Тигрица - Блейк Дженнифер - Страница 70
- Предыдущая
- 70/114
- Следующая
— Да, это в его духе, — согласилась Джессика. Она не представляла себе, что Рафаэль может кому-то позволить загнать себя в ловушку.
— Так вот, — продолжила пожилая дама, — после всего этого я изменила свое мнение и пришла к выводу, что Рафаэлю больше подойдет женщина, похожая на тебя. У тебя есть и способности, и характер, и достаточно широкий кругозор. Рафаэлю нужна сильная женщина, которая не только возбуждала бы его физически, но которая была бы равна ему по уму.
Это заключение было столь неожиданным, что Джессика слегка растерялась. Несомненно, Рафаэль подробно рассказывал о ней своей матери, иначе откуда бы она могла все это узнать?
— Мне очень приятно, что вы так высоко меня оцениваете, — сказала она наконец и, подумав, добавила:
— Действительно приятно…
Губы сеньоры Кастеляр тронула легкая улыбка — знак того, что она оценила попытку Джессики пошутить.
— Я не собираюсь говорить тебе комплименты, — заявила она. — Больше всего меня заботит счастье моего сына, и я просто констатирую тот факт, что вы с ним можете составить неплохую пару. В тебе есть те качества, которые ему нужны, но что нужно тебе? Сможешь ли ты быть счастлива с ним? Сможешь ли ты делить с ним его победы и его радости, или стремление к собственному удовольствию для тебя главнее?
— Не знаю, — растерянно ответила Джессика. — Я думаю, время покажет.
— Да, конечно, — согласилась старая сеньора. — И все же мне хотелось бы, чтобы ты была более уверена в своих чувствах. В Бразилии разводы не приняты, эта процедура может оказаться гораздо более сложной и болезненной, чем в Штатах. Кроме того, я не думаю, что Рафаэль до этого допустит — он очень не любит терять то, что принадлежит ему.
Джессика выдавила из себя улыбку.
— Если вы хотели меня напугать, то у вас это неплохо получилось.
— Это ты так говоришь, — медленно проговорила мать Рафаэля. — Но мне почему-то кажется, что напугать тебя ой как непросто! Если вообще возможно…
Взгляд темных глаз сеньоры Кастеляр, так похожих на янтарно-желтые глаза ее сына, неожиданно смягчился, и Джессика почувствовала себя гораздо увереннее. Она даже решилась задать вопрос:
— Скажите, а что будет, если вы решите, что я, гм-м… не подхожу для вашего сына?
— Что будет делать Рафаэль? Или, точнее, насколько сильно я могу на него повлиять? — Пожилая сеньора устало улыбнулась. — Честно говоря, не знаю. Между нами говоря, у нас в Бразилии семьей часто управляет мать, особенно если она вдова, как я. Ее уважают, ее слушаются, ее слово — закон для всех, кто живет с нею под одной крышей. И Рафаэль, будучи почтительным и любящим сыном, всегда улыбается мне, целует и говорит «да, мама!» и «хорошо, мама!», если речь идет о чем-то незначительном или непринципиальном. Но когда дело касается чего-то важного — в особенности если он уверен, что прав, — тут уж я ничего не могу поделать. Ни я и ни кто другой…
— Когда он уверен, что прав… — задумчиво повторила Джессика. — Как вы думаете, сможет ли он пойти против вашей воли, если то, что он задумал, противоречит его действительным интересам, но сам он считает, что все замечательно и что все должно быть именно так?
Старая сеньора озабоченно нахмурилась.
— Ты что же хочешь этим сказать?
— Я… ничего особенного, сеньора. Я просто так спросила…
Джессика почувствовала, что еще немного, и она начнет оправдываться, и смутилась окончательно. Должно быть, потребность защищаться была вызвана повелительным и властным тоном, каким был задан вопрос. К тому же здесь, в этой старой усадьбе, среди древних каменных стен, преимущество несомненно было на стороне хозяйки. Джессике приходилось сражаться на чужой территории, и таким образом ничья была для нее равносильна победе.
