Огонь подобный солнцу - Бонд (1) Майкл - Страница 17

• Предыдущая
• 17/85
• Следующая

Мимо, как во сне, мелькали деревни и фермы. Лаяли собаки; какой-то мужчина крикнул: «Ката джане, даджу?» Испуганный бык шарахнулся с тропинки. В бесконечно длинной ночи лишь усиливалась боль в колене, холод казался нескончаемым. Наконец звезды потускнели.

Воздух наполнился пением птиц. Проявились очертания гор, извивающаяся тропинка была похожа на змею, плывущую по зелено-черным волнам. Над смутными очертаниями деревьев, будто озаряя курящиеся следы недавнего морского сражения, вспыхнул восток. Звезды мигали и гасли, похожие на уличные фонари. Они исчезали, словно сбитые один за другим самолеты, пока не погасла последняя. Вспыхнувшее над зубцами гор солнце тут же согрело его лицо, от дороги стал подниматься пар, над восточными склонами гор струилась прозрачная дымка.

Гималаи поднимались стеной, отгораживая север заснеженными кромками своих хребтов. Солнце сверкало на их черных гранитных срезах и на ослепительной белизне ледников и снежных равнин. Вскоре после восхода Коэн оказался в маленькой деревушке, куда неожиданно привела его тропинка. В бутти он попросил чая, риса и яиц. Хозяин бутти грустно покачал головой.

– Все куры передохли, сагиб. Но, – улыбаясь продолжал он, – у нас есть рис.

Пройдя еще миль десять, он добрался до дороги в Бхутвал и остановил ехавший к югу старый грузовик «форд».

– Ката джанахунча?

– Тхори джанчу, – сказал водитель, обнажая в щетинистой улыбке остатки зубов.

– Мне нужно к развилке дороги на Тхори. Подвезешь меня?

Водитель устало потер лоб.

– Десять рупий.

Коэн осторожно уселся на колючую подстилку из конского волоса, лежащую прямо на голых пружинах сиденья. Шофер толкнул рычат – грузовик дернулся и медленно пополз вперед, постепенно набирая скорость. Из-за слишком громкого шума мотора разговаривать было невозможно; Коэн боролся с дремотой, в то время как грузовик с трудом взбирался на высушенные солнцем холмы. Шофер затормозил в том месте, где под голыми ветками деревьев убого ютились сложенные из навоза хижины и жестяные сараи.

– Полпути! – торжественно объявил он. Вокруг начали собираться дети с раздутыми животами. Они протягивали свои желтые ладошки и смотрели глазами, полными упрека. Коэн негодующе уставился на шофера.

– Отсюда до Бхутвала еще полдня.

Шофер спокойно разглядывал его. Морщинистые, похожие на обезьяньи пальцы свободно свешивались с руля. Рычаг скорости с сине-белым фордовским набалдашником подрагивал у его колена.

– Бхутвал будет совсем рядом, если ты добавишь еще немного рупий.

– Отдай мои десять рупий!

– Почему отдай? – оскорбился шофер.

– Если бы я был непальцем, ты бы с меня ничего не взял.

– Но ты же не непалец, – спокойно возразил шофер.

Коэн разжал кулаки. Он открутил набалдашник рычага и, выйдя из машины, бросил его за голые деревья. Описав дугу на фоне голубого неба, удаляющаяся точка, сверкнув на солнце, упала на рисовое поле.

На подъеме дороги за деревней он оглянулся. Позади безлюдных хижин одинокая фигура с повязкой на голове и в закатанных по колено брюках, нагнувшись, шарила в изумрудном рисовом поле, отражающем небо. Коэн устало потащился дальше. «Я становлюсь сам себе ненавистен. Приношу горе и смерть. Бедным и голодным. Лучшим из братьев моих».

Жара усиливалась. В каждой деревне дети встречали его протянутыми руками. Когда движение на дороге стало оживленнее, он перешел на тропинку, скрытую под пологом рододендронов. На краю крутой скалы он лег на маленькое плато, окаймленное смоковницами. Сплошное покрывало рододендронов внизу разрывалось лишь в местах пересечения извилистой дороги.

Положив кроссовки Пола вместо подушки, Коэн лежал в тени смоковницы, прижимая к груди кукри Фу Дордже. «Нет того, что должно быть. То, чего не должно быть, есть. Я невредим, но мертв. Должен быть живым, чтобы чувствовать. Никто из живых не чувствует того, что чувствую я». Он насторожился, услышав какое-то позвякивание – из леса за ним наблюдали три девочки в красных сари.

