Роковой шторм - Блейк Дженнифер - Страница 73
- Предыдущая
- 73/86
- Следующая
— А ты принадлежишь другому, — напомнила Джулия с оттенком легкой насмешки. Изабель испустила глубокий вздох, но затем просветлела.
— Но зато я сохранила девственность…
Джулия чуть не подавилась косточкой от финика.
— Это замечательно, — сказала она, вновь обретя дар речи.
Девушка задумчиво согласилась.
— Сначала я хотела перерезать себе горло, потому что вначале Кемаль презрел меня и передал низкому рабу, а потом этот раб тоже не пожелал меня. Теперь я знаю, что мысли о тебе делали его слепым к моей красоте. Наверное, моя судьба — оставаться чистой девушкой, пока меня не возьмет великий человек.
Видимо, этой иллюзией Изабель утешала себя, и Джулия не стала разрушать ее.
— Без сомнения, это так, — откликнулась она серьезно. В другой раз, сидя на подушке у ног Джулии, Изабель спросила:
— Тебе было приятно делить ложе с Рейбен эфенди?
— Почему ты спрашиваешь? — Джулия уклонилась от прямого ответа. Никогда не сможет она привыкнуть к невероятной болтливости восточных женщин. Для них не было ни запретных тем, ни чересчур личных вопросов, которых они постеснялись бы задать.
— Вначале, когда он принял тебя под свое одеяло, чтобы утолить похоть, я чувствовала себя униженной и даже завидовала вашей близости. Но в то же время я обрадовалась.
— Потому что это позволило тебе остаться девственницей? — спросила Джулия с оттенком иронии.
Ярко-розовый рот Изабель также изогнулся в улыбке.
— Не совсем… Я обрадовалась, что не стоит опасаться встречи с пугающим меня человеком.
— Понятно.
— Нет, нет! Вовсе не от страха близости с мужчиной у меня дрожат колени и перехватывает горло. Меня пугает именно Рейбен эфенди!
— Что ты имеешь в виду? — Джулия слегка нахмурилась, пристально глядя в круглое лицо девушки.
— Он не похож на других мужчин, моя госпожа Гюльнара. Во всяком случае, не похож на мужчин, которых я знала в детстве, когда жила в родной деревне. Он из Франкистана, его тело шире и выше, чем у мавра или турка и даже чем у мужчин моего народа. Наверняка в его чреслах больше силы, чем может выдержать юная девушка вроде меня. К тому же он ни разу не ударил меня и даже не повысил на меня голос в гневе, и подобное самообладание не может быть естественным. Кожа его под одеждой бледная, и там, где она не покрыта загаром, на нее неприятно смотреть. И этот странный, синий, словно море, цвет его глаз — наверняка дело рук нечистой силы.
Рот Джулии слегка искривился.
— Значит, ты не считаешь его красивым?
— Да, он красив, словно бог, но странен и непознаваем.
— Он всего лишь мужчина, — ответила Джулия, — который нуждается в любви, поддержке и близости женщины.
Она говорила интуитивно, не задумываясь, но внезапно истинность сказанного, словно целительный бальзам, проникла в ее душу. Разве ее собственное впечатление от Реда так уж сильно отличалось от мнения о нем Изабели? Слишком долго она смотрела на него, точно на чудовище, примерно как Изабель на нечистого, дьявола, который использовал людей и предавал их, не испытывая никаких чувств или угрызений совести. Однако это была не правда.
— Значит, он любит, как другие мужчины? — настаивала Изабель.
— Видимо, да.
— И тебе было приятно?
— Да, — ответила Джулия, и глаза ее были словно два неподвижных озера, — мне было приятно.
Тянулась серая, дождливая зима. Ничто не оживляло мрака будней. Не посещая приемы у дея, так как ее не приглашали, пресытившись чтением, рукоделием и ведением домашнего хозяйства, Джулия почувствовала, что ей изменяет самообладание. Она начала рычать на всех. Бесконечная болтовня Изабели стала действовать ей на нервы, так же, впрочем, как и подчеркнутая почтительность Базима, который ожидал услышать еще не принятое ею решение. Когда закончились хлопоты с. уборкой, ее ночи стали беспокойными. Внезапное пробуждение страстных желаний, дремавших в ней дотоле импульсов, гнало сон от ее изголовья. Лучше было бы оставаться в дремотном забытьи воздержания… Вдобавок ночной ветер нередко приносил запах дыма: в городе то тут, то там вспыхивали вооруженные столкновения. Поиски Кемаля безуспешно продолжались. Людей арестовывали дюжинами и бросали в дворцовые камеры пыток, однако ни один из них не мог навести на след внука Мохаммеда дея.
