами. И тут из темноты появился второй. Что-то блеснуло у него в руке. Пистолет… И в тот же миг острая боль пронзила висок Грэвенвольда.

— Доминик! — в ужасе закричала Кэтрин, бросившись к оседавшему на землю Доминику.

— Беги, — выдавил он, — им нужна ты!

Боль разрасталась, пульсировала, перед глазами его поплыли круги, сознание начало меркнуть. Из последних сил Доминик сделал шаг ко второму нападавшему. Перед меркнущим взором Доминика встало видение: Кэтрин, вооруженная садовыми ножницами, которыми она размахивает над головой, как дубиной.

— Черт, — пробормотал второй, оказавшийся между двух огней — с одной стороны Доминик, пусть раненый, но все же еще на ногах, с другой — Кэтрин, с острыми ножницами.

— Что-то мне не хочется превратиться в силос, — пробурчал громила и бросился наутек. Первый, в маске, вскочил и помчался вслед за товарищем.

Доминик покачнулся и упал бы, если бы Кэтрин не бросилась ему на помощь.

— Доминик, — шептала она, обнимая его. — Ты жив?

— Какого дьявола ты не послушалась меня? — Доминик прижимал ладонь к ране на виске. Кровь струйкой текла по руке.

— Я не могла оставить тебя!

Если бы голова не болела так сильно, он бы улыбнулся.

• Предыдущая
• 50/74
• Следующая