Любовь и дым - Блейк Дженнифер - Страница 27
- Предыдущая
- 27/94
- Следующая
— Не забывайте, что у меня есть Джош. Когда мальчик рос, он очень нуждался в отце, а в этом качестве Эдисон не так уж плох.
— Но мальчик давно вырос.
— Развод причинил бы большой ущерб карьере Эдисона. У него сейчас такие хорошие шансы стать губернатором, вы сами это признали. Я не хочу брать на себя ответственность за провал кампании, который произойдет непременно в случае развода.
— На мой взгляд, именно поэтому он должен обращаться с вами мягко. Не пойму, о чем он думает, когда ставит вам синяки!
— Не знаю… А потом еще надо посмотреть, как воспримет Эдисон мое решение о разводе. Он не сдастся без борьбы. И я боюсь, все это выльется в нечто… в нечто отвратительное. Большинство адвокатов, которых я знаю, являются его друзьями, коллегами или политическими единомышленниками. Мне было бы очень трудно найти специалиста, который смог бы защитить мои интересы, кому бы я доверилась и до кого не добрался бы Эдисон.
— Но, как я вижу, вы, по крайней мере, уже обдумывали возможность расторжения вашего брака.
— О, да! Я много об этом думала. — Она грустно взглянула на него. — Есть и еще один важный момент. Я воспитана в католических традициях, и хотя после замужества Эдисон стал настаивать на том, чтобы я посещала протестантскую церковь и мне пришлось отойти от католичества, уроки о священной природе супружеского обета, преподанные мне еще в детстве, не забылись. Даже для нерелигиозного человека супружество и семья — это нечто особенное. Они порождаются любовью или близким к ней чувством, но не уничтожаются с угасанием этих чувств. Они даются человеку на всю жизнь. По-моему, расторжение брака, раскол семьи — подобно убийству. Я никогда не чувствовала себя способной начать бракоразводный процесс по собственной инициативе.
Он нежно коснулся подушечками пальцев синяка на ее руке.
— Вы сделаете все, как сочтете нужным. Все к лучшему. Прошу прощения за вторжение в вашу личную жизнь, прошу прощения за свое идиотское любопытство.
— О нет, что вы! — пробормотала она, не сознавая смысла того, что говорит. Его забота и понимание были бальзамом на ее душевные раны. Зачем же отказываться от лечения, которого давно ждала?..
— Если я когда-нибудь смогу чем-нибудь помочь вам, дорогая, не стесняйтесь, дайте мне знать.
Слезы застилали ей глаза. Она, пожалуй, позволила бы им упасть на лицо и возвестить о ее слабости, если бы вдруг не почувствовала электрическое тепло его пальцев, прикасавшихся к ее коже. Она почувствовала какое-то благодарное чувство. Как будто какая-то ее часть изменилась. Это было беспокоящее ощущение, и она не была уверена в том, что оно ей нравится.
— Вы феноменальный человек, — проговорила она, глядя не в его лицо, а на их соприкоснувшиеся руки. — Такой добрый.
Он отпустил ее.
— Что вы! Какой я добрый?! Послушайте Риву. Она уж скажет вам непременно, что я дикий эгоист. Причем обладаю эгоизмом особой разновидности. Понимаете, мне кажется, что я обязан помогать всем, кто ни пройдет мимо меня в жизни.
— Какой же вы эгоист?.. Никогда не поверю.
Он пожал плечами:
— Возможно, это чистая правда. Не знаю… Просто я люблю людей и не могу равнодушно смотреть на их боль.
— Наверное, кто-то пользовался вашей добротой в своих целях.
— Такое случалось, но ведь я тоже не простофиля. По крайней мере, мне так кажется. Я знаю людей. Я также знаю, что многим из них просто нужно дать шанс. Я надеюсь на лучшее и, как правило, получаю подтверждение своих надежд.
Анна вспомнила, что почти так же порой говорил Эдисон, впрочем, он говорил, скорее, о вещах, чем о людях. Дант очень отличался от ее мужа. Это были совершенно разные люди. Начать с того, что Эдисон был светловолосым, а Дант брюнет. Эдисон всегда казался ей башней из-за своего огромного роста, а Дант был выше ее всего на каких-то три или четыре дюйма, поэтому смотрел на нее как на равную. Эдисон говорил по преимуществу о себе и своих проблемах, в то время как интерес Данта был обращен на собеседника. Эдисон любил подмечать в людях их слабости, Дант — достоинства.
