О Жизни Преизбыточествующей - Арсеньев Николай Сергеевич - Страница 35

Ибо ангелы невидимо сослужат верным при совершении великой Тайны, в трепете предстоят силы небесные («ныне силы небесныя с нами невидимо служат»), верные перенесены в иную плоскость бытия, здесь на земле предвосхищается Царство вечной жизни, полнота присутствия Бога, «Христос посреде нас», возглашают друг другу священнослужители при поцелуе мира (при сослужении нескольких священников), и отвечают друг другу: «И есть и будет» (так в литургиях Василия Великого и Иоанна Златоуста). «Станем со страхом и трепетом, со смирением и святостью», возглашает, наприм., древний чин Сирийской литургии Иакова: «ибо се приношение приносится и восстает величество (et majestas exoritur). Двери небесные раскрываются, и Дух Святой нисходит на Святыя Тайны сия и исполняет их. На месте страшном и трепетном стоим мы, предстоя с херувимами и серафимами.

Братьями и сослужителями ангелов мы соделались, и купно с ними совершаем служение огня и духа…» [192].

Впрочем, не только таинственное пришествие и преображающее присутствие небесного царя, окруженного славою, и сонмами ангелов, переживают верные в литургии. Один тон является основным и центральным, доминирующей и все–проникающей ее стихией: «Смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет» [193]. Его смерть и Голгофокая жертва заново переживаются в таинстве как потрясающая, вечно присутствующая, вечно живая, вечно реальная действительность. Здесь, повторяю, выразилась, сконцентрировалась, как в фокусе, основная «философия» Церкви: преображение действительности, новая божественная плоскость бытия, Вечная Жизнь, являющаяся среди земной жизни, и все это только чрез смерть Его, чрез подвиг креста, чрез муки Его, чрез «юродство креста» и унижения, без чего нет Вечной Жизни. «Воспоминание» и переживание Его омерти, воспроизведение жертвы Голгофской, есть центральный нерв всего таинства: недаром «Новый Завет» был дан «в Его крови» [194].

Вся литургия, можно сказать, сосредоточивается вокруг этого мистического воспроизведения Голгофской жертвы. Начиная уже с проскомидии: «Жрется (т. е. приносится в жертву) агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение…» «Да молчит всякая плоть человеческая», поется — мы видели — при перенесении Даров с жертвенника на престол в древней литургии Иакова (и доныне в литургии Вел. Субботы): «Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися» … Одной из составных частей великой «возносительной» молитвы является уже с древнейших времен так называемая «анамнеза» — воспоминание страстей Богочеловека и Его воскресения. Особенно пространно вспоминаются спасительные страдания в сохранившей печать древности коптской литургии Св. Григория: «Ты претерпел надругание нечестивых», говорит иерей, «хребет Свой Ты предал бичеваниям и ланиты заушениям, лица же Своего Ты ради меня, Господи, не отвратил от позора оплевания». Народ: «Господи, помилуй». Иерей: «Пришел Ты на заклание даже до креста; показал Ты попечение Твое обо мне; умертвил Ты грех мой погребением Твоим; вознес даже до небес начатки естества моего…»  [195]. А после произнесения установительных слов Таинства священослужитель в целом ряде древних восточных литургий возглашает еще от лица Господа, сходно со словами Павла к Коринфянам: «Каждый раз, что будете есть от хлеба сего и пить от чаши сей, будете возвещать смерть Мою и исповедовать воскресение Мое и память Мою совершать, доколе Я не приду» [196]. И народ ответствует: «Смерть Твою возвещаем, Господи, и исповедуем воскресение Твое» [197]. Одним словом: Агнец Божий, добровольно идущий на заклание, стоит в центре всего чина литургии. И вместе с тем, этот страждущий Господь — мы видели — есть прежде всего и Живый и Прославленный, и Воскресший, лучами славы Его, лучами воскресения озарено все Таинство Евхаристии.