Отсутствие уверенности в завтрашнем дне держало двор и город в обстановке беспокойства, и напряженности, заставляя Али дея принимать жестокие решения и быть неуступчивее в правлении, чем он мог бы быть при других обстоятельствах. Пожилых придворных, намеревавшихся стать советниками неопытного правителя, с презрением отставили. Другие, такие, как командир янычар и целый ряд представителей знати, также оказались в униженном положении. Скоро ветер вражды и несогласия стал блуждать по дворцовым коридорам.
В такой ситуации малейшие перемены с удовольствием приветствовались бы, а более крупное происшествие должно было вызвать самую бурную радость. Записка от Джохары стала именно таким происшествием.
Это послание сделали выдающимся событием даже не новости, которые в нем содержались, хотя Джулия была очень рада узнать, что ее подруга по гарему вышла замуж за торговца коврами и была очень довольна своим положением. Особое волнение вызвала последняя строка. «Я буду счастлива,
— писала Джохара, — если ты навестишь меня». До тех пор пока ее взор не упал на эту последнюю фразу, Джулии не приходило в голову, что законы шариата в ее нынешнем положении женщины Реда, были не настолько строги, как те, что были приняты в гареме дея. Она могла видеть мир и быть увиденной им! С разрешения хозяина было вполне допустимо, чтобы она выходила в город. Так как Ред отсутствовал и некому было сказать ей «нет», она, разумеется, собиралась пойти. Необходимость сменить занавески над кроватью и обивку на диване могла, в любом случае, служить великолепным предлогом. Существовали лавки и базары, на которых можно было побывать, достопримечательности, которые можно было посмотреть, и друзья, с которыми можно было встретиться — целый новый мир, призванный рассеять ее тоску! Она отправится немедленно.
Стоял ясный день, полный предчувствия близкой весны. Бледно-желтые солнечные лучи освещали узкие улочки, на которых шаги бесчисленных ног и копыта тяжело нагруженных ослов и верблюдов уже превращали высыхающую грязь в пыль. Погожий день привлек на базар огромные толпы. Родовитые мавры сталкивались локтями с оборванными турецкими матросами и портовым отребьем самого гнусного вида, а солдаты с развинченной походкой — со светлокожими представителями знати — мамелюками, одетыми в шелк и бархат. На каждом шагу попадались носильщики-рабы, зазывавшие каждого, кто имел преуспевающий вид. Однажды Джулии довелось увидеть величественного туарега, представителя самого царственного из всех пустынных племен, восседавшего на спине своего белого верблюда, с красивым светлокожим лицом, закрытым маской наподобие покрывала. Туареги были известны как «люди в масках». В гареме перешептывались о том, что они, хотя и называют себя мусульманами, едят что хотят, пьют что им заблагорассудится, включая и спиртное, и молятся тому, кому считают необходимым. Их женщины были окружены почетом и уважением, ходили большей частью с открытыми лицами, им разрешалось танцевать и петь, а также говорить в присутствии мужчин; их слово имело вес в решениях, касавшихся их самих. Самым удивительным и непостижимым было то, что родство в этом племени определялось по женской линии.
Базим ограждал Джулию от причитаний попрошаек и слишком энергичных призывов носильщиков. Неся зловещий курбаш, он шел рядом с ее паланкином; с каждой стороны ее сопровождали евнухи. Она могла наслаждаться видом и великолепными запахами базара, не опасаясь, что ее покупки или мешочек с динариями украдут.
На этот раз Изабель, у которой были болезненные месячные, оставили дома. Джулия пообещала взять ее с собой в следующий раз и спуститься вместе с ней к общественным баням. Здесь они могли встретить других представительниц своего сословия, доверенных женщин и наложниц богатых городских купцов.
- Предыдущая
- 73/86
- Следующая