Полночный вальс - Куин Джулия - Страница 66

• Предыдущая
• 66/66

– Здесь слишком темно, – попыталась утешить его Персефона. – И потом, ваше внимание было отвлечено. Так что не беспокойтесь на свой счет, милорд. Кроме того, вы первым заметили меня, разумеется, после Белл.

Джон восхищенно покачал головой.

– Вы просто чудо, Персефона. Истинное сокровище. Не знаю, как благодарить вас.

– Вероятно, назвать в ее честь свою первую дочь, – коварно подсказал Данфорд. – Персефона – чудесное имя.

Белл нахмурилась. Имя и вправду было неплохим, но не для ее ребенка. Впрочем… у Белл появилась восхитительная и очень своевременная идея.

– Я так признательна тебе, – произнесла она, взяв пожилую даму за руки, – но не уверена, что появление дочери – дело скорое.

– Почему бы и нет? – лукавая усмешка Данфорда расплылась от уха до уха.

Белл улыбнулась и поцеловала в щеку свою бывшую компаньонку.

– О, Персефона, насчет тебя у меня созрел прекрасный план!

Несколько недель спустя Джон и Белл лежали в постели в Персефона-Парке, безмерно наслаждаясь тишиной и покоем. Белл листала книгу, как всегда перед сном, а Джон перебирал стопу деловых бумаг.

– В своих новых очках ты выглядишь просто великолепно, – вдруг заметил он с улыбкой.

– Ты думаешь? А по-моему, они придают мне хитрый вид.

– Тебе не занимать хитрости.

– Да, но вместе с тем в них я выгляжу серьезнее, правда?

– Может быть. – Джон отложил бумаги на ночной столик, склонился и запечатлел мокрый поцелуй на одном из стекол очков.

– Ну, Джо-о-он! – Белл сняла очки и принялась вытирать их об одеяло.

Джон решительно забрал очки у жены.

– Оставь их в покое.

– Но без них мне не разобрать ни слова…

Джон вынул из ее рук книгу.

– Это тебе не понадобится. – Книга полетела на пол, а Джон накрыл грудь Белл своим горячим телом. – Не пора ли спать?

– Может быть.

– Всего-навсего «может быть»? – он шутливо куснул Белл за нос.

– Я подумаю над этим предложением.

– Весьма надеюсь.

– Перестань насмехаться! – Белл игриво толкнула его в бок. – Я не шучу.

Джон взглянул на ее губы, переполняясь желанием укусить их.

– О чем ты думаешь, дорогая?

– Я по-прежнему жду стихи.

– Что?

– Стихи о любви, написанные тобой.

Джон вздохнул.

– Я сделал тебе самое романтичное предложение, какое когда-либо доводилось получать женщине. Ради тебя я взобрался на дерево. Я встал перед тобой на колено. Зачем тебе нужны еще и стихи?

– Мне необходимо что-нибудь вещественное – такое, что сохранили бы наши правнуки после нашей смерти, чтобы они говорили: «Да, наш прадедушка и вправду любил прабабушку». Полагаю, это не так уж глупо.

– А ты напишешь мне стихи?

Белл минуту обдумывала эту просьбу.

– Попытаюсь, но я не так талантлива, как ты.

– Откуда ты знаешь? Уверяю тебя, мои стихи покажутся тебе отвратительными.

– До знакомства с тобой я терпеть не могла поэзию, а ты всегда любил ее. Значит, можно сделать вывод, что твое мышление поэтичнее моего.

Джон взглянул на жену. Ее лицо в свете свечей сияло любовью и преданностью, и он понял: он ни в чем не сможет ей отказать.

– Если я пообещаю написать тебе стихи, ты пообещаешь мне позволить целовать тебя всегда, когда мне вздумается?

Белл засмеялась.

– Для этого тебе ни к чему мое обещание.

– Нет, я имею в виду – во всех комнатах? Можно ли мне будет предаваться этому занятию в своем кабинете, в твоем будуаре, в зеленой гостиной, и в синей, ив…

– Подожди, подожди, я сбилась со счета, – рассмеялась Белл. – Которая из комнат зеленая гостиная?

– Та самая, в которой стоит синяя мебель.

– Но тогда какая из них синяя гостиная?

Джон потупился.

– Не знаю.

Белл сдержала улыбку.

– Так мне можно целовать тебя там?

