Обнимай и властвуй (Черное кружево) - Блейк Дженнифер - Страница 52

• Предыдущая
• 52/88
• Следующая

Лежа на койке и глядя на раскачивающийся фонарь, Фелиситэ неожиданно задумалась, почему Ашанти, решившая спасти ее от Валькура, не проделала с Морганом то же самое. Ответ казался очень простым. Ашанти, как бы она ни переживала из-за того, что ее хозяйка стала жертвой насилия, вовсе не испытывала такой ненависти к ирландцу.

Утро, забрезжившее наконец серым светом, не принесло облегчения. Шторм, словно одержимый местью и злобой, трепал их весь день и следующую ночь, показавшейся бесконечной адской мукой.

На третий день море по-прежнему оставалось бурным, а на горизонте все так же громоздились тучи. Они потеряли стеньгу, им пришлось спустить за борт плавучий якорь. Сквозь обшивку во многих местах сочилась вода, которую приходилось откачивать помпами круглые сутки. Тем не менее судно, на их счастье, оставалось на плаву, словно затычка от винной бочки. В обложенном кирпичами очаге снова развели погасший во время шторма огонь, и матросы сгрудились вокруг него, чтобы насладиться горячей пищей и глотком рома, прежде чем опять начать трудиться над спутанным такелажем, поврежденными швами обшивки и над мокрыми парусами.

Валькур, как узнала Фелиситэ, смог съесть немного отварного мяса и бульона. Ночью в тучах образовался прогал, и в нем заблестели звезды, свет которых отражался на поверхности воды. Капитан тут же поднялся на палубу с секстаном. После необходимых вычислений он убедился, что судно благодаря смене направления ветра не настолько отклонилось от намеченного курса, как можно было ожидать — словом, их плавание продолжалось.

Фелиситэ стояла у перил, подставив лицо теплому влажному бризу. В надетом поверх сорочки жилете ей было немного жарко. На лбу и на спине у нее выступили капельки пота, однако она, похоже, стала понемногу привыкать к морской погоде. Фелиситэ только что отстояла вахту у помпы. Сейчас ей хотелось отдохнуть после физического напряжения, чтобы восстановить силы.

Никто не ждал от нее помощи и не приказывал ей работать вместе с экипажем. Она сама так решила, увидев косые неприязненные взгляды матросов, направленные в ее сторону. В мужском костюме она выглядела совсем неоперившимся юнцом, не старше пятнадцати лет, поэтому на судне мало кто рассчитывал на то, что она станет работать наравне с остальными, однако ей самой следовало проявить инициативу.

— Обожженный солнцем, розовощекий и вдобавок погруженный в мысли. Простите, юный Франсуа, но вы слишком хороши собой для молодого человека.

Обернувшись, Фелиситэ увидела капитана Бономма. Приняв оскорбленный вид, чтобы он не заметил тревоги на ее лице, она положила руку на эфес шпаги Валькура.

— Потом я стану другим, не сомневайтесь.

— Умоляю вас, оставьте шпагу. Я не собирался вас оскорблять, к тому же за последние два дня я слишком устал, чтобы сражаться с вами.

Проговорив это, Бономм окинул Фелиситэ проницательным взглядом, нисколько не уменьшившим ее опасения. Она давно обратила внимание, что он не однажды наблюдал за ней с тех пор, как начался шторм, и теперь постоянно мучилась вопросом, не посвятил ли его Валькур, все еще остававшийся в капитанской каюте, в свою тайну, или, может быть, он проговорился о ней в бреду. Фелиситэ отвела взгляд, устремив его на темно-синее море.

— Я не сомневаюсь, вы хороший фехтовальщик, мсье капитан. И вы, конечно, могли бы показать мне ваше искусство, если бы захотели.

Плечи капитана приподнялись в красноречивом галльском жесте, а в голосе прозвучала чуть заметная насмешка.

— Возможно, я был им когда-то, но с тех пор прошло много лет.

— И тем не менее вы командуете этими людьми. — Она кивком головы указала на расположившихся на палубе, свободных от вахты матросов. Некоторые из них спали, другие — рыбачили, сплетали концы канатов или с сосредоточенным видом вырезали что-то из китовых зубов.

