Порочный ангел - Блейк Дженнифер - Страница 28

• Предыдущая
• 28/86
• Следующая

Элеонора была готова. Она села на стул и стала ждать. Прохладный ветерок с озера проникал через открытую решетку. Она встала и вышла на галерею, где после душной комнаты было гораздо свежее.

Фиолетовые ночные тени заполняли улицы между похожими на кубики домами. Стая голубей сделала круг над ней и устремилась к собору, откуда доносились последние удары колокола. Бледная до прозрачности луна уже доросла до трех четвертей. В воздухе мелькали темные пятна летучих мышей. Их противный писк то и дело перекрывал тихую, доносившуюся издалека музыку и смех, раздававшийся в увеселительном заведении на площади.

Элеонора вдохнула воздух, наполненный ароматом цветов и запахом пыли. Странная умиротворенность охватила ее. Душевное напряжение ослабело. Она вспомнила захватывающий рассказ Луиса, после которого очаровательно-невинной и легкой показалась ей собственная жизнь по сравнению с тем, что пришлось пережить Гранту. Вспомнив о его матери, она поняла, почему он так мало уважает женщин. Наверное, женщине нужна большая сила и храбрость, чтобы жить в диких краях, но никакие обстоятельства не могли простить бессердечность матери к собственному сыну. В конце концов, и ее кровь текла в его жилах. А сам он ни в чем не виноват.

Дверь ее комнаты открылась, вошел Грант с полотенцем на шее. Он был голый по пояс, взъерошенные черные волосы блестели после мытья.

Грант задержался на пороге, обводя глазами комнату, потом остановил взгляд на открытой решетке. Лицо его моментально напряглось, он медленно подошел к кровати и, протянув руку, коснулся платья Элеоноры, расправленного на постели. Затем потрогал пальцами парчу, уголки его рта приподнялись в улыбке, он снял одинокий красно-коричневый волосок и осторожно намотал его на указательный палец.

Элеонора слегка нахмурилась, а потом, вздохнув, двинулась назад, в комнату, через полосу лунного света, разлившегося по полу галереи. Железная решетка отозвалась легким скрипом, когда она проходила мимо. Грант стоял перед умывальником спиной к ней, отыскивая свой бритвенный прибор.

— Ум — это мощный инструмент. Однако мы еще не начали понимать его силу и то, как пользоваться этой силой. Правда, есть люди, способные управлять другими людьми, вдохновлять их, доводить до гнева или до слез. В Европе я изучал месмеризм — науку о животном магнетизме, открытом австрийским врачом Францем Месмером. Он, без сомнения, был в какой-то степени мистиком. Может быть, даже шарлатаном. Но он обладал широким кругозором и пытался использовать то, что чувствовал в силе разума, ради добра. Кроме того, он вполне преуспел в медицине. Есть подтверждение того, что в истории были замечательные случаи исцеления одной лишь естественной способностью организма лечить самого себя. И плюс психологический контроль Месмера за пациентом. Он добивался потрясающего облегчения боли без…

— Уильям, пожалуйста.

Уильям Уокер, разглагольствовавший во главе стола, умолк на середине фразы. Нинья Мария скривила губы в полуулыбке.

— Этот предмет интересен тебе, но я уверена, что Элеоноре, как и мне, скучно.

— Вовсе нет, — вежливо возразила Элеонора. — Мой отец тоже был поклонником Месмера. Он использовал некоторые формы гипноза, чтобы облегчить моей матери боль при родах — и когда рождался мой брат, и когда я сама.

— Правда? — холодно спросила Нинья Мария, и ее желтовато-зеленое муаровое платье сверкнуло при глубоком вздохе, вызванном нескрываемым раздражением. Сильно декольтированное платье открывало контуры груди, где на прекрасной золотой цепи расположился огромный топаз. Серьги с топазами сверкали в ушах, а ее прическу венчал султан, прикрепленный к волосам брошью. За спиной Ниньи Марии, в конце стола, стояла индейская девочка с блестящими глазами. Она держала веер из перьев канарейки, который уже носила на приеме. Девочка махала им все медленнее, а глаза, затененные густыми ресницами, неотрывно следили за тем, как ее хозяйка тянется к горке конфет в вазочке.

