Дерзкий ангел - Бойл Элизабет - Страница 48

• Предыдущая
• 48/83
• Следующая

— А как вас называли до того, как прозвали Свирелью?

— Никак не угомонитесь, да? Привычка вынюхивать? — буркнула она. — Уж поверьте мне, лучше вам поменьше знать. Чтобы не подвергать себя излишней опасности.

— Наверное, это правильно. Но надо же мне будет хоть что-то выболтать, когда меня подвесят на крюк, чтобы выбить признание…

— И вовсе не смешно.

— Я и не пытался рассмешить вас.

Они замолчали. В это время Оливер свернул со спокойной улочки, по которой они ехали к Вандомской площади, и вслед за вереницей экипажей и повозок медленно потащился к улице Сент-Оноре.

Народу вокруг них все прибавлялось, и это замедлило их продвижение вперед. Воздух Парижа гудел от набатных колоколов, сзывавших людей на улицы.

— Они и вправду собираются казнить ее? — недоверчиво спросил Джайлз, когда перед повозкой проскочили двое юрких парнишек, гаврошей. Оба они держали в руках шесты с горящим чучелом королевы Марии Антуанетты.

Свирель кивнула и, словно в трансе, уставилась на пламя.

— Бальзак пришел к нам, когда начали бить в набат. А суд вынес свой приговор около четырех утра. — Она сокрушенно помотала головой. — Она не первая, с такой судьбой. — Усталый взгляд Свирели не отрывался от горящей на шесте фигурки, которая была наполовину из воска, поэтому от дуновения ветерка занялась ярким пламенем и брызгала горячими каплями. — И будет не последней… — Свирель содрогнулась. — Я всегда боялась именно таких сцен. Когда по улицам течет кровь. Если Конвент считает, что ее смерть утолит жажду люда к мщению, то очень ошибается. Наоборот, это убийство откроет котел, где кипит ярость самых жутких демонов. Настоящая чума для невинных.

Ее слова заставили его напрячься. Сказанные еле слышно, они прозвучали с такой убежденностью, что он не мог не подумать: она обладает даром ясновидения и читает сейчас их будущее.

— Но ваша семья будет уже вне опасности.

Свирель обернулась к нему. Укор в ее глазах поразил его.

— И мне останется лишь радоваться за их жизни, когда рядом сотни других теряют свои?

— Всех не спасешь.

— Нет, наверняка нет.

Она обвела рассеянным взглядом дома, улицу, словно хотела освободить всех брошенных в парижские тюрьмы.

— Но как я смогу спокойно жить в Англии, зная, что этот кошмар продолжается?

Джайлз ничего не ответил. Он хотел бы приказать. Ей не говорить так, успокоить ее, потому что хотел, чтобы она жила. Он хотел, чтобы она стала частью его жизни.

Однако какую часть своей жизни он мог предложить ей? Единственная, какую он считал справедливым предложить ей, была уже занята другой.

Он попытался вспомнить леди Софию, хоть что-нибудь, связанное с ней, что сохранилось бы в сердце и в памяти, но ничего не приходило на ум. Вспоминалась нежная кожа Свирели под его пальцами, страстность, с которой Свирель бросилась в его объятия.

Повозка тащилась в бурлящем потоке людей и самых разных экипажей, запрудивших парижские улицы. Казалось, что буквально каждый житель древнего города вышел из дома, чтобы присутствовать на казни ненавистной королевы. Настроение толпы выражалось и ликованием, праздничным шествием всей семьи с детьми на плечах и за руку и стариками на бричках и с корзинками с едой, и торжеством в глазах хмурых санкюлотов, злорадно потирающих руки в предвкушении акта мести.

Сомнения Джайлза по поводу костюма Свирели были не безосновательны, ибо толпа людей вокруг гудела и была неуправляема.

Парижская толпа коварно переменчива, Джайлз знал это по собственному опыту. И хотя он видел и был наслышан о любви парижан к Девинетт, как к героине новой Республики, их восторженность в считанные секунды могла обернуться чем-то совсем иным.

Невозможно было предсказать, что вызовет негодование и даже ярость мрачных санкюлотов, что заставит выплеснуться их грубый юмор. Если они не удовольствуются смертью Марии Антуанетты, не насытятся кровавым зрелищем, то станут тут же оглядываться в поисках новой жертвы. Их аппетиты на убийства были порой ненасытными.

