Цыганский барон - Мартин Кэт - Страница 73

• Предыдущая
• 73/74
• Следующая

Через несколько минут экипаж приехал на Ганновер-сквер, Доминик помог сойти Кэтрин. Рука об руку они вошли в дом. Горел камин. В гостиной на столике стоял поднос с холодной закуской, мясом, сыром и вином. Доминик успел послать сюда весточку, чтобы к их приезду все было готово.

Сонный привратник принял у них одежду и удалился. Кэтрин обратилась к мужу:

— Я понимаю, день у нас обоих выдался трудным, и все же нам надо поговорить. Прости меня за все неприятности, что я тебе причинила и… давай кое-что обсудим.

— Ты права, любовь моя, мы непременно поговорим, но… не сегодня. Не после всего, что тебе пришлось пережить. На сегодня довольно уже того, — с мягкой улыбкой закончил Доминик, — что ты в безопасности и мы вместе.

Что-то в нем изменилось. Из глаз исчезло выражение загнанного зверя. Он казался ближе и доступ-пес, он вновь стал таким, каким она встретила его тогда, в таборе.

— Что с тобой, Доминик? — спросила Кэтрин. — Ты не заболел? Ты странно себя ведешь.

Доминик блеснул белозубой улыбкой. Той самой, от которой у Кэтрин всегда замирало сердце.

— Моя жена ждет ребенка. Что может сильнее повлиять на мужчину?

— Ты знаешь? — испуганно воскликнула Кэтрин.

— Я знаю и очень этому рад. Спасибо тебе, любовь моя, — добавил он, крепко целуя жену в губы.

Не дав Кэтрин опомниться, Доминик подхватил се на руки и понес наверх, в спальню, перескакивая через ступеньки.

— Что… что ты делаешь? Куда ты меня тащишь?

— В постель, жена моя, в свою постель, чтобы довершить то, что было начато. Хотя, похоже, дело уже сделано и так, — хитро улыбаясь, сказал Доминик и нежно поцеловал жену в лоб.

У дверей спальни Доминик, вдруг вспомнив о чем-то, стал серьезным.

— Я знаю, почему ты уехала, — сказал он. — Я знаю, что ты боялась, что я могу причинить ребенку вред.

— Ты был таким чужим, таким неласковым, — тихо сказала Кэтрин. — Я не знала, чего от тебя ждать.

— Я вел себя как безумец, но рано или поздно я должен был прийти к решению. Видит Бог, как мне стыдно.

— Я видела, что ты настроен против наследника. Когда тот человек зашел ко мне в комнату, я подумала, что это ты. Я думала…

Доминик побагровел.

— Что?

— Я увидела его волосы, такие же черные и вьющиеся. Он был высоким и широкоплечим…

Доминик прижал ее к себе.

— Не смей больше говорить об этом. Мне страшно думать, что я заставил тебя так страдать.

— Но когда я увидела его руки, — сказала Кэтрин, уткнувшись лицом Доминику в плечо, — когда я догадалась, что это не ты, в тот самый миг я поняла, что уехала зря, что ты никогда бы меня не обидел.

Доминик прижал ее крепче.

— Ты даже не представляешь, как я сожалею о том, что говорил тебе и что сделал. Если бы я смог все изменить, но, увы… Со мной жить нелегко. Я собственник и эгоист, и характер у меня не сахар, но в тебе — вся моя жизнь. Мое сердце принадлежит тебе. Ты для меня — все, и тебя я не смогу обидеть никогда в жизни, поверь.

— Доминик, — сквозь слезы прошептала Кэтрин.

Он заглянул ей в глаза так, будто смотрел в самую душу, с любовью, с заботой, с нежностью.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Моя любимая, я так сильно тебя люблю.

Усадьба Грэвенвольдов. Октябрь 1806 года

За окнами холодный осенний ветер раскачивал ветки, срывая пестрые листья. В спальне горел камин. Лежа в постели, Доминик смотрел, как кружатся в воздухе огненные листья кленов, своим цветом так напоминавшие волосы женщины, теплой и нежной, той самой, что сладко спала рядом с ним.

Ветка ударилась о стекло, и один из багровых листьев блеснул в утреннем солнце. Доминик погладил жену по голове, осторожно убрал прядь со щеки спящей. Рука его привычно скользнула вниз, к полной груди с мягкими темными сосками. Ленивыми движениями Доминик принялся ласкать грудь, пока соски ее не превратились в твердые острые пики.

