Украденные ночи (Полночный вальс) - Блейк Дженнифер - Страница 36

• Предыдущая
• 36/87
• Следующая

Неожиданно ее мысли потекли совсем в другом направлении. Почему, собственно, она должна так истязать себя? Разве это ее выбор или с ней советовались, затевая эту игру? Нет и еще раз нет! Значит, она ни в чем не виновата. А раз так, почему именно она должна прятаться, окружая себя преградами из ковров и бия себя в грудь? Ее одурачили, сделав пешкой в каких-то своих расчетах, а прикрывать всех своим молчанием должна она? Гнев душил Амалию, холодным отблеском светился в ее карих глазах. Она подошла к дверям, развязала ленту и раздвинула их. Затем вернулась к кровати, взяла с тумбочки жестянку со спичками, задула ночник и решительно направилась в спальню мужа.

Комната была пуста. Тиге теперь уже не дожидался возвращения Жюльена, и было ясно почему. Раньше Амалия думала, что этим муж проявляет заботу о своем камердинере. Закрыв за собой двери, она решила здесь дожидаться дальнейшего развития событий.

Амалия знала эту комнату не столько по визитам к Жюльену, которые случались весьма редко, сколько по тому, что ей приходилось следить за уборкой в доме, поэтому легко ориентировалась даже в темноте. Амалия прошла осторожно к умывальнику, рядом с которым — она знала наверняка — стояла огромная лампа с колпаком, повернула рычажок, чтобы поднять до отказа промасленный фитиль, и, устроившись в кресле рядом, приготовилась ждать. Жестянку со спичками она судорожно сжимала в руке.

Прошел час, за ним еще полчаса. Сомнения в разумности того, что она делает, начали терзать Амалию. Но она решительно отбросила их, продолжая напряженно вслушиваться в каждый посторонний звук внутри старого дома и возле него.

Ветра в тот день не было, и мягкую, почти осязаемую тишину летней ночи нарушали только призывные рулады лягушек да усыпляющий треск сверчков.

Нервы Амалии были так напряжены, а слух настолько обострен, что она без труда различила тихий скрип шагов на нижней лестнице в лоджию. Она встала, приготовила спички и, затаив дыхание, стала ждать. Однако внизу все смолкло, и Амалии начало уже казаться, что тревога напрасна, когда ручка медленно повернулась, а дверь в лоджию приоткрылась, высветив сероватый прямоугольник, в который скользнула высокая мужская фигура. Человек с бесшумной грацией болотной кошки пересек комнату в направлении ее спальни. Он, наверно, приподнял одну из створок, потому что двери раскрылись без единого звука.

«Все! Хватит!» — решила Амалия, поднося дрожащей рукой зажженную спичку к фитилю лампы. Она боялась, что мужчина попытается воспользоваться дверью в холл, где обязательно наткнется на спящего Айзу, начнется шум, но этого не произошло.

В открытом проеме двери стоял, держась за створку, Роберт. Вытянувшись словно струна, он мрачно уставился на Амалию.

Сначала она просто не поверила собственным глазам — несмотря на подозрения, а теперь и факты, ей не хотелось думать, что такое возможно. Потом тревога, недоумение, гнев прошли, осталась апатия, похожая на усталость. Она молча смотрела на него, пока пламя догоревшей спички, которую она держала в руке, не обожгло пальцы.

— Вам не хотелось бы объяснить, что вы делаете здесь в такое время? — спросила Амалия достаточно громко и не узнала собственный голос.

— Я думаю, вы прекрасно знаете, — ответил он спокойно, и только побелевшие кончики пальцев, которыми он держал створку двери, выдавали его волнение.

— Вы хотели занять законное место Жюльена. Но по какой причине? Соблаговолите объяснить, если вас это не затруднит, конечно.

— Это придумано не мной…

— О-о! Я отдаю должное вашей искренности, — заметила Амалия, краснея от закипающего в ней гнева.

— … и не доставляло большого удовольствия, — продолжал Роберт, в глазах которого сверкнул отблеск пламени качнувшегося ночника.

— Весьма недостойный поступок!

— Вы предпочли бы остаться девственницей? — спросил он резко.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что произошло! — воскликнула Амалия, отпрянув от него. — Я хочу знать, кто и зачем устроил весь этот позорный маскарад и что заставило вас принять в нем участие?

