Двое из ларца - Болучевский Владимир - Страница 26

• Предыдущая
• 26/59
• Следующая

А если меня?

Нет, Ирина упертая. Она у Деда другого кого-нибудь наймет, и еще хуже получится, потому что этот следующий по моим следам пойдет и обязательно опять докопается до этой самой конторы с ее контрактом и кредитом. (Интересно, ему Шамиль тоже, как и мне, будет, якобы по пьянке, баки заколачивать про тайные гольдберговские долги? Зачем он это делает? Вопрос.) Но этот следующий уже знать будет, что тут мое расследование и квакнуло. Грохнули меня. Нескромно, конечно, но хочется думать, что Дед за меня порвет любого, как грелку. Впрочем, не только за меня лично. За свой собственный статус. А следовательно… следовательно, убрать меня — значит, как раз и привлечь к себе внимание, а никак не наоборот. А вот Ирину…

Тут все сразу рушится. Виктор настаивать на продолжении расследования не станет, это ясно. Смерть Ирины на мне повиснет — не доглядел. Вот уж тут столько вони поднимется…

Налицо явное убийство. Меня, естественно, к этому делу на пушечный выстрел не подпустят, за дело менты возьмутся, и в результате повиснет «глухарем» очередная загадочная заказуха.

И никто в Шамилевы поганки лезть не будет. Логично?

Вроде логично. Стреляли в Ирину. Но это если Шамиль. А если нет?

На старика в этом же самом месте напали. Очень удобное место. Для чего удобное? А для того, чтобы наехать на проживающего в этой парадной. Если отбросить всех соседей по лестнице, что мы и сделаем, чтобы окончательно мозгами не махануться, остается Аркадий Соломоныч и дети его.

Впрочем, Виктор здесь не живет, его проще по месту прописки выпасти. Старик и Ирина в сухом остатке. Ну? И что это за вендетта корсиканская?»

Волков выпил коньяку и закурил новую сигарету.

«Кому же эта семейка дорогу перешла? Ну, Ирка, положим, давно уже пташка заморская. У нее здесь и дел-то никаких нет. Приезжает раз в год, отца потетешкает — и обратно на Святую Землю. Значит, что? А либо старик был глубоко законспирированным резидентом разведки княжества Лихтенштейн, прищемившим яйца разворачивающей свои сети на территории России „Якудзе“, которая решила, в присущей ей легкой манере, вырезать всю его семью, либо все-таки это Виктору Аркадьевичу какие-то его оппоненты мягко дают понять, что он в чем-то там не сильно прав.

И последнее мне представляется более реальным. А для «Якудзы» не тот климат. И питания не та.

Но на фига свою трубку Сталину совать? — Вот ведь…»

В спальне зазвонил телефон. Петр взглянул на старые настенные часы с маятником: стрелки показывали половину шестого.

Сердце нехорошо стукнуло от дурного предчувствия. В этот час могли звонить либо пьяные друзья, либо… Он не спеша допил коньяк, встал и пошел в спальню.

Пьяных друзей, насколько Волков мог судить, у Ирины быть не могло. А торопиться навстречу неприятностям было глупо.

Ирина сидела на постели, держа в руках телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки, и остановившимся взглядом смотрела на Петра.

— Что еще такое? — спросил он от двери.

— Я накаркала… — одними губами прошептала Ирина, почему-то указывая пальцем на трубку.

— Что ты там накаркала? — Петр подошел к кровати, взял у нее из рук трубку и положил на рычаг.

— Его разорвало… — тоненьким голосом сказала она и шмыгнула носом.

— Да что случилось-то, ты толком говори! Кто звонил?

— Елена.

— Какая Елена?

— Жена Виктора. Он погиб…

— Так. Ирочка, детка, я тебя очень прошу, ну посмотри на меня. Ну? Ну вот так, вот… — Он сел на кровать и погладил ее по голове. — Ну успокойся, пожалуйста… Ну?

— Дай выпить.

— И шоколадку?

— Нет, — отрицательно мотнула она головой.

Волков принес коньяку. Ирина взяла бокал двумя руками и стала пить мелкими глотками, звякая зубами о стекло. Выпила до дна и, поставив бокал на тумбочку, потянулась за сигаретами. Петр щелкнул зажигалкой.

— Сейчас, — она сделала жадную затяжку. — Сейчас все расскажу, подожди… Петр подал ей пепельницу.