Если приказ Робеспьера, который Свирель подслушала ночью на рауте у Дантона, достиг хотя бы одного из сорока восьми командиров гвардии, то их восторженное отношение к Девинетт, которую они вознесли как икону революционного духа, растает без следа. Они разорвут ее на куски, заколют своими длинными пиками, безжалостно исколотят палками растерзанное и окровавленное тело. Затем отволокут в салон де Сира, чтобы там изготовили новую восковую фигуру. И совсем скоро она станет новой сенсацией в комнате ужасов доктора Куртиуса.

Чувствовала ли Свирель бурлящее вокруг них возбуждение толпы, нараставшее с каждой минутой, или нет, Джайлз не мог сказать. Глаза ее смотрели прямо, и она едва кивала в ответ на приветственные крики людей, узнававших ее.

Постепенно толпа становилось все больше, и теперь она сомкнулась вокруг них и двигалась вслед за повозкой и рядом, и тогда грязные руки потянулись к ней, чтобы коснуться знаменитой Гражданки Девинетт. Джайлз восхищался ее выдержкой и самоконтролем, она блестяще управляла восторгом обожающих ее людей. Свирель и не думала раздаривать улыбки направо и налево. И не кивала тем, кто узнавал ее и начинал радостно вопить. Вместо этого, когда становилось уж совсем невмоготу, она доставала из кармана горсть монет и швыряла ее в толпу, чем отвлекала от себя внимание парижан. А они, ловя монеты, устраивали настоящие потасовки и чуть ли не сражение за них.

Да здравствует Девинетт!

Да здравствует Республика!

Если он сумеет доказать Драйдену и себе, думал Джайлз, что она не имеет никакого отношения к смерти Уэбба, то им непременно следует завербовать ее. С ее природными данными и буквально хамелеоновским даром перевоплощения она станет лучшим агентом, какого когда-либо знал лично Джайлз.

— Может ли что-нибудь поколебать восторги ваших поклонников в этом городе?

— Зачем? — спросила она. — Я считаю их просто чудесными…

— Это вы сейчас так говорите, а если вас разоблачат?

Свирель хмуро уставилась на него:

— И вы занимаетесь своим делом профессионально? У меня в голове не укладывается, как это вы умудрились выжить до сих пор. Мои соболезнования вашей жене. Она станет вдовой раньше, чем успеет вышить хоть одну детскую распашонку.

Джайлз поправил на голове красную треуголку гвардейца.

— Но у меня нет привычки расхаживать перед жаждущей крови толпой, когда моей голове уже вынесен смертный приговор! Это все равно что пригласить нашего доброго друга Робеспьера на тайную встречу роялистов.

Ее брови удивленно выгнулись:

— Где же ваш знаменитый дух приключений или на худой конец спортивный либо охотничий азарт, который вы все так превозносите? Ведь англичане так кичатся этим!

— Мы любим бросать вызов и любим азарт, это верно, но потому, что мы охотники, а не на нас охотятся.

— Мне это безразлично. А если вам так не по душе мои планы, то вы в любую минуту можете уйти от нас и отправиться вслед за Лили и Жюльеном. Возвращайтесь домой к своей возлюбленной, к своей неотразимой невесте.

Джайлз вскипел, но сдержался. Эта женщина, как никто, умела ужалить мужскую гордость.

Неприятно было уже само по себе, что ее лицо всякий раз кривилось от презрительной гримасы, стоило ей вспомнить о леди Софии. Но что уязвляло его больше всего, так это ее саркастическое отношение к его выбору, который она считала весьма забавным и просто неиссякаемым источником для насмешек над ним.

Как могла Свирель, женщина полная жизни и чувственности, она же Дерзкий Ангел, у ног которой толпы поклонников, так унижать его невесту, словно та была ее соперницей?

Может быть, потому, что Свирель знала так же хорошо, как и он сам, что подходила ему гораздо больше в качестве жены, чем леди София?

И Свирель любила его. Джайлз знал это — и боялся этого. Ее поцелуй прошлой ночью выдал её с головой.

Но достаточно ли ему ее любви, чтобы отказаться от леди Софии и взять в жены женщину, которую вряд ли хорошо примут в обществе, за спиной которой начнут перешептываться? Его честь, репутация, положение в свете — все будет разрушено, если он доверится велению сердца. Его дети подвергнутся остракизму, и это еще хуже.

• Предыдущая
• 48/83
• Следующая