Итак, не только Его присутствие, но и воспроизведение, переживание заново спасительных страданий и прославления Богочеловека. Особенно понятным становится теперь то чувство страха и трепета, ощущение безмерной святыни, страшной тайны — тайны всемирного, космического значения, которое проникает литургию: «Станем добре, станем со страхом, святое возношение в мире приносити». «Что ты делаешь, человек», восклицает Златоуст, «разве ты не боишься» оказаться недостойным «в сей страшный час. О, великое чудо! Уготована мистическая трапеза, Агнец Божий ради тебя закалается… Херувимы предстоят, Серафимы летают, шестокрылые закрывают свои лики, все бесплотные силы вместе с иереем ради тебя совершают служение, огнь духовный нисходит, кровь в чаше для твоего очищения источается из пречистого ребра, — а ты не трепещешь и не стыдишься»  [198].

Но более того. Верные не только ощущают реальное присутствие распятого и прославленного Господа в Евхаристических Дарах, но и собственное существо преображается, они объединяются с Ним, они становятся участниками Его прославленной Вечной Жизни чрез приятие Его в себя, духовное и физическое, чрез вкушение Его плоти и крови, освящающее и преображающее дух и саму телесную природу.

«Примите, ядите», «пийте от нее вси», — так гласят усталовительные слова Таинства. И это приятие Его плоти и крови внутрь себя теснейшим образом объединяет с Ним: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь во Мне пребывает, и Я в нем». Человек становится участником Его жизни, смертная природа преображается: «Ядущий Меня жить будет Мною. Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день». Так и наша древнейшая евхаристическая молитва (в «Учении 12 Апостолов») возглашает: «Ты, Владыко Вседержитель … дал людям пищу для вкушения, чтобы они благодарили Тебя, а нам даровал Ты духовную пищу и питие и жизнь вечную чрез Отрока (Сына) Твоего» [199].

Игнатий Антиохийский говорит о хлебе Евхаристии, как о «лекарстве бессмертия (φάρμακον αθανασίας), средстве целебном, чтобы не умереть (αντίδοτου τον μη αιτοθανεϊν), но чтобы жить в Иисусе Христе постоянно» [200]. Согласно Иринею Лионскому, как может тело наше не быт причастником Вечной Жизни, «раз оно питалось плотью и кровью Господа и является частью тела Его». И еще: «Тела наши, вкушающие Евхаристию уже не тленны, но имеют надежду воскресения… они восстанут в свое время» [201]. «Под видом хлеба дается тебе тело и под видом вина дается тебе кровь», так наставляет Кирилл Иерусалимский новокрещенных христиан в таинствах веры: «чтобы приявши от тела и крови Христовой, ты стал единым телом и единой кровью с Ним (σύσσωμος και σνναιμος αντον). И таким образом, мы становимся и христоносцами, ибо тело Его и кровь Его распространяются по всем членам нашим (τον σώματος αντον και τον αίματος εις τα ημετερα άναδι ομενον μέλη). Такйм образом, согласно блаженному Петру, мы становимся «общниками естества божественного»  [202]. «Христос закалаемый», пишет Афанасий Великий в своих замечательных пасхальных письмах, «щедро преподает Себя каждому, и в каждом отдельном обитая, Он становится в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» [203]. «Дух в хлебе Твоем, огнь в вине Твоем суть совершенно новые чудеса, воспринимаемые устами нашими», восклицает Ефрем Сирин. «Так как Господь снизошел на землю к смертным, то соделал Он их новой тварью… Плотским существам дает Он вкушать огня и Духа… Вы вкушаете огнь в хлебе сем и принимаете жизнь» [204]. Господь в Евхаристии «соединяется с телами верных, дабы чрез соединение с Бессмертным, и человек достиг бессмертия», пишет Григорий Нисский  [205]. Можно бы привести еще много сходных выражений у ранних отцов.