— Ну… — Ирина пожала плечами и удивленно подняла брови. — В общем, она говорит… что… кто-то позвонил, и он вышел…

— В дверь позвонили?

— Нет, — покачала головой. — Не в дверь. По телефону.

— Ира…

— Да, сейчас.

— Ну успокойся.

— Ага. Ну вот… Лена говорит, что позвонили по телефону. Они спали. Виктор стал одеваться, она у него и спрашивает, мол, ты куда? А он натянул спортивный костюм, дескать, я на секунду, спи, и пошел. А через несколько секунд — взрыв. Там у нее сейчас милиции полный дом.

— Что говорят?

— Говорят — граната. Тян… вытянутая?

— На растяжке.

— Вот. Да. Они так и говорят. Он дверь открыл, а она и взорвалась. У соседей двери раскурочило, говорит, а у них стекла вылетели на кухне. Его уже увезли.

— Когда это было?

— Часа полтора назад. Мне туда ехать?

— Она просила?

— Говорит, если можешь…

— А ты можешь?

— Нет… — она опять помотала головой.

— Ну и не надо. Что тебе там делать? На кровищу смотреть? — сказал Петр и сразу пожалел о своих словах.

Ирина вздрогнула, как от удара, съежилась и забралась с головой под одеяло.

— Господи… — глухо стонала она в подушку. — Господи, что же это такое происходит?

«Что-что, — подумал Волков. — Да ничего. Живем мы здесь, будь оно неладно».

Адашев-Гурский, безусловно, отчасти лукавил, когда категорически отказывался от поездки на Дальний Восток, ссылаясь на непреодолимую высотобоязнь и отвращение к общепиту.

Будучи по сути своей барином и лентяем, он тем не менее, возможно, опять— таки в силу чисто генетической своей природы, был жутким авантюристом.

В раннем детстве, например, ему, как и всякому ребенку, строго-настрого запрещали прикасаться к электроприборам, бездоказательно утверждая, что, дескать, вот сюда сунешься — убьет. Именно поэтому однажды он и снял с новенького по тем временам радиоприемника «Рекорд» черную заднюю крышку из толстого картона и ткнул пальцем в какую-то там ерундовину, что находилась внутри и непреодолимо тянула к себе тем, что с виду была наиболее опасна.

Его шарахнуло так, что он чуть не потерял сознание и, видимо, остался жив только потому, что, падая, выдернул руку из смертоносного нутра включенного в сеть приемника.

Его жутко вздули, но он был счастлив впервые в жизни он пережил тот сладостный миг, когда, переступив через собственный страх, ты прикасаешься к тому, что может и должно, по логике вещей, тебя убить, но ангел-хранитель распахивает свои крыла, и смертельная опасность обжигает, но не лишает тебя жизни и возможности повторить этот опыт вновь и вновь.

Боялся ли Гурский летать самолетом? Безусловно.

Но и получал от этого колоссальное удовольствие. Мог ли он лишить себя подвернувшейся вдруг возможности слетать на край света? Да никогда в жизни. Ради этого можно было примириться и с неизбежностью изжоги, которую сулила казенная еда. А хороший глоток выпивки был тем непременным компонентом, без которого путешествие и не путешествие вроде, а так, командировка какая-то.

Александр, стянув с себя черный шерстяной шлем, шагнул в поданный к дверям автобус и поехал через летное поле к аэроплану.

Стоя на пронизывающем ветру у трапа в ожидании посадки, он вдруг увидел знакомое лицо.

— Ольга! — окликнул он.

— Привет, ты это куда?

— В Хабаровск. А ты?

— Я дальше, в Петропавловск. Надо же, тысячу лет…

— Столько не живут. Меньше гораздо.

— Кто ж считает?

— Я. Каждую встречу с тобой.

— А ты совсем не меняешься, как я погляжу, — улыбнулась она.

— А какой смысл?

Пассажиры переместились плотнее к трапу и стали потихоньку втягиваться в самолет.

— У тебя какое место?-спросила Ольга.

— Рядом с тобой, естественно.

— А я не одна.

— Непруха, выходит. А я уж губы раскатал. Вечно с тобой так.

— Ты все о своем… Познакомься лучше. Очаровательная миниатюрная девушка с ярко выраженными азиатскими чертами лица протянула Гурскому руку:

• Предыдущая
• 26/59
• Следующая