Меч Предназначения - Сапковский Анджей - Страница 62

• Предыдущая
• 62/77
• Следующая

— Да, Гвинблейдд? — Браэнн подняла голову, и в ее глазах что-то влажно блеснуло.

— Легко убивать из лука, девочка. Так легко спустить тетиву и думать: мол, это не я, не я, а стрела. На моих руках нет крови того мальчика. Его убила стрела, а не я. Но стреле ничего не снится по ночам. Пусть и тебе ничего не снится по ночам, голубоглазая дриада. Прощай, Браэнн.

— Мона… — невнятно произнесла Браэнн. Кубок, который она держала в руках, дрожал, по переполняющей его прозрачной жидкости шла рябь.

— Что?

— Мона, — простонала она. — Я — Мона. Госпожа Эитнэ! Я…

— Довольно! — резко бросила Эитнэ. — Довольно! Держи себя в руках, Браэнн.

Геральт сухо засмеялся.

— Вот оно, твое Предназначение, Лесная Госпожа. Я уважаю твое упорство и твою борьбу. Но знаю, скоро ты будешь бороться одна. Последняя дриада Брокилона, посылающая на смерть девочек, которые помнят свои настоящие имена. И все-таки я желаю тебе счастья, Эитнэ. Прощай.

— Геральт, — шепнула Цири, по-прежнему сидя неподвижно с опущенной головой. — Не оставляй меня… одну…

— Белый Волк, — сказала Эитнэ, обнимая ссутулившиеся плечи девочки. — Тебе обязательно надо было ждать, пока она попросит? Попросит, чтобы ты оставался с нею до конца? Почему ты бросаешь ее в такой момент? Оставляешь одну? Куда ты собираешься бежать, Гвинблейдд? И от чего?

Цири еще больше наклонила голову. Но не расплакалась.

— До конца, — кивнул ведьмак. — Хорошо, Цири. Ты не будешь одинока. Я буду с тобой. Не бойся ничего.

Эитнэ взяла кубок из дрожащих рук Браэнн, подняла его.

— Ты умеешь читать Старшие Руны, Белый Волк?

— Умею.

— Прочти, что выгравировано на кубке. Это кубок из Крааг Ана. Из него пили короли, которых уже никто не помнит.

— Duettaeann aef cirran Caerme Glaeddyv. Yn a esseath.

— Знаешь, что это означает?

— «У Меча Предназначения два острия… Одно из них — ты».

— Встань, Дитя Старшей Крови. — В голосе дриады сталью прозвенел приказ, который нельзя было не выполнить, воля, которой нельзя было не подчиниться. — Пей. Это Вода Брокилона.

Геральт закусил губу, глядя в серебристые глаза Эитнэ. Он не смотрел на Цири, медленно подносившую губы к краю кубка. Он уже видел это когда-то, давно. Конвульсии, судороги, невероятный, ужасающий, медленно угасающий крик. И пустота, мертвенность и апатия в медленно открывающихся глазах. Он это уже видел.

Цири пила. По неподвижному лицу Браэнн скатилась слеза.

— Достаточно. — Эитнэ отобрала у нее кубок, поставила на пол, обеими руками погладила волосы девочки, падающие на плечи пепельными волнами.

— Дитя Старшей Крови, — сказала она. — Выбирай. Хочешь ли ты остаться в Брокилоне или же последовать за своим Предназначением?

Ведьмак недоверчиво покачал головой. Цири дышала немного быстрее, на щеках появился румянец. И ничего больше. Ничего.

— Я хочу последовать за моим Предназначением, — сказала она звучно, глядя в глаза дриаде.

— Да будет так, — произнесла Эитнэ, отворачиваясь. — Уходите.

Браэнн схватила Цири, коснулась плеча Геральта, но ведьмак отстранился.

— Благодарю тебя, Эитнэ, — сказал он.

Дриада мгновенно повернулась.

— За что?

— За Предназначение, — улыбнулся он. — За твое решение. Это ведь не была Вода Брокилона, верно? Цири должна была вернуться домой. И ты, Эитнэ, сыграла роль Предназначения. За это я тебя благодарю.

— Как мало ты знаешь о Предназначении, — горько проговорила дриада. — Как мало ты знаешь, ведьмак. Как мало ты видишь. Как мало ты понимаешь. Благодаришь меня? Благодаришь за ту роль, которую я сыграла? За базарное представление? За фокус, за обман, за мистификацию? За то, что Меч Предназначения был, как ты думаешь, изготовлен из дерева, покрытого позолотой? Продолжай. Не благодари, а разоблачи меня. Поставь на своем. Докажи, что прав ты. Брось мне в лицо твою правду, покажи, как торжествует трезвая, человеческая правда, здравый рассудок, которые, по вашему разумению, помогают вам завоевывать мир. Вот Вода Брокилона, еще немного осталось. Ты отважишься? Завоеватель мира?

