Расколотые сны - Шелдон Сидни - Страница 57
- Предыдущая
- 57/65
- Следующая
– Вы совсем забросили краски, Алетт! Жаль, что такой талант, как у вас, пропадает втуне. Вы такая одаренная художница!
– Возможно.
«Откуда тебе знать, кретин?!»
– Разве вам не нравится рисовать?
– Нравится.
– Почему же не хотите меня порадовать?
– Потому что совершенно бездарна. “Да, отцепись же наконец!"
– Кто вам это сказал?
– Моя…, моя мать.
– Мы еще не разговаривали о вашей матери. Хотите рассказать мне о ней?
– Нечего рассказывать.
– Она трагически погибла, верно?
– Да, – неохотно буркнула Алетт после долгой паузы, – авария.
Но завтра она начала рисовать. Ей нравилось сидеть в цветущем саду, а стоило притронуться кистью к холсту, как она обо всем забывала. Иногда вокруг собирались пациенты и восторженно переговаривались голосами всех цветов радуги.
– Ваши картины должны висеть в галерее. Черный.
– Эта картина чудо как хороша. Желтый.
– Где вы учились? Черный.
– Не могли бы вы когда-нибудь написать мой портрет?
Оранжевый.
– Хотелось бы мне обладать хоть сотой долей таких способностей.
Черный.
Ей всегда становилось тяжело на душе, когда приходилось возвращаться в дом. Но санитар неизменно подходил к ней, извинялся и просил идти обедать или ужинать. Алетт никогда не возражала.
Однажды доктор Келлер подвел к Эшли маленькую, пожилую, похожую на призрак женщину.
– Познакомьтесь, Эшли, это Лайза Гарретт. Сегодня она выписывается.
Лайза расплылась в приветливой улыбке:
– Ну разве не чудесно? Я всем обязана доктору Келлеру.
– Видите ли, Эшли, – пояснил Гилберт, – Лайза, как и вы, страдала расщеплением сознания.
– Да, но теперь я осталась одна. Все мои “заместители” согласились уйти, дорогая.
– Лайза уже третья с подобным недугом, кто в этом году возвращается домой, – многозначительно добавил доктор Келлер. И в душе Эшли вновь загорелся огонек надежды.
Но ее остальные “я” вовсе не были довольны происходящим. Правда, Алетт была немного добрее Тони. Она даже симпатизировала Келлеру.
– Думаю, он не так уж плох, – признавалась она подруге. – Такой милый и заботится о нас.
– Дура набитая, – фыркнула Тони. – Слепа, как летучая мышь! Неужели не видишь, что происходит? Сколько раз мне твердить: он притворяется добреньким, чтобы вертеть нами, как пожелает. Добивается, чтобы мы беспрекословно подчинялись, а сам знаешь, что задумал? Хочет свести нас троих вместе и убедить Эшли, что она в нас не нуждается. Ну а потом… Потом нам конец. Мы умрем. Ты этого желаешь? Лично я – нет!
– Ты права, – нерешительно призналась Алетт. – Погибать так страшно. До сих пор мы неплохо жили. Что им всем от нас нужно?
– Лучше слушайся меня, если не хочешь кончить, как эти мужики! Нужно во всем соглашаться с доктором. Пусть верит, что мы действительно хотим ему помочь. Будем водить его, как бычка на веревочке. Спешить нам некуда. Обещаю, что в один прекрасный день вытащу нас отсюда.
– Как скажешь, Тони.
– Прекрасно. Пусть старина доки радуется, что все идет как надо.
Через несколько дней Эшли получила письмо от Дэвида. В конверт была вложена фотография смеющегося малыша. Эшли перечитала письмо несколько раз:
Дорогая Эшли!
Надеюсь, дела идут хорошо и скоро вы окажетесь дома. У нас ничего нового. Я много и с удовольствием работаю. Клиентов немало, у каждого свои беды, и приятно знать, что можешь чем-то помочь людям. Джеффри растет не по дням, а по часам. Ему уже два года. Если все и дальше пойдет такими темпами, еще немного – и он объявит, что женится. Мы по-прежнему думаем о вас и желаем счастья. Сандра посылает самый горячий привет и надеется, что мы когда-нибудь обязательно увидимся.
Дэвид.
Эшли долго сидела, рассматривая снимок. “Какой милый малыш! Счастлив и весел, и дай Бог, чтобы так было и впредь”.
