Философия неравенства - Бердяев Николай Александрович - Страница 28

Личное начало раскрывается, кристаллизуется и развивается прежде всего в аристократии. Это – первое в истории выступление личности из темной коллективной стихии. Потом сложными и мучительными путями происходит искание условий, благоприятных для раскрытия аристократии избранных личностей, качественного подбора личностей. За аристократией первой ступени устанавливается аристократия последующих ступеней. Не только существует аристократия как класс, как социальная группа, но и каждый класс, каждая группа выделяет свою аристократию. Выделяется и подбирается аристократия крестьянская, купеческая, профессорская, литературная, художественная и т. д. И если бы не происходил повсюду этот дифференцирующий процесс выделения и образования аристократии, то неоформленная, хаотическая мещанская стихия тянула бы вниз и не допускала бы творчества ценностей. Перед каждой исторической эпохой стоит сложная задача выделения и укрепления своей аристократии разных ступеней. И не так просто решить, какой политический и социальный строй благоприятен выделению и укреплению такой аристократии. Все вы, уравнители, имеете разные монистические теории на всякий случай. Но все ваши теории мало стоят. Сложность жизни всегда их опрокидывает. Не исключительное торжество одного какого-нибудь начала, а лишь более сложное сочетание нескольких начал благоприятствует истинной аристократии. Служебную роль в этом великом деле может сыграть и начало демократическое, когда оно ограничено и соподчинено более высоким началам. Аристократия и демократия – два внутренно противоположных начала, метафизически враждебных и взаимоисключающих. Но в социальной действительности столкновение этих начал дает сложные результаты, и торжеству начала аристократического может способствовать демократическое, когда оно не имеет самодовлеющих притязаний. И перед обществом монархическим, и перед обществом демократическим одинаково стоит задача выделения и подбора руководящей аристократии. Чистая монархия есть абстракция, конкретно монархия осуществляет себя через аристократию. И ценность монархии прежде всего в способности подобрать руководящую аристократию и укрепить её. Монархия падает, когда она подбирает вокруг себя худших.

Дух демократизма в своей метафизике, в своей морали, в своей эстетике несет с собою величайшую опасность для аристократического начала человеческой и мировой жизни, для благородного качественного начала. Метафизика, мораль и эстетика количества хотели бы раздавить и уничтожить всякое качество, всё лично и соборно возвышающееся. Царство демократической метафизики, демократической морали, демократической эстетики – царство худших, а не царство лучших. Царство демократии окончательно низвергает древний идеал доблести и благородства породы, оно подрывает биологические и духовные основы аристократизма. Торжество демократической метафизики представляет величайшую опасность для человеческого прогресса, для качественного повышения человеческой породы. Вы хотели бы создать такие условия, которые сделали бы невозможным дальнейшее существование аристократизма в мире, выделение и подбор лучших. Это величайший обман с вашей стороны, когда вы говорите, что вы хотите освободить человеческую природу. Вы хотите поработить человеческую природу, хотите ей поставить границы и препоны. Вы отрицаете и биологические основы аристократизма, основы расовые, и благодатные его основы, основы духовные. Вы обрекаете человека на серое, бескачественное существование. Правда, вы хотели бы поднять огромную массу человечества на более высокий уровень, вы хотели бы принудить к этому более высокому уровню. Но не потому хотели бы вы это сделать, что цените и любите «высокий уровень», а потому, что вы хотите уравнения, не выносите различения и возвышения. Само возвышение человеческое вас никогда не интересовало. И вы забываете, что возвышение достигается свободной борьбой и свободным подбором. Не возвышение, а принижение вышестоящих вас интересует больше всего. И вам недоступна, для вашего сознания навеки закрыта тайна истории. Тайна истории – аристократическая тайна. Она осуществляется в меньшинстве. Меньшинство несет в себе дух вселенскости. Дух вселенскости – аристократический дух. Дух большинства, дух демократический – провинциальный, партикуляристический дух. В истории существует водительство меньшинства, водительство аристократии. Восстание против этого водительства есть посягательство на тайну истории. Вам не удастся истребить онтологического различия между душами, не удастся стереть различия между умными и глупыми, даровитыми и бездарными, благородными и низкими, прекрасными и безобразными, благодатными и безблагодатными.