Геральт, хоть и был возбужден ее словами, колебался только мгновение. Вода Брокилона, даже самая подлинная, не могла повлиять на него, против содержащихся в ней токсинов, галлюциногенных танинов он был полностью иммунизирован. Но ведь это не могла быть Вода Брокилона, Цири пила ее, и с ней ничего не случилось. Он взял кубок обеими руками, глянул в серебряные глаза дриады.

Земля моментально ушла у него из-под ног и обрушилась ему на спину. Гигантский дуб закружился и задрожал. С трудом водя кругом немеющими руками, он открыл глаза, и это было так, словно он поднимал мраморную плиту саркофага. Увидел перед собой маленькое личико Браэнн, а за ним блестящие ртутью глаза Эитнэ. И еще другие глаза, зеленые, как изумруды. Нет, более светлые. Как весенняя травка. Медальон на его шее раздражал, вибрировал.

— Гвинблейдд, — услышал он, — смотри внимательно, не закрывай глаза, это тебе не поможет. Смотри, смотри на твое Предназначение.

— Ты помнишь?

Неожиданная, разрывающая завесу дыма вспышка света, огромные, тяжелые от свечей канделябры, истекающие фестонами воска. Каменные стены, крутые ступени. Спускающаяся по ступеням зеленоглазая пепельноволосая девушка в диадемке с искусно вырезанной геммой, в серебристо-голубом платье со шлейфом, поддерживаемым пажом в пунцовой курточке.

— Ты помнишь?

Его голос, говорящий… Говорящий…

— Я вернусь сюда через шесть лет…

Беседка, тепло, аромат цветов, натужное монотонное гудение пчел. Он один, на коленях, подающий розу женщине с пепельными волосами, локонами выбивающимися из-под узенькой золотой дужки. На пальцах руки, берущей у него розу, перстни с изумрудами, огромные, зеленые кабошоны.

— Возвращайся, — говорит женщина. — Возвращайся, если изменишь мнение. Твое Предназначение будет ждать.

«Я так и не возвратился, — подумал он. — Никогда туда не возвратился. Я никогда не возвратился в…»

Куда?

Пепельные волосы. Зеленые глаза.

Снова ее голос, в темноте, во мраке, в котором гинет все. Есть только огни, огни по самый горизонт. Туман искр в пурпурном дыме. Беллетэйн! Майская ночь! Из клубов дыма смотрят темные, фиолетовые глаза, горящие на бледном треугольном лице, заслоненном черной бурей локонов.

Йеннифэр!

— Слишком мало, — узкие губы видения, неожиданно искривившиеся, по бледной щеке катится слеза, быстро, все быстрее, как капля воска по свече. — Слишком мало. Нужно нечто большее.

— Йеннифэр!

— Тщета за тщету, — говорит видение голосом Эитнэ. — Тщета и пустота, которая в тебе, завоеватель мира, не умеющий даже завоевать женщину, которую любишь. Уходящий и сбегающий, когда его Предназначение находится на расстоянии вытянутой руки. У Меча Предназначения два острия. Одно — это ты. А второе? Белый Волк? Что — второе?

— Нет Предназначения, — его собственный голос. — Нет. Его нет. Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, — это смерть.

— Правда, — говорит женщина с пепельными волосами и загадочной улыбкой. — Это правда, Геральт.

На женщине серебристые латы, окровавленные, погнутые, продырявленные остриями пик или алебард. Кровь тонкой струйкой течет из уголка загадочно и некрасиво улыбающихся губ.

— Ты смеешься над Предназначением, — говорит она, не переставая улыбаться. — Насмехаешься над ним, играешь с ним. У Меча Предназначения два острия. Одно из них — ты. Другое — смерть? Но это умираем мы, умираем из-за тебя. Тебя смерть не может достать, поэтому довольствуется нами. Смерть следует за тобой по пятам, Белый Волк. Но умирают другие. Из-за тебя. Ты меня помнишь?

— Ка… Калантэ!

— Ты, Дитя Старшей Крови, можешь его спасти, — голос Эитнэ из-за занавеса дыма. — Ты можешь его спасти. Прежде чем он погрузится в так полюбившееся ему небытие. В черный бесконечный лес.

• Предыдущая
• 62/77
• Следующая