– Полагаю, да, но при одном условии – если ты поцелуешь меня немедленно.

Джон застонал от удовольствия.

– Я к вашим услугам, миледи.

Несколько дней спустя Белл проводила послеобеденные часы в своем будуаре, читала и писала письма. Они с Джоном надеялась побывать в Уэстонберте, навестить Алекса и Эмму, но скверная погода нарушила их планы. Белл сидела за столом, глядя, как капли дождя стекают по стеклу, когда в комнату вошел Джон, по-мальчишески засунув руки в карманы.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнула Белл. – Я думала, ты занят бумагами, которые прислал Алекс.

– Я соскучился по тебе.

Белл улыбнулась.

– Можешь принести сюда свои бумаги и читать их рядом со мной. Обещаю, я не стану отвлекать тебя.

Джон поцеловал ее в макушку.

– Само твое присутствие отвлекает меня, любимая. Я не смогу прочесть ни слова. Ты обещала разрешить целовать тебя в любой комнате дома – помнишь?

– Кстати, об обещаниях: ты еще не сочинил стихи?

Джон с невинным видом покачал головой.

– Увы!

– Значит, условия с твоей стороны пока не выполнены. Придется ограничиться поцелуями в верхних комнатах.

– Ты играешь не по правилам, Белл, – упрекнул Джон. – Стихи требуют времени. Думаешь, Вордсворт выдавал поэмы по первому требованию? Вряд ли. Поэты подолгу работают над каждым словом, они…

– Так ты написал стихи?

– Я начал писать, но…

– О, пожалуйста, почитай! – у Белл загорелись глаза, и Джон решил, что в эту минуту она похожа на пятилетнюю девчушку, которой только что разрешили взять еще одну конфетку.

– Ну хорошо, – со вздохом согласился он.

О, как мила она, когда волну волос

Ее подхватит шаловливый ветер,

Иль на щеках румянец вспыхнет ярче роз,

Глаза от искр любви зажгутся светом.

Белл прищурилась.

– Если не ошибаюсь, кто-то написал эти строки за несколько веков до тебя. Кажется, Спенсер. – Она с улыбкой показала мужу книгу, которую только что читала, – «Эдмунд Спенсер. Избранное». – Тебе следовало бы появиться с ними часом раньше.

Джон нахмурился.

– Я сам написал бы их, если бы этот Спенсер не опередил меня.

Белл терпеливо ждала.

– Ладно, будь по-твоему. Я прочитаю тебе собственное творение. Гм… Ее краса подобна ночи…

– Ради Бога, Джон, не повторяй одну ошибку дважды!

– Неужели я ошибся? – пробормотал он. – Значит, это ты уже слышала?

Белл кивнула.

Джон набрал побольше воздуха.

– В Ксанаду Хубилай издал новый указ…

– Ты становишься невыносимым, Джон.

– Ладно, ладно, Белл, я прочитаю тебе чтонибудь свое. Но предупреждаю тебя, это… впрочем, увидишь сама. – Он вытащил из кармана измятый листок бумаги. Со своего места Белл видела, что он испещрен исправлениями и перечеркнутыми строками. Джон откашлялся и взглянул на жену.

Белл ободряюще улыбнулась.

Он вновь откашлялся.

У любимой глаза точно синее небо,

А за нежность улыбки хотелось мне бы

Весь мир отдать ей,

И когда в объятья

Я ее вновь ловлю -

Понимаю, как крепко люблю.

Мой мир, прежде черный, ныне стал солнечным -

Поцелуи средь звезд, ласки днем, танцы в полночь…

Закончив, он смущенно поднял глаза.

– Конечно, над ними требуется еще поработать, но, пожалуй, рифмы мне удались.

Белл не отрываясь смотрела на него, и ее нижняя губа неудержимо вздрагивала. Его строкам недоставало изящества, но все огрехи искупали откровенность и глубина. И если он потратил столько времени, предаваясь занятию, к которому не питал склонности, только потому, что об этом попросила его она, Белл… Не в силах сдержаться, она всхлипнула, и крупная слеза скатилась по ее щеке.

– О Джон! Должно быть, ты и вправду меня любишь.

Джон подошел ближе и поднял ее с дивана, заключая в свои объятия.

– Ты не ошиблась, дорогая. Поверь мне: я и вправду тебя люблю.

• Предыдущая
• 66/66