Шпион в тигровой шкуре - Блок Лоуренс - Страница 21

• Предыдущая
• 21/49
• Следующая

— Теперь понятно!

— Но это очень рискованно. Чтобы прийти к какому-то определенному выводу, нам придется провести возле павильона несколько часов. Даже отвлекаясь от того, что я в розыске, вряд ли можно проторчать несколько часов на одном месте и не привлечь к себе внимание охраны.

— Трудно, — согласилась она.

— Два человека могут долго простоять на одном месте, не вызывая никаких подозрений, только если это их стояние чем-то оправдано. Ну например, они могут продавать мороженое с лотка. Или сувениры. Но наверняка выдача лицензий на торговлю в разнос строго контролируется администрацией выставки. К тому же у мороженщика всегда полно работы, чтобы еще и следить за числом входящих и выходящих. Что же нам делать…

— Придумала!

— Что?

— Братишки!

— Жан и Жак? — ухмыльнулся я. — Почему-то я от твоей идеи не в восторге. Они наверняка захотят ввязаться в рукопашную и взять павильон штурмом. Вполне возможно, им это удастся, но я не думаю, что…

— Не эти, другие. Сет и Рэндольф.

— Что— то я их не припомню.

— А ты с ними не встречался. Они не из нашего движения. Они американцы, как и ты. И…

— Не стоит впутывать в это дело американцев, Арлетта!

— Но они совсем не такие! Они... как это вы говорите… закусили...

— Как?

— Пардон! Закосили от армии.

— А, так они призывники-уклонисты?

— Ну да! — Ее мордашка приняла мечтательное выражение. — Они такие романтики! Такие молодые и оба ужасно милые!

— Я так понимаю, Арлетта, ты с ними достаточно близко знакома, а?

— Ну да! — ответила юная революционерка и невольно покосилась на кровать под тигровой шкурой.

— Сразу с обоими?

— Они же мои друзья. Настоящие друзья!

— Жанна д'Арк!

— О, но ведь люблю-то я только тебя, Ивен! — Она схватила меня за руку. — Я им позвоню. Они не подведут, я точно знаю. Они могут часами стоять на одном месте, и никто в их сторону даже не посмотрит. Они даже лучше мороженщиков!

— Это почему?

— Скоро увидишь.

Она позвонила куда-то и попросила братишек немедленно приехать и захватить с собой плакаты. Я не понял, о чем идет речь. Они появились и впрямь очень скоро — и я все сразу понял

У Сета, того, что чуть повыше, были задумчивые глаза и кустистая рыжая борода. У Рэндольфа патлы свисали до плеч, а под носом топорщились длинные усы. Оба пришли с плакатами-"сэндвичами", прикрывавшими им грудь и спину. Плакат Рэндольфа вопрошал: ЛИНДОН ДЖОНСОН, ОТВЕЧАЙ: СКОЛЬКО ДЕТОК ТЫ СОЖРАЛ? Плакат Сета гласил: ДЯДЯ СЭМ, ЯПОНА МАМА, ВЕРНИ РЕБЯТ ИЗ ОКОПОВ ВЬЕТНАМА.

— Теперь твоя задумка понятна, — похвалил я Арлетту. — Совсем не бросается в глаза. На них точно никто внимания не обратит.

Около девяти вечера Сет и Рэндольф опять появились в квартире Арлетты, на этот раз уже без плакатов-"сэндвичей". Они принесли бутерброды с копченым мясом на всех и здоровенную бутылку эльзасского вина. Между укусами и глотками мы вели беседу, и к моменту, когда не осталось ни бутербродов, ни вина, я выслушал их подробный отчет.

Кубинцы-таки занимались похищением людей!

Братишки, правда, не смогли объяснить — а я так и не сумел догадаться, — зачем они это делают, но факт оставался фактом: более чем за четыре часа восемь человек из числа вошедших в павильон Кубы оттуда не вышли. Оба уклониста запаслись калькуляторами, и подсчет начали вести одновременно, так что в своих конечных выводах они были уверены на сто процентов. Они понятия не имели, естественно, кто такие были эти пропавшие посетители, какого пола, возраста или национальной принадлежности. Но одно было точно известно: в павильон Кубы вошло на восемь человек больше, чем из него вышло. Как раз это мне и нужно было выяснить. Значит, пропажа Минны не была случайностью. Кубинцы похищали людей!

И, как можно предположить, прятали их где-то внутри своего павильона.