— Вы не догадываетесь?

— Подозреваю, что это делалось во имя будущего наследника «Дивной рощи», — ответила она сухо.

— Именно!

— И вы пошли на это? — В глазах Амапии появилось искреннее презрение. — А я-то считала вас человеком чести.

— Раньше я тоже так думал о себе, теперь совсем не уверен. — Краска отхлынула от его отливавшего бронзой лица. — Однако в этой игре я такая же пешка, как и вы.

— Вы могли отказаться! — возмутилась Амалия. — Мне, например, такого выбора не предоставили.

— Я и отказался поначалу.

Сдавленный звук его голоса воскресил не такие уж давние воспоминания: первый день наводнения, она прибегает сообщить о подъеме воды и случайно слышит разговор в гостиной, мужчина возражает и отказывается выполнить какую-то просьбу, ее появление прерывает разговор… Помнится, Амалии тогда показалось, что речь шла о ней.

— Мами? — догадалась она.

— Мами, — подтвердил Роберт.

— Как она могла?! — В голосе Амалии звучали обида и возмущение.

— Они с мужем трудились всю жизнь, чтобы у Жюльена был свой собственный кусок земли, который перейдет в наследство его детям, внукам… В этом они видели, если хотите, свое бессмертие. Подобно крупнейшим поместьям Франции и Англии «Дивная роща» должна была объединить не одно поколение людей, передаваясь по наследству от отца к сыну, от сына к внуку, от внука… если бы не одно досадное обстоятельство: невозможность иметь этого самого внука. — Роберт замолчал, судорожно сглотнув слюну.

— Но не всякий ребенок, которого вы и… — Амалия смешалась, подбирая нужное слово. — Я хотела сказать, что не всякий ребенок является наследником по крови.

— Но это был бы ребенок от племянника по линии ее мужа — то есть ребенок ее мужа, — пояснил Роберт.

— А не проще ли передать «Дивную рощу» вашим детям? — спросила Амалия, чувствуя, как спокойствие покидает ее.

— И позволить присоединить ее к «Ивам»? Кроме того, я пока холост и нет гарантий, что в ближайшее время обзаведусь детьми, а если они и появятся в течение отпущенного срока, то вряд ли будут такими, каких Мами хотела бы принять как родных, чтобы нянчить и воспитывать.

— Вы сказали «отпущенного срока»… Что это значит?

— Мами не так уж здорова, — ответил Роберт тихо. — Вы, наверное, уже заметили это. Она старается не обсуждать свои болезни, но прошлой осенью побывала у нескольких врачей в Новом Орлеане. Вот поэтому…

— Поэтому она поспешила женить Жюльена на мне, — закончила Амалия прерванную фразу.

— Это так уж важно?

— Нет, конечно. Единственное, что имеет, на мой взгляд, значение, так это мое двусмысленное положение. С этим нужно кончать! Просто необходимо! Вы слышите?..

— Да-да, слышу. И все в доме тоже скоро услышат, если вы…

— Мне все равно! — Амалию, кажется, прорвало. — Неужели вы ничего не понимаете? Я — прелюбодейка, блудница! Для вас, возможно, это ничего не значит, особенно если вспомнить а ваших связях с замужними женщинами, но у меня несколько иные представления о чести и порядочности.

— Мои связи?.. С кем это? — Брови Роберта сурово сошлись на переносице.

Амалия не обратила внимания на его реакцию. Она не могла и не хотела больше молчать:

— Ваши слова растрогают любую, но не меня. Никто не заставлял вас приходить ко мне в спальню. Вы явились по доброй воле, совершенно не думая обо мне. Вы пришли удовлетворить собственную похоть, а заодно подарить Жюльену обманом ублюдка, который…

— Это не так!

— Неужели у вас хватит наглости отрицать очевидное?

— Жюльен знал все! — сказал Роберт твердо.

Амалия догадывалась об этом, но понять и до конца поверить не могла.

— Значит, у вас было согласие мужа? А мое? Мое согласие у вас было?

Роберт долго смотрел на нее, потом глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и, шагнув к ней, сказал:

— Вы огорчены, и это понятно. Будет лучше, если мы поговорим позже, когда вы немного успокоитесь.

• Предыдущая
• 36/87
• Следующая