Тигрица - Блейк Дженнифер - Страница 42
- Предыдущая
- 42/114
- Следующая
— Пожалуй, нам действительно не стоит дразнить гусей, — сказал он наконец, беспечно пожимая плечами. — Может быть, тебе лучше на время уехать?
— Я сомневаюсь, чтобы дедушка думал так же, — возразила Джессика. — Впрочем, я не вижу способа сделать так, чтобы это его не коснулось. Даже если я буду молчать, кто-нибудь другой обязательно расскажет ему, в чем дело. И тогда он еще сильнее расстроится.
— Это точно, и я даже знаю — почему. Он ведь сразу подумает, что ты скрываешь от него еще много всякого — того, что ему следовало бы знать. Циничный старый ублюдок — вот он какой, наш обожаемый дядя Клод.
— Может быть, но я бы не стала обвинять его. Мне, например, тоже очень не понравилось бы, что от меня скрывают такие важные вещи.
— Какая ты у нас добренькая, — сказал Ник, и в его голосе прозвучали мягкие, почти интимные интонации.
— Была когда-то, — вздохнула Джессика. — Увы, те времена давно прошли.
— В самом деле? Тогда почему ты, не жалея себя, работаешь на этого древнего старика, для которого ты — просто продолжение его собственного «я»? Который не видит, да и не сможет уже увидеть, что ты — хорошенькая молодая женщина, у которой есть свои собственные желания и стремления?
Джессика уже не раз слышала от него эти слова, да и взгляд — томный взгляд из-под полуопущенных век — был ей хорошо знаком. Ник Фрейзер завел свою старую песню, и Джессика поняла, что пора срочно переменить тему. В прошлое воскресенье, когда Ник застал ее в саду, Джессика именно так и поступила, но сейчас у нее была определенная цель. Она хотела, чтобы Ник поцеловал ее.
Его ресницы чуть дрогнули, когда он увидел, что Джессика не собирается отступать. Набрав полную грудь воздуха, Ник склонился к ней и потянулся губами к ее рту.
Губы Ника были мягкими и теплыми, и Джессика почувствовала вкус кофе и морской соли, осевшей на них прошлой ветреной ночью, проведенной в открытом море. Его поцелуй оказался уверенным и глубоким; Ник прижимался к ней с такой силой, что ее собственные губы слегка закололо, а он все усиливал давление, стараясь проникнуть глубже. Наконец его язык проник между сомкнутых губ Джессики и быстро, словно змея, скользнул по ее зубам и небу, словно пробуя их на вкус. Объятия Ника стали крепче, и Джессика почувствовала, что с нее хватит.
— Джесс, ты готова? — донесся до нее голос Кейла.
Кузен звал ее с противоположного борта судна, и Джессика поняла, что, если она не откликнется, Кейл отправится искать ее, а она предпочла бы, чтобы он не видел ее в объятиях Ника. Упершись ладонями в грудь обнимавшего ее мужчины, она вынудила его разжать руки. В первое мгновение Ник пытался сопротивляться ее усилиям, но потом его объятия стали слабее, и он уронил руки вдоль тела. Джессика воспользовалась этим и проворна отступила на шаг назад. На Ника она не смотрела — ей было стыдно встречаться с ним глазами.
Он или не он? Этого она так и не успела определить с уверенностью, для этого у нее было слишком мало времени.
Или все-таки времени было достаточно?
Джессике стало не по себе. Ник и Кейл явно не заслуживали того, чтобы служить объектами ее экспериментов.
Но она твердо решила довести свой эксперимент до конца. Она не проверила еще одного человека, правда, сначала его надо было найти.
— Сейчас иду! — крикнула Джессика Кейлу и легко, словно прося прощения, коснулась пальцами плеча Ника. Потом она повернулась и почти бегом пошла прочь.
9
Джессика завозилась в постели и, бросив взгляд на окно, негромко, разочарованно застонала. Из-за плотных занавесок едва пробивался жиденький, серенький свет, и до утра было еще далеко.
Еще одна ночь прошла без сна. Она ненадолго задремала лишь перед самым рассветом, но почти сразу проснулась. Тревожные мысли не давали ей покоя, и Джессика тщетно пыталась найти решение своих многочисленных проблем.
Между тем ситуация с каждым днем становилась все запутаннее и, что греха таить, опаснее.
