Дорога - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 12

— А голова?

— На заднице.

— А задница?

— К ногам приделана.

— А ноги?

— Землю топчут.

— А земля где?

— Во Вселенной. — Ремедий злился уже не на шутку. Ему казалось, что он не сможет долго находить ответы на вопросы Бальтазара Фихтеле. А вопросы вылетали один за другим, как осы из гнезда.

— А Вселенная? Вселенная где?

Ремедий молчал. Ему не нравился весь этот разговор. Но вопрос цеплялся за ответ, а Бальтазар, сволочуга, все приставал: где искать дохлую мышь?

И Ремедий выпалил:

— Вселенная суща сама по себе.

И сам удивился такому ответу.

А Бальтазар склонил голову набок и, как ни в чем не бывало, продолжал донимать монаха:

— И где же Вселенная суща сама по себе?

— В Боге, — сказал Ремедий.

— А где Бог?

— Везде, — сказал Ремедий.

В этот момент Арделио резко натянул поводья, и лошадь остановилась.

— Что там такое? — крикнул Бальтазар, подняв голову.

— Стоит кто-то на дороге, — ответил Арделио.

На дороге стоял монах. Рослый, тощий монах в коричневом плаще. Стоял он, свесив голову, опустив руки, смиренником. И почему-то никому не захотелось с ним разговаривать.

Ни Балатро, старшему из комедиантов, хозяину лошади.

Ни Варфоломею, который всех пытался спасти и обратить.

Ни Витвемахеру, не упускавшему случая помахать мечом.

Ни Клотильде с Шальком — оба большие любители почесать языками.

Тем более не захотел вступать в разговоры Ремедий, тот вообще молчун, а как скажет, так невпопад.

Мартин и Валентин попросту спрятались, хотя вот уж кому терять нечего, так это им, покойникам.

Потом Варфоломей сказал Иеронимусу:

— Он твоего ордена, ты с ним и разговаривай.

Иеронимус вышел вперед. Ничего другого не оставалось.

— Привет, Агеларре, — сказал он.

Дьявол поднял голову. Он выглядел усталым и постаревшим, узкое лицо заросло щетиной, глаза смотрели уныло. И не желтыми были они, а бесцветными.

— Просто Дитер, — поправил он.

— Как хочешь.

И плащ на плечах дьявола знакомый. Дитеру в плечах широк, болтается, как на палке, и коротковат, прикрывает ноги только до икр. Серые пятна покрывают плащ. Кое-где прилипли и так и не отстирались куски плесени, рыбьи кости, плевки желчи. Достался дьяволу монашеский плащ Иеронимуса, и с плащом все ведьмины страхи, что жили в нем, и старые пятна блевотины. Оттого и страшно было.

Иеронимус стоит против дьявола. Он меньше ростом, старше, плечи опущены.

— Перестань, наконец, путаться у меня под ногами, Дитер, — сказал он.

— Надоел.

Дитер растянул губы в неприятной ухмылке.

— Ты мне не указ, Мракобес.

— Отойди с дороги, — тихо сказал Иеронимус.

Дитер хмыкнул. Мотнул головой назад, в сторону спутников Иеронимуса.

— А этот сброд что, с тобой?

— Кто?

Иеронимус оглянулся.

И увидел лица. Десятка два встревоженных лиц. И все обращены к нему. Иеронимус повернулся к дьяволу спиной, посмотрел на своих спутников — удивленно, как будто впервые заметил.

— Эти-то? Нет, они сами по себе, — сказал он Дитеру.

— А почему тогда идут за тобой?

— Они не за мной. Просто идут.

— А куда? — жадно спросил Дитер. — Куда вы все идете, каждый сам по себе?

Иеронимус видел, что дьявол нарочно втягивает его в длинный разговор, и сказал, чтобы тот отвязался:

— Скучно с тобой.

— Да? — Дьявол казался по-настоящему удивленным. — Вот уж чего никак не ожидал услышать. Сколько говорил с людьми, столько слышал: с тобой, дескать, Дитерих, не соскучишься! С тобой, Дитерих, обхохочешься!..

Иеронимус тишком зевнул. Дитер заметил. И обиделся.

— Куда идешь-то? — рявкнул он.

— К своему Богу, куда еще может идти монах.

— Ведь ты христианин, Шпейер, — хитро сказал Дитер. — Чему учила тебя твоя дурацкая религия? Хочешь иметь — отдай. Хочешь знать — забудь. Хочешь убить врага — возлюби его.

— Тебя не переспоришь, Дитер.

— Я отличный теолог, — похвастался Дитер. — Дьяволу положено. Ищи Бога и найдешь меня.

— Ты опять прав, Дитер.

— Так на что ты надеялся?

— Я и не надеялся, — отозвался Иеронимус просто. Повернулся к Арделио, махнул ему рукой: мол, все в порядке, можно ехать дальше. Арделио причмокнул губами, тронул поводья.

Дитер посторонился, пропуская мимо себя караван.

Прогрохотала телега, с каменным лицом проехал мимо Арделио. Прошел Ремедий и рядом с ним Мартин, оба бледные. Опустив голову, просеменил Валентин. Погруженные в бесконечную беседу, минули монаха и дьявола Варфоломей и Михаэль. Воинственно протопали блаженные братья Верекундий и Витвемахер. Опираясь на руку Бальтазара Фихтеле, проковылял Шальк, все еще слабый после ранения.

— Я ведь только поговорить, — пробурчал Дитер. Он был по-настоящему обижен.

Иеронимус подошел к нему вплотную и сказал:

— Пшел вон. Живо.

Как побитая собака, побрел Дитер вниз с горы. И никто не посмотрел ему вслед.

Вышли к Разрушенным горам. Старые горы, поросшие лесом. Смотреть от Раменсбурга, с плоского берега Оттербаха, — невысокими кажутся. А подниматься к перевалу тяжело, особенно по распутице.

С каждым днем ощутимо холодало. Слишком быстро отступала в этом году осень.

Однажды утром Балатро разбудил Иеронимуса еще до света. Иеронимус сразу проснулся, сел, кутаясь в плащ. Комедиант, едва различимый в утренних сумерках, приложил палец к губам, поманил за собой. Они отошли от лагеря. Иней похрустывал на опавших листьях у них под ногами.

За месяц путешествия Мракобес заметно сдал. Балатро не знал, сколько ему лет. Сорок, пятьдесят? Спрашивать не решался, а догадаться не мог. Иеронимус выглядел усталым.

В полумиле стояла комедиантская телега, готовая к отбытию. Лошадь запряжена, Арделио держит в руках поводья, на Иеронимуса не смотрит, отворачивается.

— Мы уходим, — сказал Балатро. — Арделио, Клотильда и я.

Иеронимус молчал.

— Проклятье, святоша, — сказал Балатро, уже не чинясь. — Ты затащил нас в эти проклятые горы. Там, внизу, мы боялись тебя. Здесь — чего бояться? Все позади, впереди только смерть. И в Страсбург нам не дойти, покуда ты с нами.

Иеронимус удивился. И скрывать не стал.