– Намаете, сагиб! – воскликнула самая высокая из них с остреньким личиком, подходя поближе. Она просительно протянула худенькую ручку.

– У меня ничего нет, – пробормотал он, жестом попросил их уйти и заснул.

Коэн очнулся от громкого гомона и визга. Он вскочил, весь мокрый от пота, язык распух. Полуденное солнце било прямо в глаза. Плато было четко разграничено на тень и свет. Послышался легкий стук капель по сухим листьям. Он взглянул вверх – капелька попала на уголок рта. Над головой зашевелились ветки смоковницы. Оттуда на него уставилась желтенькая, скуластая, с морщинками смышленая мордочка лемура. Лапка с длинными коготками раздвинула листву – рядом появилась ещё одна мордочка. По ветке с гомоном носились лемуры. Упало еще несколько капель с неприятным запахом. Он поковылял на опушку. Лемуры по веткам поскакали за ним. Бросив камень, он попал в одного. Тот с визгом полетел вниз и зацепился за нижнюю ветку. Остальные, оскалив зубы, пронзительно закричали.

Внизу на обочину дороги свернул мотоцикл. Исчезнув, он появился вновь, и вскоре, перекрывая крики лемуров, послышался шум его мотора. Он остановился на голом, залитом солнцем месте. Мотоциклист – блондин в серой ветровке – махнул рукой в ту сторону, где начинался лес. Три маленькие фигурки, одетые в красное, вышли на дорогу. Нагнувшись, мужчина достал что-то из кармана. Одна из красных фигурок показала рукой на плато. Перегнувшись через руль, он что-то положил ей в руку. Толкнув мотоцикл назад, он поставил его на подставку и скрылся в лесу.

Опушка заросла травой высотой по колено, раскачивающейся под легким дуновением ветерка. Деревья в лесу ловили плоскими широкими листьями солнечный свет; белые кружева кучевых облаков, догоняя друг друга, плыли над волнистыми зеленоватыми холмами. Лемуры затихли; самка с детенышем искоса поглядывала на Коэна.

Он юркнул в лес, шурша листвой, стараясь обходить заросли рододендронов, и прижался к земле, держа кукри на здоровом колене. Плавно кружась, упал лист. Пронзительно закричала птица. Стараясь идти спокойно, он двинулся вдоль склона холма.

По руке пробежал муравей. Снова раздался крик птицы. Снизу со стороны дороги донесся хруст сломанной ветки. Он подвигал ногой. Ни звука. Он перенес вперед свою больную ногу и поставил ее – хрустнула ветка. Он поднял ногу и переставил ее в другое место, стараясь дышать как можно тише. Над головой лемуры подняли невообразимый шум. Треск веток был похож на выстрелы; сверху летели брызги мочи. Крики обезьян эхом разносились по холмам. Визжа и перепрыгивая с дерева на дерево, лемуры преследовали его. Вдруг, футах в десяти от себя, Коэн увидел мужчину в серой ветровке с направленным на него пистолетом.

– Это что-то новое, – мужчина улыбнулся. – За лемурами с кукри.

– Они совсем обнаглели. Я уже собрался лезть за ними на дерево.

– Смотрите, как все просто, если вы правильно экипированы... – Он поднял пистолет и, подставив ладонь левой руки под запястье правой, выстрелил. Перевернувшись, лемур сквозь ветви полетел вниз и шлепнулся на потемневшие листья, – ... для достижения нужного вам результата.

– Какого черта вы это сделали?

– Чтобы получить этот экземпляр, естественно. – Человек поддел ногой голову лемура. – Смерть во имя науки почетна, как вы думаете?

– Нет.

– Вы же собирались убить их только из-за того, что они вас обрызгали.

– Вряд ли у меня бы это получилось.

– Намерение – уже полдела, как говорила моя бабушка. – Глядя на него своими голубыми широко расставленными глазами, он протянул руку: – Сидней Стоу, из Лондона.

Его рука, мягкая и слабая, напоминала медузу. Коэн попытался улыбнуться:

– Что привело вас в Непал?

– Приматы. А вас?

– Так, решил проехаться.

– И куда же? – Стоя на коленях рядом с лемуром, Стоу ловко снимал со зверька шкурку. В лесу было тихо.

– Ну и напугали же вы меня своей пушкой, – сказал Коэн вместо ответа.

• Предыдущая
• 17/85
• Следующая