За гранью (СИ) - Механцев Борис - Страница 14

— Твой мир?

— Пожалуй. Ты… А, ты мало знаешь про это.

— Про что?

— Про ту войну, которую можно было бы, — голос чуть изменился, — назвать Первой Мировой. В которой проиграли все — и всё.

— Когда это было?

— Ты хотел спросить о другом, но впрочем, пожалуйста: это было скорее — «где». Скажу так: и под Троей — тоже. Это то, что ты можешь знать.

— И ты?

— Я жду. Пока только жду. А вот ты?

— Что — я?

— Ты что-то сделаешь. Найди Балиса. Вспомни его — и найди.

— Я искал, — Мирон удивился.

— Он здесь был. Недавно — меньше двадцати лет назад. Точнее — почти здесь. В другом мире — но здесь.

— Так что ты такое?

— Меня иногда называют Маяком. Мелковат я для маяка, да и не маяк. Но название сойдет.

— А что тогда?

— Сложно ответить. И не поверишь. Так вот — ты можешь победить вместе с другими. Балис — лишь один из них.

— Победить кого?

— Тех, кто несет страх. Несколько недель назад дети выиграли в этих местах один: раунд, так это можно назвать. Они оттянули время. У вас есть шанс.

— А если мы проиграем?

— Мирон, вспомни свое детство. И сравни тот мир с нынешним. Если вы проиграете — ваш мир будет соотноситься с нынешним хуже, чем то, что есть сейчас.

— Значит, страх?

— Нет. Страх — это только оружие. Сейчас не важно, как вы будете называть Их.

— А наше оружие?

— Каждый выберет его себе сам.

— Тогда…

— И еще. Вспомни, когда будет совсем плохо: "Даже взлеты и пропасти — это…"

— Вспомню. Чем ты можешь помочь мне?

— Помочь тебе еще? Не знаю. Может, ты и найдешь меня. Но не здесь.

— Где Балис?

— Ты встретишься с ним. Когда разуверишься во встрече. Это будет скоро.

— Почему?

— Подожди… Всмотрись в меня.

Мирон всмотрелся в рыжий кружок — и увидел моложавое лицо. Чем-то похожее на лицо того мальчишки. И — все. Кончилось.

"Откуда же тут вода?" — недоумевал Мирон, продираясь через чертополох обратно, нет, и думать не стоит. А то одни гадали с фонтаном слез, гадали — так пришлось в него потом водопровод проводить. Разговор запомнился — и ладно.

Мирону внезапно вспомнилась оборона Одессы. Точнее — последние ее часы, когда Южная армия тогда еще Украины, а не Юго-Западной Федерации, была окружена. Он — не знакомый с тем, что есть фронт, разрывался между жуткой кучей дел. Жег секретные бумаги и пленки — в кабинете воняло. Чертыхался, разыскивая инструкцию по уничтожению дискет. Жутко мешал пистолет, но эта штука была категорически необходима на самый крайний случай.

А дверь кабинета внезапно распахнулась, за ней стоял веселый и злой сержант-связист.

— Чего тут копаетесь? Смерти ждете?

— А ты кто такой?

— А за Вами, капитан!

— Вали на восток, сержант. Мне тут, кажись, задержаться надо.

— Есть!

Мирон тогда успокоился. Потому, что решил, что все. Некуда ему деваться, останется несколько раз выстрелить в дверь, а потом, понятное дело, «безопаснику» в плен сдаваться не след. Жаль, конечно, что так, но приходится.

— Обережно, капитан, выходьте! — Тот же сержант размахивал канистрой.

Мирон почему-то послушался его и вышел в коридор. А сержант лихо сгреб со стола дискеты в кучу на полу, полил это дело бензином и спросил:

— Так все секреты кончились?

— Да. Ты вообще кто таков?

— Так предписание же! От генерал-майора! От Семен Юрьича! За Вами отправился!

— Ну, спасибо. Все, кажись. Давай!

— А идем! Зажигайте!

Изумляясь своему спасению, Павлиныч чиркнул спичкой и выскочил из комнаты. Через пять минут их машина тряслась почему-то в сторону запада.

— Ты меня что, в плен везешь?

— Нет, под землю!

— Тогда ладно, сержант.

Несколько суток они отсиживались под землей, в знаменитых катакомбах — и именно там с удивлением узнали, что война закончилась полной победой. Еще на улицах Одессы можно было встретить "римских гвардейцев", но они были уже безопасны: победители просто забрали у них оружие и отпустили от греха подальше — добираться домой самостоятельно.