Но Эдисон был ее мужем, да и утро уже давно закончилось.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Да, разумеется, — ответил Дант и дал знак официанту. — Я довезу вас до отеля.
— Нет, прошу вас, не стоит, — запротестовала она. — Я пройдусь пешком.
— Вы-то пройдетесь, в этом я не сомневаюсь, а тот бронзовый паренек? Он пойдет рядом с вами или все-таки придется взвалить его на плечи? В таком случае, боюсь, он покажется несколько тяжеловатым.
— Это не «бронзовый паренек», как вы говорите, а произведение высокого искусства! — ответила Анна на колкость Данта с шутливым возмущением.
— Тем более, — улыбаясь, сказал он. — Не надо рисковать и тащить его по улицам у всех на глазах без охраны. Не спорьте, я доставлю вас и его прямо до дверей отеля, перепоручу плечистому швейцару и откланяюсь. Надеюсь, швейцар ни разу не уронит вашего красавца по пути в номер.
Она с облегчением поняла, что он вовсе не напрашивается к ней в госги. Через мгновение она поймала на себе его взгляд, поняла, что он догадался о ее переживаниях, и ей стало ужасно стыдно.
Дант заплатил по счету. Когда они выходили из ресторана, он сказал:
— Все забываю спросить: а что вы собираетесь делать с этим вашим маленьким бронзовым человечком?
— Это херувим, — поправила она. — У меня дома есть оранжерея. Я уже выбрала там для него местечко. Под карликовой пальмой… Знаете, такие викторианские деревца? Очень жалею о том, что у меня нет дворика, какие можно увидеть здесь, во французском квартале. Они просто восхитительны!
— В самом деле? Вы так считаете?
Он, кажется, что-то задумал, открывая дверцу машины и помогая ей сесть.
— Они кажутся такими удаленными от жизни, такими скрытыми… Будто оазисы райских кущ, где предаются удовольствиям.
— Ого! — пробормотал он как бы для себя, садясь на место водителя. — Это самое провокационное заявление из всех, что я слышал от дам!
Краска прилила к ее лицу.
— Я не имела в виду…
Улыбка тронула край его губ.
— Знаю, дорогая. Кстати, вам приходилось хоть раз заглядывать в подобные дворики?
— Только в те, которые являются частью ресторанов. В «Бреннане» или во «Дворе двух сестер».
— Это все не то. Вот у моей квартиры дворик так дворик!
Он ждал. Его рука, державшая ключ, вставленный в зажигание, замерла. Анна широко раскрытыми глазами смотрела на него и не могла пробиться сквозь бездонную черноту его глаз. В ее душе вертелись вполне понятные подозрения. Она жалела о том, что не знает точно, что у него на уме, и вынуждена только догадываться. Никогда прежде не попадала в жизни в такие щекотливые ситуации с мужчинами, в которых могла бы набраться опыта.
Усилием воли она отбросила все неприятные мысли. В выражении лица Данта не было ничего, что могло бы служить им подтверждением. Он ведь понял, что она ничего такого не имела в виду, когда с ее уст сорвалась реплика о предрасположении внутренних двориков к удовольствиям… Она должна поверить ему, иначе кому тогда вообще верить?
Анна с усилием улыбнулась.
— Я бы очень хотела посмотреть ваш дворик.
Он располагался за домом, на одной из тех боковых улочек квартала, куда так боялась заглядывать Анна. Дант называл свое жилище квартирой, потому что жил только на втором этаже дома, а первый использовал под офис. Но это был настоящий особняк. С большим балконом, с резными железными перилами и такими же резными дверями. На окнах — толстые деревянные ставни. Причем не декоративные — они на самом деле открывались и закрывались. На доме прикреплена бронзовая дощечка, которая извещала, что это памятник истории и архитектуры. Для того чтобы попасть во внутренний двор, необходимо было пройти через высокие и солидные двери, врезанные в кирпичную стену, затем вдоль по выложенному плиткой проходу-коридору с папоротниками и импатьенами.
Дант проводил Анну до дворика, а сам ушел искать экономку, чтобы попросить ее приготовить им кофе. Она видела, как он прошел под верхнюю галерею, которая огибала весь дом, затем поднялся по лестнице на эту огороженную резными перилами прекрасную смотровую площадку. Спустя минуту она услышала сверху голос жен-шины, которая весело на что-то согласилась.
- Предыдущая
- 27/94
- Следующая
