Зов сердца - Блейк Дженнифер - Страница 18

• Предыдущая
• 18/82
• Следующая

В ее карих глазах свернул гнев. Никто никогда не говорил ей такого, особенно Пьер Бретон. Но она все-таки не хотела, чтобы он заметил, как ее это задело. Вздернув подбородок, она заявила:

— Я сама способна защищаться. У меня есть нож, который вы дали мне, и я не забыла, как им пользоваться.

— Этого слишком мало. Ты слишком лакомый кусочек, чтобы отступиться от тебя только из-за какого-то ножичка или нескольких оборонительных приемов, которым ты выучилась у меня.

Внезапно вмешался Рене, слушавший их с напряженным вниманием.

— Я буду ей защитой.

Жан зарычал и снова рванулся бы вперед, если бы Пьер не удержал его повелительным жестом. Сирен обернулась к Рене и удивленно посмотрела на него.

— Совершенно незачем, — настойчиво проговорила она вполголоса. — Вас это не касается.

— Пусть говорит, — сказал Пьер, хотя на его лице мелькнула какая-то тень, похожая на гримасу боли.

Рене встал, открыто глядя на остальных.

— Не заблуждайтесь, я делаю это не от страха и не из благодарности. За последние несколько дней я обнаружил, как сильно привязался к Сирен. Что она вам или вы ей, я не знаю, но, по крайней мере, могу вам обещать, что не причиню ей никакого вреда, и никому другому не удастся обидеть или оскорбить ее, пока она находится под моей охраной.

Сирен, с изумлением слушавшая его, запротестовала.

— Да замолчите вы! Мне не нужна ваша помощь.

— Под твоей охраной, — повторил Пьер. — А кем она будет для тебя?

— Это уж наше дело.

Жан хмыкнул.

— Значит, твоей любовницей. Или, может, твоей охраны хватит только на пару ночей?

— Надеюсь, что этот срок будет больше. Я думал и даже надеялся, что это продлится хотя бы столько времени, сколько займет ваша следующая экспедиция к англичанам.

Жан выругался, Гастон — тоже, он побледнел. Пьер сохранял спокойствие, только прищурился.

— Надеюсь, ты объяснишь.

— Простите за резкость, — сказал Рене, — я догадался про индиго почти сразу, как вы принесли его на борт. Не так уж трудно было понять, что это, поскольку у Жана под ногтями кожа была голубоватого цвета, пока он не вымыл руки. Я лежал и думал, в какое вы пускаетесь предприятие и какой доход рассчитываете получить., и обнаружил у себя большое желание присоединиться к вам.

— Разумеется, из-за денег? — сказал Пьер.

— И это не помешает, хотя, честно говоря, я имею достаточное содержание от семьи, конечно, если не проматываю все за игорным столом. Возможно, вы не поверите, в чем состоит настоящая причина, но я могу сказать. Я устал от цивилизации и ее законов, сыт по горло. Теперь, когда я здесь, я жажду проникнуть в дикие дебри, увидеть, как живут индейцы, ну и, может быть, совершить что-нибудь, что связано с определенной долей риска. Не могу объяснить вам, почему, могу лишь утверждать, что это так.

Вряд ли ему удалось бы найти другое объяснение, которое бы так пришлось по вкусу Бретонам. Контрабанда была для них не только профессией, но и удовольствием, и развлечением. Получаемый доход был важен, но все перевешивало обыкновенное удовольствие от того, что его добывали, рискуя угодить в руки королевских солдат, быть убитыми предателями-индейцами или погибнуть от природных стихий, которые вечно случались в этой огромной стране.

— Ты хочешь пойти с нами? — спросил Жан. — Ты, парижский щеголь? Да тебе в лесу и десяти минут не протянуть.

— Возможно, — согласился Рене с легкой усмешкой в серых глазах. — Но, возможно, я бы не разочаровал вас.

Сирен переводила взгляд с Пьера на Жана. Они смотрели друг на друга мрачно. Что-то в выражениях их лиц — недоверие, одобрение — сказано ей, что они обдумывают предложение. Они действительно собирались брать с собой Рене Лемонье.

— Нет, — сказала она.

Никто не обратил на нее внимания.

— Ты сможешь управлять лодкой? — спросил Пьер, снова глядя на Рене.

— Я плавал по Сене.