Кэтрин, словно угадав его желание, во сне притиснулась к нему поближе. Доминик коснулся ее чуть округлившегося живота. С каждым днем Кэтрин понемногу полнела, ребенок рос в ее животе. В другом мужчине беременная женщина едва ли вызывала бы такое желание, но Доминик хотел ее по-прежнему страстно, хотел всякий раз, когда смотрел на нее. Для него она была прекрасна, сейчас даже лучше, чем прежде — она казалась более женственной.

Прислушиваясь к ее ровному дыханию, он нагнулся над ней, нежно поцеловал в затылок. Кэтрин шевельнулась, прижавшись к нему еще ближе, чуть приподнимая колени, упираясь ягодицами ему в пах так, чтобы получше прочувствовать прикосновение его горячей восставшей плоти.

Доминик застонал. Надо было разбудить ее, поцеловать, прошептать ей слова любви, но он ничего не мог с собой поделать. И все же, когда он вошел в нее, он почувствовал, что она уже вполне готова.

— Ах ты, лиса, — прошептал он ей на ухо, теперь он знал, что она уже давно не спит и хочет его не меньше, чем он ее.

Кэтрин блаженно улыбалась, наслаждаясь его лаской. Захватив мочку уха губами, поиграв с ней, он стал целовать ее шею и плечи. Опустив ладони ей на бедра, он чуть приподнял ее.

— Как мне хорошо у тебя, — прошептал он.

Еще немного, и толчки его стали сильнее, он сжимал ее ягодицы, и она помогала ему, двигаясь навстречу каждому его толчку. Он чувствовал, как подступает волна наслаждения, но старался сдержать себя. Совсем скоро и в ней возникла та же горячая волна страсти, и когда она задрожала в его объятиях, когда она выкрикнула его имя, Доминик позволил себе разрядку, и она пришла — в головокружительной сладости, в горячей волне, бегущей по телу. Он обнял ее, благодарный за то тепло, за то ощущение радости и покоя, которое она дарила ему.

Они могли бы поспать, а затем вновь заняться любовью. Но в дверь постучали, и с этой надеждой пришлось расстаться. Недовольно бурча, Доминик натянул одеяло.

На пороге стоял Персиваль.

— К вам посетительница, ваша честь. Леди утверждает, что она ваша мать.

— Мать? — Доминик вскочил.

— Перса здесь? — переспросила Кэтрин. За все эти годы Перса ни разу не приезжала в Грэвенвольд. Неужели она проделала весь этот путь, только чтобы повидаться с сыном? Могла ли Перса прийти в места, которых избегала столько лет?

— Пригласи ее в малый салон. Я сейчас спущусь.

— Не торопись, — сказал Доминик, обращаясь к Кэтрин. — Оденешься, приходи к нам. Вместе попьем какао с пирожными.

Кэтрин кивнула. Ей не надо было объяснять, что Доминик хочет побыть с матерью наедине. Он не был уверен, что Перса захочет встречаться с его женой. Кроме того, он не был уверен, что гостья — в самом деле его мать.

Заправив бриджи в начищенные до блеска сапоги, надев свежую льняную рубашку и зеленый камзол,

Доминик торопливо спустился вниз. Перса сидела на диване спиной к нему. Услышав шаги, она встрепенулась, словно птичка, и золотые монеты на запястьях и в волосах зазвенели. Блуза ее была богато украшена блестками, а худенький стан опоясывал широкий красный кушак.

Она сидела на краешке дивана, с любопытством оглядывая окружавшие ее предметы. Потянувшись к фарфоровой изящной статуэтке, Перса в последнее мгновение отдернула руку, словно побоявшись неосторожным движением разбить ее.

Да, Перса действительно очень напоминала птицу, печальную красивую птичку, запертую в золотой клетке. Казалось, она ищет выхода из этой клетки, ждет, когда дверцу наконец распахнут и выпустят ее на волю.

— Рад тебя видеть, мама, — сказал Доминик, подходя к матери.

Перса улыбнулась. Доминик обнял мать и спросил, все ли у нее в порядке.

— Да, да. Все идет своим чередом. Позволь мне посмотреть на тебя, сыпок, — сказала Перса, отступив на шаг.

Мать пристально оглядела его с головы до ног: прекрасно сшитый костюм и начищенные сапоги, белоснежный воротничок тонкой рубашки. Нежная улыбка тронула ее губы.

— Ты видишь, я была права. Ты — его сын, как это было ясно с самого начала.

• Предыдущая
• 73/74
• Следующая