Гнев и радость - Блейк Дженнифер - Страница 74
- Предыдущая
- 74/84
- Следующая
Размышляя об этом, о Саммер и Рее, о Жан-Пьере и Алисии, Джулия с удивлением осознавала, что она совсем неправильно думает о своем фильме. Это история, как она ее себе представляла, о молодой девушке, начинающей жить и думать о себе. Ее едва ли не доводит до смерти то, как по-разному любят ее отец и мать, насколько по-разному они живут. В конце концов, она противостоит им обоим, при этом происходит переоценка их жизни.
В этом отношении все было правильно. Но история, которую на самом деле поведала Джулия, была не о становлении характера. Она касалась взаимоотношений отцов и дочерей. Она говорила о любви, которая дает уверенность в своих силах вместо зависимости, о любви, помогающей раскрыться другой личности, а не требующей повторения себя.
В этом случае финал, который она рисовала в своем воображении, был неправильным. Алисия не должна убегать из больницы. Джулия поняла, что всеми силами стремится к трудному пути для нее. Это означало, что нужно принимать решение и его должна принять не Алисия. Решать должен Жан-Пьер. Это была его самая большая любовь, поэтому он должен принести жертву. Иного выбора не было.
Это означало, что сцена в больнице решающая, Она не должна быть слезливой или сентиментальной, даже не слишком продолжительной. Она должна стать красивой и нежной под внешней грубостью, может быть, с юмором, но обязательно должна потрясать сердца зрителей.
Ей необходимо рассказать все Буллу. Мысли приходили стремительно, надо было занести все на бумагу, чтобы не забыть. Потом ей потребуется компьютер, чтобы начать записывать и переписывать. Им обоим многое нужно сделать, если они снова начнут завтра снимать сцену в больнице.
Вдруг ее осенило. Руководит не она, руководит Булл. И он может иначе понять сцену.
О, но он поймет, он должен понять, он ее отец.
И наблюдая за игрой теней на летней траве, Джулия поняла — этот фильм, ее фильм, был не просто о дочери и отце. Он был о ней и Булле.
Там, конечно, не было ничего из ее жизни, но было много ее детских грез, ее надежд и даже ее нынешних страхов. Когда она была маленькой, когда она страстно любила свою мать, она утешала себя тем, что лелеяла мечту об отце. Он так любит ее, что придет и выручит, украдет ее, храбро преодолевая все опасности, чтобы быть рядом с нею. В этой мечте мать всегда стояла на пути, не давая ему приходить. Но Булл не оправдал ее мечтаний, или так ей казалось, он ясно дал ей понять, что не любит свою дочь или недостаточно, любит ее. Он так и не пришел за ней.
Почему-то эта измена была в ее представлении связана с тем, что он изменил ей и ее матери с другой женщиной. В самом деле, она никогда не простила его за это, даже после того, как стала жить с ним. В глубине души она таила досаду на него. Более того, она никогда ему не доверяла — боялась еще одного предательства.
Чем больше она об этом думала, тем сильнее ей казалось, что ее страхи — частичная причина расстройства, которое она испытала после известия о возможности совместной работы над фильмом «Болотное царство». Она не поверила его словам, что он хочет только работать с нею, а не занять ее место. И она оказалась права. При первом удобном случае он вмешался и взял инициативу. Это было еще одно предательство, доказавшее, как мало он заботился о ней, как мало любил ее.
Или здесь было что-то другое?
Она ведь не дала ему возможности объяснить.
— Дорогая, почему ты сидишь здесь с таким унылым видом? У тебя голова болит?
Это была тетя Тин, пришедшая навестить ее. Она опустилась рядом в кресло-качалку — на минутку отдохнуть. Джулия улыбнулась ей с благодарностью за заботу. Она покачала головой в ответ, потом сказала, что она думает о Булле и фильме, о том, как он отстранил ее, и разрешит ли продолжить работу.
Когда она замолкла, тетя Тин еще некоторое время сидела в кресле возле качелей. Ее хорошее доброе лицо с морщинами выражало умную сосредоточенность.
— Ты думаешь, твой отец взял работу для себя? Может быть, такое случается. Папа-аллигатор, когда он голоден, с улыбкой съедает своего новорожденного малыша, если тот не успевает убежать от гнезда к воде. Но люди, в большинстве своем, более человечны и заботливы. Мне кажется, ты должна, по крайней мере, поговорить с ним.