Элеонора перестала обращать внимание на недовольство дамы Уокера. Она научилась пропускать мимо ушей ее насмешки и не реагировать на вздорные манеры во время бесконечной трапезы. Ей было жаль девочку, которая вынуждена стоять и махать так долго тяжелым веером. В порыве сочувствия она взяла розовую конфету и дала ей.

Лицо девочки засияло от радости, она схватила конфету и, даже не поблагодарив, сунула в рот.

— Сеньорита Виллар, — сказала испанка, — я вынуждена просить вас не подкармливать мою служанку. Ее нельзя портить, ей не полагается просить объедки со стола.

— Но она выглядит такой усталой и голодной, — ответила Элеонора.

— Ее накормят в положенный час, когда она выполнит свои обязанности.

— Она же ребенок. Вы хотите сказать, что девочка еще и не ела?

— Вам не стоит так беспокоиться. Она индианка. То есть животное, у которого есть имя. Они вообще способны обходиться гораздо меньшим, чем это создание получает от меня, уверяю вас.

Нинья Мария говорила с гонором, присушим аристократке, когда речь шла о челяди; считалось же, что она посвятила себя делу демократии, идее освобождения простого народа. Будучи гостьей генерала и страны Никарагуа, Элеонора чувствовала, что не вправе указывать на ошибки этой женщине, но лицо ее, снова повернувшееся к мужчинам, было строгим и сердитым.

— Ты одобряешь мой выбор Фэйсу в качестве командира Гранады? — спросил Уокер.

— Он хороший офицер, — кивнул Грант. — Высокомерен, но это совсем неплохо для человека, чья задача — защищать воды Никарагуа с одной-единственной военной шхуной.

— Конечно, люди сколько угодно могут смеяться над нашим боевым флотом из одного корабля. Но посмотрим, кто будет смеяться последним.

— Мне не нравится, что они смеются, — перебила Нинья Мария высоким резким голосом. — Как это тебя назвали американские газеты? Дон Кихот Центральной Америки? Я этого просто не понимаю.

Уокер улыбнулся.

— Кто знает, что они под этим подразумевают? Вполне возможно, считают меня идеалистом, борющимся с ветряными мельницами. Единственный, кто может освободить народ, — это он сам, или что-то в этом роде, как твердят консерваторы всего мира. Они не верят в объективность помощи со стороны. Но либералы пристально наблюдают за мной с тех пор, как я выступил в «Крещент» и «Дейли Геральд» против рабства, за свободную торговлю, за избирательное право женщин и право на развод.

— Большинство молодых людей — либералы. — Голос Ниньи Марии был нежным, но на лице появилась улыбка превосходства. — А когда они становятся старше, то усваивают трудные уроки ответственности. И целесообразности.

Уокер посмотрел на нее.

— Такая холодная философия обычно используется для оправдания определенной цели.

— Право же, Уильям… — начала было она, и мимолетное выражение неловкости промелькнуло на ее лице.

— Да? — голос его звучал мягко, но в глубине глаз зажегся огонек.

Когда женщина опустила веки, уйдя от спора и замолкнув, он обратился к Гранту.

— Нинья Мария, понимаешь ли, несмотря на то что в 1824 году конфедеративным конгрессом Центральной Америки рабство было запрещено, предлагает его возродить.

После долгого молчания Грант спросил:

— Вы имеете в виду — восстановить рабство в Никарагуа?

— Совершенно верно.

— Почему?

— Почему? — сердито переспросила Нинья Мария, вскинув голову. — Мы — аграрная страна и, чтобы развиваться, должны экспортировать продукты. Чтобы экспортировать их, надо обрабатывать землю. А для этого нужна организация и дешевая рабочая сила. Другими словами — рабы.

— Вы рискуете противостоянием с правительством Соединенных Штатов и нашим возможным союзником Великобританией, — сказал Грант.

— А какие у вас гарантии, что американское правительство когда-нибудь признает нас и тем более — захочет помочь? Мы оказываем почести министру Уиллеру, но он ничего не делает. С другой стороны, южные штаты будут сочувствовать нам. Если они разойдутся по этому вопросу с Соединенными Штатами, как угрожают, мы получим их поддержку.

• Предыдущая
• 28/86
• Следующая