— Вы славно поработали, — похвалил я обоих братишек. — Я вам очень благодарен.

— Всегда пожалста, — ответил Сет.

— Мы туда и так все время ходим, — сообщил Рэндольф. — С этими плакатами. Там можно стоять хоть до посинения — никто даже не подойдет и не взглянет. Никто даже башку не повернет прочесть, что там у нас написано. Даже обидно. Торчим там как бутафория. Как гипсовые скульптуры в парке.

— И никто с вами не вступает в дискуссии?

— Ну иногда кто-нибудь шепнет: «Так держать, малыш!» или что-то в таком духе. А иногда к нам выходят чмыри в галстуках и просят отойти подальше от их павильона, чтобы не мешать посетителям. Наверное, им просто не хочется напрягать отношения с Вашингтоном. Зато у павильона Кубы никаких проблем не возникает. У кубинцев же со Штатами никаких отношений нет.

— И они в общем согласны с нашей позицией по вьетнамской войне, — добавил Сет.

Я предположил, что братишки, наверное, подвергаются нападкам со стороны американских туристов, но они дружно развеяли мои опасения.

— Кое-кто с нами согласен, хотя вслух обычно такие вещи не говорят. Наверное, процентам восьмидесяти вообще все по барабану. Кондиционер жужжит, телик работает — а больше им ни до чего нет дела.

— Апатичное большинство, — разъяснил Рэндольф.

— Ну да, — подтвердил Сет. — А вот тем, кто готов нас на кол посадить, им приходится попридержать язык. Догадываешься, почему? Потому что они ведь думают, что мы канадцы, а если они покатят на нас бочку, то может разразиться международный скандал, и на следующей ежегодной конференции «Ротари-клуба» их могут вышибить за поведение, несовместимое с членством в клубе. А некоторые, из так называемых истинных патриотов, те совсем шизеют, когда нас видят. Ты бы поглядел на них — это просто умора! Подходят с явным намерением то ли базар затеять, то ли бенц учинить, а сами все разглядывают наши лица, пытаются угадать, канадцы мы или американцы, и вообще кто мы такие. Больше всего их бесят мои волосы и Рэндина борода.

Сет и Рэндольф не ограничивались только политическим дефиле на монреальской всемирной выставке. Каждый из них по несколько часов в неделю работал в офисе пацифистской организации на Франт-стрит, рассылая агитационные письма, вычитывая гранки статей для антивоенного журнальчика и принимая участие в иных акциях против войны в целом и во Вьетнаме в частности. Большую часть времени они посвящали агитации среди американских студентов, призывая их уклоняться от воинского призыва и бежать в Канаду.

— Куда ни кинь, всюду клин, — признался Сет. — Понимаешь, в Штатах у нас выбор невелик: либо мы идем в армию убивать коммуняк Христа ради, либо садимся на пять лет в Ливенуортскую тюрягу за свои принципы. А тут мы хоть с пользой проводим время. Самопожертвование — это, знаешь ли, радость для мазохистов. — Он пожал плечами. — Хотя я вот часто думаю: а на хрена все это вообще нужно? Ну вот, рассылаешь ты эти журнальчики с антивоенными статейками, а ведь они трогают только тех, кто и так с тобой согласен. То есть, я хочу сказать, если люди не хотят думать, то какой тогда на фиг вообще от всего этого прок?

— Если бы все перестали думать, — изрек я, — никто бы утром не вставал с постели. Никто и никогда.

Когда братишки ушли, я заставил Арлетту лечь поспать хотя бы пару часиков. Она утверждала, что, мол, ни капельки не устала и принялась читать мне длинную лекцию о взаимоотношениях между американским антивоенным движением и Национальным Движением Квебека. Вряд ли такие взаимоотношения имели место, но квебекские террористы были готовы заключать временные альянсы с самыми разнообразными силами. Несколько лет назад кое-кто из них стал участником заговора чернокожих экстремистов с целью взорвать Статую Свободы, которая, как известно, была передана Францией в дар американскому народу, поэтому не удивительно, что Арлетте удалось наладить связь с американскими дезертирами. Как и большинство ее политических альянсов, сей славный союз был заключен и освящен на кровати, в которой она доказала свою любовь к обоим по очереди или одновременно — но этот аспект тройственного союза она так и не прояснила, а я не стал спрашивать в надежде, что мне о таких нюансах и не нужно знать.

• Предыдущая
• 21/49
• Следующая