Милая моя... - Берристер Инга - Страница 7

Выкрикивая имя дочери, она ворвалась в гостиную и замерла как вкопанная при виде стоящей в дверях кухни плачущей Люси.

– В чем дело, дорогая? – с беспокойством спросила Трейси, опускаясь на колени и обнимая дочь.

В серых детских глазах застыло виноватое и испуганное выражение. Взглянув через плечо Люси, Трейси увидела на полу кухни осколки фарфора.

– Прости меня. Я только хотела тебе помочь…

Один из осколков показался знакомым. Недавно, поддавшись соблазну, она купила очень красивый чайный сервиз, выглядевший просто роскошно среди ее дешевой, приобретенной на распродажах посуды.

– Я хотела приготовить тебе чашку чаю, – со слезами в голосе сказала Люси, – а чайник почему-то выскользнул из рук.

Заварочный чайник. Ну конечно, по-другому и не могло быть, самая дорогая вещь в сервизе. Хорошо еще, что он был без кипятка.

– Ничего страшного, – сказала Трейси как можно более утешающим тоном. – Такое может со всяким случиться.

Но все же, хотя она и постаралась успокоить дочь, а заодно и саму себя, твердя, что это был всего лишь кусок фарфора, сожаление по поводу потерянных денег не исчезало. И не то чтобы она была скупа и тряслась над каждым пенсом, просто не могла себе позволить… Трейси негромко вздохнула. Хотя, может быть, она сама виновата в случившемся… Люси сейчас находится как раз в таком возрасте, когда хочется чувствовать себя взрослой, помощницей матери. Надо было предвидеть это и немного подождать, а не делать столь дорогостоящие покупки.

День, как назло, оказался тяжелым, сплошные хлопоты и беспокойства. Плюс ко всему нервное напряжение из-за предстоящего столкновения с Джеймсом Уорреном.

А чего, собственно говоря, она опасается? Опасается… Трейси горько рассмеялась про себя. «Боится до смерти» – такое определение ее состояния было бы более точным. Но она не собирается показывать это ему. Ненавистный человек. Нет, пострадать должна не она, а он.

Трейси даже подумывала, а не исчезнуть ли ей куда-нибудь на время, но решила, что это будет проявлением трусости, к тому же бессмысленной. Она не собирается играть с этим человеком в прятки. Все, что ей надо, – это прояснить ситуацию, добиться, чтобы восторжествовала правда, и вернуться к своей жизни и своему делу, не опасаясь ничем не оправданных обвинений Уоррена.

После обеда пришла Сузан Филдинг и спросила, не разрешит ли Трейси Люси пойти к ним посмотреть, как ее отец красит спальню. Та отпустила дочь почти с радостью. Не то чтобы ей наскучила компания Люси, просто она не хотела, чтобы дочь оказалась свидетельницей ее выяснения отношений с Джеймсом Уорреном.

Когда наступило, а затем прошло назначенное им время, Трейси с облегчением вздохнула. Николас, должно быть, все-таки признался во всем, и Джеймс слишком смущен досадной ошибкой, чтобы явиться и признать свою неправоту.

Что ж, это ее вполне устраивало. Трейси совсем не хотелось его видеть, она еще не оправилась от вчерашней встречи.

Пробило четыре часа дня. Трейси собралась было приготовить себе чашку чаю, чтобы запить таблетки, которых требовала все еще болевшая голова, как раздался звонок в дверь. Она тут же догадалась, кто это был, но все равно, подойдя к двери и увидев в глазок стоящего на пороге Джеймса Уоррена, почувствовала, как сжалось ее сердце.

Какое-то мгновение Трейси боролась с искушением оставить дверь закрытой, но, заметив на другой стороне улицы с любопытством наблюдающего за этой сценой соседа, неохотно открыла ее и пропустила гостя внутрь.

– Весьма разумно с вашей стороны, – оскалясь, заметил Джеймс, входя в прихожую. – Ну что? – спросил он. – Надеюсь, вы приняли верное решение. В противном случае, повторяю, я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как вы рушите семью моей сестры.

Трейси смотрела на него с упавшим сердцем. Николас не сказал шурину правду. Или сказал, но Джеймс предпочел не поверить ему.

