Гамбиты - Симмонс Дэн - Страница 56
- Предыдущая
- 56/67
- Следующая
Хэрод быстро просмотрел бумажники и документы. Имя того, что покрупнее, было Фрэнк Ли; его международные водительские права были выданы три года назад в Майами. Второго звали Эллис Роберт Слоун, возраст тридцать два года, житель Нью-Йорка, визы и штемпеля в паспорте были действительны для Западной Германии, Бельгии и Австрии. Кроме документов, при них оказалось восемьсот американских долларов и шестьсот немецких марок. Хэрод покачал головой и отшвырнул бумажники. Он не узнал ничего существенного - но понимал, что всего лишь тянет время, откладывает момент, когда придется войти в дом.
- Иди за мной, - позвал он Марию и открыл дверь.
***
Особняк был огромный, холодный, темный и пустой - во всяком случае, Хэрод горячо на это надеялся. Ему больше не хотелось разговаривать с Вилли. Он знал, что если ему доведется встретиться со своим старым голливудским наставником, то первым его желанием будет разрядить всю обойму браунинга в голову Бордена. Если, конечно, Вилли ему позволит. Тони Хэрод не питал никаких иллюзий на этот счет. Он мог рассказывать Баренту и остальным про то, как иссякает Способность Вилли, он мог даже сам частично верить в это, но глубоко в душе он знал, что Вилли Борден, если понадобится, сломит его за десять секунд. Этот старый подонок был просто монстром. Хэрод пожалел, что приехал в Германию; не надо было рыпаться сюда, не надо было идти на поводу у членов Клуба, заставивших его связываться с Вилли.
- Приготовься, - прошептал он, почему-то волнуясь как идиот, и пошел впереди Марии Чен дальше, в глубь этого огромного дома.
Они двигались из комнаты в комнату, и везде мебель была аккуратно укрыта белыми чехлами. Хэрод уже видел все это, как и те трупы у дома, бессчетно во всяких фильмам, но в действительности это порядком действовало на нервы. Он скоро заметил, что тычет пистолетом в каждое зачехленное кресло и торшер, ожидая, что они вот-вот поднимутся и зашагают к нему наподобие той фигуры в простынях из первого фильма Карпентера.
Холл с выложенным черно-белыми плитами полом был огромен и пуст. Хэрод и Мария Чен шли тихо, и все равно их шаги отдавались легким эхом. Хэрод чувствовал себя полным болваном в этих дурацких лыжных ботинках с квадратными носками. Мария Чен спокойно следовала за ним, держа окровавленный “люгер” у бедра. На ее лице не было и намека на волнение, словно она бродила по голливудскому дому Хэрода в поисках запропастившегося куда-то журнала.
Им понадобилось минут пятнадцать, дабы убедиться, что на первом этаже и в огромном гулком подвале никого нет. Чувствовалось, что громадный дом покинут; если бы не трупы снаружи, Хэрод мог бы поклясться, что здесь уже много лет никого не было.
- Наверх. - Он все еще держал пистолет на уровне груди; костяшки пальцев у него побелели.
В западном крыле было темно и холодно, здесь вообще не было никакой мебели, но когда они вошли в коридор, ведущий в восточное крыло, оба замерли. Поначалу им показалось, что коридор прегражден огромной пластиной волнистого льда; Хэрод вспомнил сцену возвращения доктора Живаго и Лары на дачу, искореженную зимой; но потом он осторожно двинулся вперед и понял, что слабый свет проникал сквозь завесу из тонкого, полупрозрачного полиэтилена, свисающую с потолка и прикрепленную с одной стороны к стене. Метра через два они натолкнулись еще на один, такой же барьер и догадались, что полиэтилен просто служил для теплоизоляции восточного крыла. В коридоре было темно, но из нескольких распахнутых дверей по его сторонам проникал бледный свет. Хэрод кивнул Марии Чен и, крадучись, двинулся вперед, широко расставляя ноги и держа пистолет в обеих руках. Он круто сворачивал в дверные проемы, готовый немедленно выстрелить, настороженный как кошка. В голове у него проносились образы знаменитых кинодетективов. Мария Чен стояла у пластикового занавеса и наблюдала.
- З-зараза, - выругался Хэрод после этого почти десятиминутного представления. Он сделал вид, что разочарован, а может вследствие притока адреналина был действительно разочарован.