Она пошла обедать, а когда вернулась, обрывки фотографии были разбросаны по всей комнате.
Июнь, 15, 1.30 дня.
Пациент: Эшли Паттерсон. Сеанс терапии с применением амитала натрия. Чужеродное “я”: Алетт Питере.
– Расскажите мне о Риме, Алетт.
– Я не видела города прекраснее. Там столько музеев! Я побывала во всех. Проводила там целые дни. Картины…, скульптуры…, жаль, что вы этого не видели.
«Что может какой-то докторишка знать о музеях!»
– Вы хотели быть художницей?
– Да.
«Идиотский вопрос. Кем мне еще быть? Уличной девкой?!»
– Вы учились рисовать?
– Никогда.
«Тебе еще не надоело привязываться ко мне?»
– Почему? Из-за того, что матери не нравились ваши картины?
– О нет! Просто посчитала, что у меня не слишком выдающиеся способности.
«Тони, убери его, я больше не могу!»
– Вы переживали какие-то психологические травмы в этот период? Возможно, с вами случилось нечто страшное. То, чего вы не хотите вспоминать!
– Нет. Я была очень счастлива в Риме. “Тони!"
Август, 15, 9 часов утра.
Пациентка: Эшли Паттерсон. Сеанс гипнотерапии с чужеродным “я” Тони Прескотт.
– Хотите, поговорим о Лондоне, Тони?
– Почему не поговорить? Я так прекрасно проводила там время. Лондон намного цивилизованнее многих здешних городов. Там очень хорошо.
– У вас были какие-то проблемы во время пребывания в Лондоне?
– Проблемы? Откуда вы взяли? Я же сказала, это были лучшие дни моей жизни.
– И ничего плохого с вами не случилось?
– Разумеется, нет.
«Поломай– ка себе голову, олух! Чего захотел! Так ему и открой душу! Обойдешься!»
Каждый сеанс терапии приносил с собой мириады воспоминаний, ностальгических и тяжелых, светлых и мрачных. По ночам ей часто снилось, что она сидит за своим компьютером в “Глоубл Компьютер Грэфикс”. На экране монитора один за другим возникали причудливые, фантастически красивые рисунки. И Шейн. Шейн Миллер, как всегда, стоит рядом и восторженно смотрит на работу Эшли.
– Здорово! Ну и молодец же ты! Как мы до сих пор обходились без тебя, не понимаю!
Но она, не успев ответить, вновь оказывается в тюремной камере, и Шейн, отводя глаза, бормочет:
– Мне не хотелось бы…, тяжело…, но компания решила уволить тебя…, оберегать наше доброе имя…, надеюсь, ты понимаешь…, ничего личного…
По утрам, когда Эшли просыпалась, подушка была мокра от слез.
Алетт становилась все более грустной и отрешенной. Она тосковала по Риму и Ричарду Мелтону. Какая злая судьба отняла у нее Ричарда!
«Мы могли быть счастливы вместе, но теперь поздно. Слишком поздно. Другого такого мне не найти…»
Тони в противоположность Алетт была доведена до крайности. Она тоже не желала вспоминать тот кошмар, в который когда-то превратилась ее жизнь. Подумать только, она делала все, чтобы уберечь Алетт и Эшли. Но разве кому-то есть до этого дело? Ничего подобного! Всем наплевать! Мало того, ее заперли в психушку, как преступницу какую-то! Словно она рехнулась! Да еще неизвестно, кто умнее! Но ей недолго тут куковать! Недолго! Она еще покажет им.
Листки календаря осыпались, как клены осенью. Прошел еще год. Так же безрезультатно. Доктор Келлер чувствовал, что зашел в тупик.
– Я читал ваш последний отчет, – сообщил как-то Луисон. – Считаете, это коллективный провал в памяти или чистое притворство?
– Притворство, разумеется. Похоже, они разгадали меня и пытаются обхитрить. Из них троих одна Эшли искренне хочет мне помочь. Но они не позволяют. Обычно гипноз или амитал натрия помогают вытянуть правду на свет Божий, только Тони слишком сильна. Сильна и опасна. Остальные в полном ее подчинении и ничего не могут сделать.
– Опасна, говорите?
– Еще бы! Представьте, сколько ненависти должно накопиться в душе, чтобы зарезать и кастрировать пятерых!
- Предыдущая
- 57/65
- Следующая