— Миссисипи не такая спокойная, ошибок не прощает. Стрелять умеешь?

— Умею.

— Нет, — повторила Сирен.

— А убивать тебе хоть раз приходилось? — спросил Жан, глядя ему прямо в лицо.

Рене ничего не ответил, но глаз не отвел.

— Конечно, ты можешь и не считать туземца человеком, но противник он опасный, — с иронией заметил младший брат. — Если, допустим, ты способен защититься сам и защитить нашу Сирен, собираешься ли ты просто прогуляться, или хочешь войти в долю?

— Если вы позволите, я разделю риск.

Сирен встала, завернувшись в медвежью шкуру.

— Что происходит? — требовательно спросила она, глядя то на одного, то на другого. — Что вы делаете?

Ей ответил Пьер:

— Соглашение между мужчинами, дорогая. А делаем вот что: берем компаньона.

— Можете поступать, как вам угодно, — произнесла она твердо и неторопливо, — но учтите, вы все. Ко мне это отношения не имеет.

— Это ваше дело, твое и человека, которого ты выбрала.

— Я никого не выбирала!

— Разве? А выглядит это иначе.

Сирен вскинула голову, ее глаза потемнели от негодования и обиды.

— Мне наплевать, как это выглядит, я не нуждаюсь в каком защитнике и никого не хочу!

— К сожалению, дорогая, видимо, он у тебя все-таки есть, хочешь ты того или нет.

Пьер долго и пристально смотрел на нее, его лицо было сурово, хотя в глазах застыла боль. Он резко отвернулся, словно с презрением, и, знаком отозвав Жана и Гастона, опустил занавеску на место. Он снова заговорил по другую сторону.

— Мы отправляемся на этой неделе, Лемонье. Готовься.

Почему? Сирен не могла понять этого. Не то чтобы Бретоны никогда не брали никого в компанию; не было ничего необычного в том, чтобы взять с собой еще одного человека, а то и двух. Но те люди всегда были из вояжеров, родившиеся в этом суровом новом мире и привычные к этим походам люди, которых они давно знали и которым доверяли. Не было никакого смысла принимать к себе новичка, человека, который не только не знал этой земли, но и был на дружеской ноге с губернатором и, следовательно, вызывал подозрение.

Обязанностью губернатора как высшего должностного лица здесь, вдали от матери-Франции, было покончить с контрабандой, которая здесь была распространенным промыслом. С этой целью были назначены награды за информацию о людях, занятых этой незаконной и изменнической деятельностью. Контрабанда приравнивалась к хищению у французского государства, поскольку отвлекала доходы, которые в противном случае достались бы королевской казне. В качестве наказания применялась порка, количество плетей определялось в зависимости от степени нанесенного ущерба, потом ставили клеймо и назначали пожизненную ссылку на галеры.

Неужели она привела к ним осведомителя?

Сирен медленно повернулась к Лемонье.

— Зачем вам все это?

— По-моему, вы слышали.

Взгляд его серых глаз был открытым и честным, и все же что-то в нем не давало ей покоя.

— Если это просто порыв, я прошу вас одуматься. Человек, который ничего не знает о лесах и болотах может представлять опасность для всех и для самого себя.

— Я ценю вашу заботу, хотя желал бы большего доверия.

— Его вам придется заслужить, как и всем, кто приезжает в Луизиану.

Рене смотрел на нее и поражался самообладанию, скрывавшему гнев, который заставлял ее грудь так часто вздыматься. Она чувствовала, что ее обманули, и была права. За это он не слишком одобрял сам себя. Но она от этого не проиграет. Он снова молча поклялся в этом, позволив взгляду скользить по четкому овалу ее лица, пышным волосам, великолепной фигуре, коже, позолоченной на плечах проникавшим через занавеску светом. Конечно, на женщине такого низкого сословия не женятся, но перед тем, как вернуться во Францию, он непременно позаботится, чтобы она ни в чем не нуждалась, даже в муже.

Вслух он сказал:

— Я постараюсь запомнить.

— Вам придется твердо уяснить себе кое-что еще, поэтому слушайте меня внимательно. Вы можете отправляться в эту экспедицию, можете называть себя моим защитником, если вам так нравится, но на этом все кончается. Вы не будете делить со мной постель. Вы мне ничего не должны, и я вам — тоже. Понятно?

• Предыдущая
• 18/82
• Следующая