— Мне кажется, я тебя понимаю, — сказала мать Рафаэля, глядя в сторону дома, откуда как раз показался ее сын. Он шел к ним в сопровождении слуги, несшего на подносе два высоких бокала с мятным напитком. — Так вот, Джессика, ответом на твой вопрос будет «да». Он пойдет против моей воли. Такова истина.
Именно такого ответа Джессика и ожидала, но он отнюдь не улучшил ее настроения.
Торжественный ужин стал для нее настоящей пыткой. Стол был накрыт в длинной мрачноватой зале, и двойные французские окна были распахнуты настежь, но за столом, где собралось множество гостей, было душно. Гости шумно переговаривались по-португальски и по-английски; они часто обращались и к ней, и Джессике стоило огромного труда отвечать на вопросы и улыбаться шуткам, которых она не понимала. Рафаэль то и дело представлял ей то одного, то другого родственника, и Джессика прилагала отчаянные усилия, чтобы запомнить их лица и странные, непривычные имена.
Памятуя о полученных ею наставлениях, она изо всех сил старалась копировать бразильскую манеру поведения за столом, и хотя это требовало изрядной концентрации внимания, она с удивлением обнаружила, что действовать одновременно вилкой и ножом довольно удобно.
Впрочем, если бы она ела как привыкла — то есть положив левую руку к себе на колено, — на это все равно никто не обратил бы внимания. За столом ее усадили справа от Рафаэля, а он практически не выпускал ее левой руки из своих ладоней. Несколько раз он подносил ее пальцы к своим губам, легко касаясь языком чувствительной кожи между пальцами или прикусывая палец зубами. Рафаэль поднимал за нее бесчисленные тосты и пил из ее бокала, стараясь приложить его к губам тем краем, к которому она только что прикасалась. Он кормил ее самыми лакомыми кусочками, а однажды, наклонившись к ней якобы для того, чтобы перевести реплики интересного разговора, быстрым движением языка коснулся мочки ее уха, и Джессика, не ожидавшая ничего подобного, едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. Но больше всего беспокоил Джессику загадочный блеск его глаз, словно он знал, как она возбуждается и пьянеет от его ласк.
Стараясь отвлечься и потушить на щеках предательский румянец, Джессика принялась разглядывать гостей за длинным столом, рассчитанным на тридцать шесть мест. По крайней мере именно эта цифра фигурировала в разговорах. Из всех представленных ей родственников она хорошо помнила только младшего брата Рафаэля Аролду — живого и подвижного молодого человека, который, отчаянно жестикулируя, что-то говорил своей хорошенькой кузине, отчего та становилась розовой, как ее турмалиновые сережки, а также его сестру Розиту, выглядевшую очень элегантно и строго в костюме из лилового шелка, хотя она и была на седьмом месяце беременности. Был здесь и муж Розиты, широкоплечий, казавшийся почти квадратным, американец, который методично и старательно поедал все, что ставили перед ним, успевая при этом общаться с соседями на невообразимой смеси двух языков. Что касалось остальных, то Джессика могла только сказать, что все это были кузены и кузины, родные и двоюродные тетки и дяди, и даже одна престарелая сеньора, которая, судя по всему, приходилась Рафаэлю бабушкой по отцовской линии. Среди гостей Джессика заметила даже одного священника и двух монахинь (это были родственники, принятые в лоно церкви), но не успела она подумать, как совмещается их духовный сан со светским застольем, как ее внимание переключилось на веселого толстяка, который, насколько она поняла, был холост, никогда в жизни не работал и не утруждал себя мыслями об этом. Рафаэлю он приходился крестным отцом; как объяснил ей Кас-теляр, это была его профессия и единственный способ зарабатывать себе на хлеб. Среди присутствующих было, кстати, довольно много холостяков, и Джессику удивило, что все эти люди — неженатые дядья, незамужние тетки и шалопаи-кузены (включая Карлоса) — тоже живут в усадьбе.
Сбоку от большого стола был накрыт стол поменьше. За ним сидели дети
— темноглазые, шустрые сорванцы, и совсем маленькие, и постарше, — которые ели и шалили с одинаковым удовольствием. Лишь вмешательство двух молодых горничных, которым приходилось трудиться не покладая рук, не позволяло детям перейти границы дозволенного и затеять за столом шумную потасовку.
- Предыдущая
- 70/114
- Следующая