Слово либерализм давно уже потеряло всякое обаяние, хотя происходит оно от прекрасного слова свобода. Свободой нельзя пленить массы. Масса не доверяет свободе и не умеет связать её с своими насущными интересами. Поистине, в свободе есть скорее что-то аристократическое, чем демократическое. Это ценность – более дорогая человеческому меньшинству, чем человеческому большинству, обращённая прежде всего к личности, к индивидуальности. В революциях никогда не торжествовал либерализм. Не только в социальных, но и в политических революциях он не торжествовал, ибо во всех революциях поднимались массы. Масса же всегда имеет пафос равенства, а не свободы. И большими революциями всегда двигало начало равенства, а не свободы. Либеральный дух по существу не революционный дух. Либерализм есть настроение и миросозерцание культурных слоев общества. В нём нет бурной стихии, нет огня, воспламеняющего сердца, в нём есть умеренность и слишком большая оформленность. Правда либерализма – формальная правда. Она ничего не говорит ни положительного, ни отрицательного о содержании жизни, она хотела бы гарантировать личности любое содержание жизни. Либеральная идея не обладает способностью превращаться в подобие религии и не вызывает к себе чувств религиозного порядка. В этом слабость либеральной идеи, но в этом и хорошая её сторона. Идеи демократические, социалистические, анархические притязают давать содержание человеческой жизни; они легко превращаются в лжерелигии и вызывают к себе отношение религиозного характера. Но в этом-то и коренится ложь этих идей, ибо в них нет никакого духовного содержания и нет ничего, достойного религиозно-патетического отношения. Прикрепление религиозных чувств к недостойным предметам есть великая ложь и соблазн. И нужно признать, что либерализм не побуждает к этому. Идея демократическая ещё более формальна, чем идея либеральная, но она обладает способностью выдавать себя за содержание человеческой жизни, за особый тип человеческой жизни. И потому в ней скрыт ядовитый соблазн. Идея социалистическая отличается безграничной притязательностью. Она претендует ставить цели человеческой жизни, в то время как она относится к средствам жизни, к материальным её орудиям. Вы давно уже обоготворили и абсолютизировали относительные средства, прикрепили к ним чувства почти религиозного порядка, и цели жизни померкли для вас. Ваша религия общественности, социальности есть религия средств, а не целей. Поистине, во внешней общественности всё относится к средствам; цели же ставятся в большей глубине, цели – духовны, а не общественны. И самая духовная общность людей, сама внутренняя их общественность неопределима внешними критериями общественности. Ибо цели и содержание жизни берутся из духовной глубины и коренятся в божественной действительности. Социальная же среда представляет сложную совокупность средств для осуществления этих целей и этого содержания. Поэтому все социальные идеи оказываются безнадежно и непреодолимо формальными и никогда в них нельзя дойти до подлинного содержания и цели, никогда нельзя уловить в них онтологического ядра.

Есть ли такое онтологическое ядро в либерализме? В людях, слишком поверивших в либеральную идею и исповедующих доктрину либерализма, в либеральных движениях и партиях слишком мало онтологического. Это в большинстве случаев поверхностные люди и поверхностное движение. Но в истоках либеральной идеи есть бóльшая связь с онтологическим ядром жизни, чем в истоках идеи демократической и социалистической. Ибо поистине свобода и права человека, человеческой личности, человеческого духа имеют бóльшую связь с духовными основами жизни, чем всеобщее избирательное право или обобществление орудий производства. Свобода и права человека, неотчуждаемые во имя утилитарных целей, коренятся в глубине человеческого духа. И поскольку либерализм их утверждает, он связан с природой личности, которая имеет онтологическую основу. Либерализм нельзя обосновать позитивистически, его можно обосновать лишь метафизически. По позитивным основаниям человека можно лишить самого священного его права, если это понадобится. Метафизическую природу либерализма хорошо понимал и обосновывал в довольно крайней и односторонней форме Чичерин. Нет оснований признавать неотъемлемую свободу и неотъемлемые права за человеческой личностью, если она не обладает вечной духовной природой, если она есть лишь рефлекс социальной среды. Руссо последовательно признал суверенность общества и принужден был отрицать все неотъемлемые свободы и права человека. Также отрицал эти свободы и права Маркс. Либералы – позитивисты лишь по непоследовательности и по поверхностности своего сознания – готовы признать неотъемлемые свободы и права человека. Духовным источником свободы и прав человека является свобода и право религиозной совести. И в этой точке формальная правда либерализма соприкасается с онтологическим ядром человеческой жизни. Права человека и гражданина имеют свою духовную основу в свободе совести, провозглашенной в английской религиозной революции. Эта истина делается всё более и более общепризнанной. Но глубже ещё неотъемлемые и священные свободы и права человека обоснованы в церкви Христовой, признающей бесконечную природу человеческого духа и защищающей его от неограниченных посягательств внешнего государства и общества. Это – вечная истина Вселенской Церкви, в реформации она получила лишь одностороннее выражение, вызванное сложными историческими условиями. Злоупотребления католичества в его человеческих, слишком человеческих проявлениях (очень преувеличенные) не должны заслонять той истины, что в нём уже заключалось признание бесконечных прав человеческого духа. Реформация всё духовно получила от церкви, но в ущербном виде.