Если только в доме не было потайных помещений, он стоял совершенно пустой. В четырех комнатах вдоль этого коридора имелись признаки недавнего пребывания здесь людей - неубранные постели, забитые едой холодильники, электрические печки, столы, на которых еще лежали разбросанные бумаги. Хэрод обратил особое внимание на большой кабинет с книжными шкафами, старым кожаным диваном и камином с еще теплой золой. Тут-то он понял, что разминулся с Вилли всего на несколько часов. Возможно, тот исчез так внезапно из-за нежданных гостей, прибывших на вертолете. Однако не осталось ни одежды, ни каких-либо личных вещей - кто бы тут ни жил, он готов был сорваться в любую минуту. Возле узкого проема окна кабинета размещался тяжелый стол с огромными резными шахматными фигурами, явно из очень дорогого набора, они стояли в позиции из миттельшпиля. Хэрод подошел к письменному столу и потыкал стволом пистолета, в кипу лежавших там бумаг. Повышение адреналина в крови прекратилось, оставив за собой лишь одышку, усиливающуюся дрожь и острое желание убраться отсюда в другое место.
Все бумаги были на немецком. И хотя Хэрод и не говорил по-немецки, он уловил, что они касались вещей тривиальных - налогов на собственность, отчетов об использовании земель, дебета-кредита. Он смахнул листы со стола, заглянул в пустые ящики и решил, что пора убираться.
- Тони!
В голосе Марии Чен было нечто такое, что заставило его резко обернуться и вскинуть браунинг.
Она стояла у шахматного стола. Хэрод подошел ближе, думая, что Мария увидела что-то за высоким узким окном, но она уставилась на шахматные фигуры. Поглядев на них, он опустил дуло, встал на колени и прошептал: “Твою Господа Бога мать...”.
Хэрод мало что понимал в шахматах, просто сыграл несколько партий в детстве, но он сообразил, что игра на этой доске только начинается. Были съедены всего две фигуры - одна черная, другая белая; они лежали рядом с доской. Хэрод, все еще на коленях, подвинулся поближе, теперь глаза его были всего в нескольких сантиметрах от края поля.
Фигуры шахматного набора, выточенные вручную из слоновой кости и эбенового дерева, были высотой в пятнадцать сантиметров и, должно быть, стоили Вилли целого состояния. Как ни мало Хэрод соображал в шахматах, что-то подсказывало ему, что это - весьма неординарная, необычная партия. Мальчишка, который лет тридцать назад побил Тони, когда тот играл во второй - ив последний - раз в своей жизни, рассмеялся, видя, как Тони выдвигает свою королеву в начале игры. С издевкой пацан сказал тогда, что только любители торопятся использовать ферзя. Но здесь обе королевы уже явно вступили в игру. Белая королева стояла в центре доски, прямо перед белой пешкой. Черная же, выведенная из игры, лежала рядом с доской. Хэрод наклонился поближе. Лицо королевы, вырезанной из черного дерева, выглядело элегантно и аристократично и казалось все еще красивым, несмотря на старательно воспроизведенные признаки старости. Хэрод видел это лицо пять дней назад, в Вашингтоне, когда Арнольд Барент показал ему фотографию престарелой леди, застреленной в Чарлстоне. Она была настолько неосторожна, что оставила свой жуткий альбомчик в номере гостиницы. Ее звали Нина Дрейтон.
Хэрод впился глазами в лица на доске, переводя взгляд с одного на другое. Большинства из них он не знал, но некоторые узнавал мгновенно. Эффект был столь же потрясающий, как от приема резкого наведения на фокус, который Хэрод иногда применял в своих фильмах.
Белым королем был Вилли, в этом не было сомнения, хотя лицо выглядело моложе, черты его - отчетливее, шевелюра погуще, а форма эсэсовца давно объявлена в мире вне закона. Черного короля представлял Арнольд Барент - в деловом костюме, при всем параде. Хэрод узнал и черного слона - то был Чарлз Колбен. Относительно белого слона сомнений быть не могло - преподобный Джимми Уэйн Саттер. У Кеплера была безопасная позиция в первом ряду черных пешек, но черный конь перескочил через ряд статичных пешек и ввязался в битву. Хэрод слегка повернул фигуру и узнал худое, ханжеское лицо Нимана Траска.
- Предыдущая
- 56/67
- Следующая