«Хорошо еще, что сегодня воскресенье», — тупо подумала она, переворачиваясь на другой бок. День обещал быть ненастным, дождливым, и ей захотелось спрятать голову под подушку и проспать до обеда. Увы, Джессика не могла позволить себе такой роскоши, хотя и знала, что весь день будет чувствовать себя словно боксер, побывавший в нокдауне.
Да, как ни трудно было в это поверить, прошла уже целая неделя, и с каждым днем старый Клод Фрейзер, чувствовавший себя в стороне от центра событий, беспокоился все больше. Накануне вечером он позвонил Джессике и потребовал, чтобы она приехала в «Мимозу» с подробным отчетом о проделанной работе.
Джессика и сама собиралась поговорить с дедом. Ей нужно было обсудить с ним непонятное происшествие на таможне и выяснить, что он предпринял насчет кредита. И, разумеется, она хотела лишний раз убедиться в том, что процесс выздоровления идет нормально, что дед поправляется и вскоре вернется к управлению «Голубой Чайкой».
Да, несмотря на то, что Клод Фрейзер сказал ей во время их телефонного разговора, Джессика по-прежнему не допускала и мысли, что он может уйти на покой. Ей было тяжело думать, что дед может до конца своих дней остаться прикованным к инвалидной коляске, что он никогда не войдет в свой кабинет и не сядет в свое потертое кожаное кресло. Сколько она себя помнила, дед всегда был рядом, и ей казалось, что годы не властны над ним. Он почти не менялся, неизменно оставаясь прямым, подтянутым, элегантным, чуть суховатым. Его седые волосы, загорелая кожа, изборожденное морщинами и шрамами лицо, строгий взгляд и суждения закоренелого прагматика служили для Джессики неиссякаемым источником спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. И она мерила, что он будет жить вечно и вечно будет управлять компанией, которую создал своими собственными руками.
В первые дни, после того как с дедом случился удар, Джессика пыталась представить себе, как они будут существовать без него, но так и не смогла вообразить себе эту картину. Весь ее мир вращался вокруг того, что дед сказал или сделал, о чем мечтал и чего хотел. Без него ее собственная жизнь теряла всякий смысл, и думать о том, что дед может умереть, ей было страшно.
Вместе с тем Джессика часто задумывалась, будет ли у нее когда-нибудь возможность заняться собой и своими личными проблемами. Сможет ли она когда-нибудь делать то, чего ей хочется, или она должна всегда прислушиваться к тому, что велит дед?
Досадливо поправив под головой подушку, Джессика повернулась на спину и уставилась в потолок, чувствуя, как ее охватывает знакомое отчаяние.
Окружающие, как правило, считали ее собранной, деловой женщиной, которая всегда держит себя в руках и не позволяет обстоятельствам довлеть над собой. Ей и самой иногда казалось, что эта оценка вполне справедлива, однако время от времени у нее появлялось ощущение, что ее собственная жизнь медленно исчезает, сходит на нет под гнетом множества вещей, делать которые она обязана или должна. Или наоборот — не должна.
И конца этому не предвиделось. Джессика встала с кровати и медленно направилась к платяному шкафу, на ходу снимая ночную рубашку. Отворив дверцу, она несколько мгновений стояла в нерешительности, затем вытащила из шкафа платье из зеленой саржи с кружевным воротничком и манжетами. Что она наденет сегодня, не имело большого значения, поскольку увидеть ее должен был только дед.
Нефритово-зеленый «Линкольн» восьмой модели она заметила в тот момент, когда поворачивала к «Мимозе». Он стоял на обочине перед самой усадьбой и выглядел изящно и в то же время — несколько консервативно. На взгляд Джессики, это был единственный американский автомобиль, который хотя бы отдаленно напоминал изысканные европейские машины.
Ник ездил на пикапе, Кейл предпочитал демократичный «Ниссан», а его мать, Зоя Фрейзер, разъезжала в строгом «Кадиллаке». Арлетта — несомненно в пику отцу — раскатывала на шикарном темно-синем «БМВ». Насколько было известно Джессике, никто из них не собирался в ближайшее время менять машину. Кроме того, час был довольно ранний, и Джессика была уверена, что, кроме Кейла, «Ниссан» которого стоял чуть дальше, там, где подъездная дорожка огибала старую оранжерею, никто из членов семьи пока не приехал.
- Предыдущая
- 42/114
- Следующая