Сурово поджав губы, она ответила:

– Мне нечего решать, потому что у меня нет любовной связи ни с вашим зятем, ни с кем-либо другим. Я их не завожу, мистер Уоррен, тем более с женатыми мужчинами.

– Неужели? – возразил он, насмешливо подняв брови. – Я был бы более расположен поверить вам, если бы не тот факт, что у вас есть незаконнорожденный ребенок, отец которого неизвестен. По вашему утверждению, по крайней мере.

От жестокости этих слов, от их безжалостной грубости у нее перехватило дыхание. А выражение ее лица ясно сказало Джеймсу, каким ударом стало для несчастной женщины подобное заявление.

Когда горло немного отпустило, Трейси дрожащим голосом, но как можно спокойнее произнесла:

– Люси была зачата, когда мне исполнилось всего восемнадцать, а в этом возрасте люди бывают порой глупыми и наивными. К несчастью, если они женщины, то эта глупость может привести к последствиям, влияющим на всю их дальнейшую жизнь.

Ей очень хотелось бросить ему в лицо слова Николаса о том, что его драгоценная сестрица тоже забеременела до свадьбы. Но она решила не опускаться до его уровня и, гордо вскинув голову, взглянула в глаза обидчику. С горьким удовлетворением Трейси увидела, как он нахмурился и помедлил, прежде чем продолжить.

– Ясно, – смягчив голос, сказал наконец Джеймс. – Николас значительно облегчил вашу ношу, не так ли? Вас ведь интересуют только его деньги? Но без моей поддержки, без работы, которой я его обеспечиваю, он не сможет заработать даже себе на жизнь. Что же касается стиля его жизни, то опять-таки без моей помощи он не в состоянии его поддерживать.

Столь откровенный цинизм ошеломил Трейси, и ее ответ был чисто инстинктивным:

– А почему мне не может быть нужен сам Николас? Если ваша обожаемая сестра презирает его, это не значит, что я должна питать к нему те же чувства. К тому же я вообще не понимаю, зачем она втянула в это дело вас. Ее вряд ли можно назвать преданной женой, не так ли? Весь город знает, что она предпочитает общаться с вами, а не с мужем, к вам она приходит за советом и конечно же за деньгами.

При этих словах лицо Джеймса исказила гримаса гнева и недовольства. Ему явно не понравилось то, что она сказала, совсем не понравилось. Но почему он полагает, что может оскорблять ее, не получая никакого отпора?

– На что именно вы намекаете? – грозным тоном спросил Джеймс, таким грозным, что Трейси внезапно охватила паника.

К ее ужасу, он сделал шаг вперед, глаза его горели огнем.

– Я ни на что не намекаю, – ответила она дрожащим голосом, – и не основываюсь на идиотских предположениях и ошибочных убеждениях взбалмошной особы, к тому же совершенно неверных. Весь город знает, что ваша сестра смотрит не в сторону мужа, а в вашу, что она постоянно унижает Николаса, сравнивая его с вами. И если он попытается найти внимание, теплоту и любовь вне пределов семьи, вряд ли кто-нибудь этому удивится.

– Так вот каково ваше оправдание. Значит, во всем виновата Кларисса? А вы не забыли, что у них двое детей, которым нужны как мать, так и отец?

– Так же, как и моей дочери! – бросила она в ответ.

– Что ж, за десять тысяч вы, вероятно, сможете купить себе мужчину, – грубо сказал Джеймс. – Вы ведь собираетесь принять мое предложение, не так ли?

Трейси пристально посмотрела на него.

– Нет, – процедила она сквозь зубы. – Нет, не собираюсь. Более того, я не приняла бы его, даже если бы это было сто тысяч.

– Сто тысяч. Так вот какова ваша цена. Хорошо, позвольте вам сказать…

– Нет, это вы позвольте мне вам сказать! – яростно перебила его Трейси. – Я не состою в связи с Николасом! Если не верите мне, спросите его самого.

– Да, я вам не верю, – решительно подтвердил он. – А что до того, чтобы спросить Ника… К вашему сведению, это было первое, что я сделал после того, как успокоил Клариссу. Представляете ли вы себе, что сделали с моей сестрой? Знаете ли, какая у нее тонкая нервная организация? Она постоянно находится на грани срыва и очень эмоционально ранима.

– Ну еще бы, – пробормотала она.

– Что вы хотите этим сказать?