— Хотите, я расскажу вам, как я сделался буканьером, а вы, надеюсь, объясните, как оказались на борту «Ворона» и стали спутником Валькура Мюрата? Это не займет много времени. Будучи младшим сыном в семье, не рассчитывая получить в наследство ни единого су, я благодаря протекции стал королевским мушкетером. Оказавшись при дворе, я обратил внимание на молодую жену одного старого богатого аристократа и регулярно, с немалым удовольствием начал наставлять ему рога. Через положенный срок мой незаконный сын сделался его наследником. В конце концов он все-таки понял, что заставляет его жену радоваться ни, за исключением случая, когда после раздела добычи доля каждого члена экипажа превысит тысячу фунтов товарами. Если кто-либо лишится на службе одной из конечностей или станет инвалидом, он получает из общей казны восемьсот долларов; в случае других увечий ему выдается меньшая сумма, размер которой зависит от их тяжести. Десятое: капитан и квартирмейстер получают по две доли с каждого захваченного приза; парусный мастер, боцман и пушкарь — полторы доли; прочие офицеры — одну с четвертью; матросы — одну. Эти несколько законов представляют собой своеобразный кодекс чести, впрочем, вам вряд ли придется им руководствоваться.

— Квартирмейстером, насколько мне известно, является Валькур. Но вы, кажется, сказали, что на «Вороне» есть и другие офицеры?

— Совершенно верно, хотя я не могу упрекнуть вас в том, что вы не сумели отличить их от остальной команды. Мюрату как квартирмейстеру принадлежит право решающего голоса. Он единственный, кто может приказать высечь кого-нибудь плетью; здесь, как по закону Моисея: сорок ударов минус один. Кроме того, он первым поднимается на борт захваченного приза и решает, что следует взять для нужд экипажа. Согласно теории капитан должен выступать в роли боевого командира, обладающего абсолютной властью во время погони и сражения, в то время как вести судно и распоряжаться постановкой парусов обязан парусный мастер. Однако на практике мне приходится разделять командование с Валькуром, а самому одновременно исполнять менее важные обязанности. Не исключено, что экипаж вскоре может решить, что я недостоин им командовать, и сместить меня с должности. Однако я в этом случае не буду роптать. Дни буканьеров сочтены. С каждым годом остается все меньше портов, все меньше мест, где нас еще принимают; за нами охотятся все больше кораблей испанской береговой охраны, а суда, которые мы пытаемся захватить, все чаще оказываются вооруженными немалым количество хороших пушек. Мне еще повезло, я пока остаюсь жив и здоров, если не считать изматывающих приступов малярии. Я не жалуюсь на зрение и разум, хотя мне иногда приходит вголову, что я слишком долго испытываю терпение Господа Бога. Вероятно, этому пора положить конец.

— И чем же вы будете заниматься? — поинтересовалась Фелиситэ.

— Кто знает? — Капитан улыбнулся. — Впрочем, хватит обо мне. Вы собирались рассказать, как очутились у нас на борту.

Фелиситэ на мгновение почувствовала себя неловко. Но пока она обдумывала, что ответить Бономму, над головой у них раздался протяжный крик:

— Земля! Земля по правому борту!

Обернувшись, они увидели на горизонте темное пятно, напоминавшее низкую штормовую тучу зеленоватого оттенка. Фелиситэ нахмурилась.

— Что это за земля? Я рассчитывал, что мы не увидим ее, пока не доберемся до Франции.

— До Франции? Как прикажете понимать ваши слова, Франсуа Лафарг? Мы приближаемся к месту нашего назначения, единственному, куда мы могли пойти, покинув Миссисипи.

— Но, конечно… — начала было Фелиситэ.

— Не знаю, на что вы рассчитывали, мой юный друг, или куда собирались отправиться, но перед нами находятся острова Тортуга, порт, где «Ворону» предстоит бросить якорь, одно из последних убежищ для тех, кто ходит под черным флагом.

Тортуга, или Черепашьи Острова представляли из себя три не слишком больших участка суши, вытянувшихся в цепочку. «Ворон» бросил якорь на центральном из них в удобной, защищенной от ветра бухте. Этот остров, известный как Большой Кайман, что на карибском наречии означало гигантскую ящерицу-игуану, которые водились здесь в изобилии, раскинулся перед глазами, словно маленький рай с колышущимися на ветру пальмами, песчаными пляжами и сине-зеленым морем. Он походил на изумруд в окружении белоснежных кружев, приколотый на платье бирюзового цвета. Неподалеку от порта располагалось какое-то поселение, отдаленно напоминавшее деревню, где жили преимущественно британцы, однако если у него и было название, его бы все равно никто не смог определить точно. Стоило кораблю войти в бухту, как из беспорядочно разбросанных хижин выбежала целая орава детей всех возрастов, цветов кожи и национальностей. Подплыв поближе, они ухватились за концы, спущенные с носа и кормы люгера, а потом завели перлини за частокол из покосившихся столбов, чтобы корабль мог подтянуться ближе к берегу.

• Предыдущая
• 52/88
• Следующая