Джулия кивнула:
— Я тоже так решила. Считаю, что никого не могу обвинять, кроме себя, в том, что со мной произошло.
— Но, дорогая, как ты можешь знать, кто хотел тебя убить? Не говори глупостей.
— Но ведь была же и смерть Стэна, — печально произнесла Джулия.
— Это очень плохо, — ответила пожилая женщина ворчливым тоном. — Все эти смерти, и убийства, и люди на болоте, которые не причастны. Это все из-за наркотиков. Самое худшее в том, что молодые люди соблазняются этими испорченными деньгами, несущими фантазии; они так легко умирают, эти молодые.
Джулия спросила:
— А вы думаете, наши трудности на месте съемок связаны с торговлей наркотиками?
— Трудно понять, дорогая, но, из-за чего еще можно убивать на болоте? Несколько шкур аллигаторов за сезон? Нет, нет.
— А я думала, это тайна, молчу об этом, потому что боюсь, что эти известия повлияют на мой фильм. Я ужасно Испортила все дело.
— Полиция всегда знала об этой возможности; она ведет борьбу с помощью специальной службы. Что бы ты им ни сказала, это не имеет значения.
— Возможно. Но в самом деле, мне кажется, что все, к чему я прикасаюсь, получается не так, как надо.
— Тебе так кажется, потому что ты неважно себя чувствуешь. Завтра все изменится.
— Я так не думаю, — проговорила Джулия, покачав головой.
— Тогда есть только одно, что ты можешь изменить, — просто предложила пожилая дама. — Это похоже на то, как ты готовишь суп из стручков бамии. Достаешь из кастрюли то, что туда положила. Ты можешь приправить блюдо любовью или ненавистью, надеждой или страхом, это твой выбор. Если что-то, плавающее сверху, тебе не нравится, утопи это или выброси — глупо оставлять в тарелке и жаловаться на вкус. Самое главное — наслаждайся едой. Это цель.
— Мне кажется, — заметила Джулия, — я обожглась на этой кастрюле. Вы думаете, я смогу начать сначала?
— Обязательно, — ответила тетя Тин. — Именно так поступают хорошие хозяйки, пока не сделают все хорошо. Это напоминает мне о том, что я должна идти на кухню и следить за своей едой. Саммер смотрит за ней, но ведь она не знает, что надо делать.
Джулия долго сидела спокойно, после того как тетя Тин вошла в дом. Она наблюдала, как павлин расправ-ляет свой хвост в косых лучах солнца, вдыхала аромат жареного лука, сельдерея, копченого мяса и куриного бульона, доносящиеся с кухни, и вспоминала, что сказала тетя Тин. Она размышляла о том, что осталось недосказанным, ощутив тонкий намек тетушки на то, что людские жизни дороже кино.
Булл, Рей, Офелия — никто из них не был похож на убийцу. Почему так трудно представить виноватыми людей, которых она знала? Она не считала себя наивной, и все же почти невозможно вообразить их бесчестными, с ножом в руках или стреляющими из пистолета. Тем не менее кто-то убил двоих и пытался убить ее.
Они хотели убить Саммер. Возможно, в этом разгадка. Все другие убийства могли иметь хоть какую-то причину, но какой смысл был угрожать Саммер? Какая могла быть от этого выгода?
Возможно, Саммер знала, видела или слышала что-то, что не могла понять сама, но убийца боялся, что она может рассказать это кому-то. Саммер — не по годам развитой, любознательный ребенок, она могла обратить внимание на то, что не предназначалось для ее глаз.
Саммер. Если она действительно что-то знает, то она по-прежнему в опасности. Джулия сосредоточенно и мрачно думала об этом, глядя, как наступают сумерки. Ей следует поговорить с девочкой.
Ей нужно расспросить других. В глубокой трясине ее мыслей что-то беспокоило ее, что-то подсказывало ей, что она должна услышать вновь то, что забыла. Она не сможет отдыхать, пока не вспомнит этого.
Она все еще не могла припомнить те минуты перед выстрелом. Возможно, тогда и прозвучали эти слова. Рей был там, — это все, что она знала. Она спросит у него, о чем они тогда говорили. Может быть, он поможет ей вспомнить.
- Предыдущая
- 74/84
- Следующая
