Семейные реликвии - Кэмп Кэндис - Страница 9

Задняя дверь открылась и вошел Итан, а за ним его отец. Джульетта повернулась и улыбнулась им с уверенным, как она надеялась, выражением лица.

— Привет.

Лицо Итана просветлело, когда он взглянул на нее и юноша сдернул с головы шляпу.

— Привет. — Он продолжал смотреть на Джульетту, широко улыбаясь и перебирая пальцами края своей шляпы. — Надо чем-нибудь помочь? — Он окинул взглядом комнату и заметил полупустой дровяной ящик. — Как насчет дров? Хотите, я принесу еще?

— Да, это будет кстати, спасибо.

За спиной Итана Эймос повесил шляпу на крючок возле двери. Он ничего не говорил, однако внимательно посматривал то на Итана, то на Джульетту, плотно сжав губы. Джульетта заметила это выражение и была уверена, что Эймос крайне недоволен тем, с каким интересом на нее смотрит Итан.

Джульетта едва удержалась от вздоха. Несомненно, Итан немного был ею очарован. Девушку это не удивило. Молодые люди всегда с легкостью влюбляются и столь же быстро остывают, а для Итана она, быть может, одна из немногих женщин, которых он вообще встречал за всю свою жизнь. При таком уединенном образе жизни, которую мальчик здесь ведет, общаясь только со своим угрюмым отцом и хворой теткой, Итан, естественно, нуждался в друзьях и, видимо, был наивным и совершенно неопытным в человеческих взаимоотношениях. Пожалуй, его и впрямь могла бы увлечь любая женщина, за исключением только разве той, на которую уж совсем было бы неприятно смотреть, или близкая ему по возрасту.

В жизни Джульетты Итан был не первым молодым человеком, по-мальчишески увлеченным ею. Когда выступаешь на сцене, всегда есть такой риск. Она виртуозно научилась отваживать молодых ухажеров, при этом вовсе не обижая их чувств. Джульетта могла поступить так же и в отношении Итана, пока еще его отец не начал неумело вмешиваться.

Итан вышел за дровами, а Эймос склонился над умывальником. Он поднял кувшин и понес его к печи, затем взял большой ковш, висевший возле плиты, и начал зачерпывать воду из глубокого чана, вделанного в заднюю стенку печи. Вдруг Эймос замер и наклонился, заглядывая в чан.

— Почему это нет воды в баке? — проворчал он.

Так вот для чего устроен этот чан! Только Джульетта поняла его назначение. Налитая туда вода нагревается от печки и уже не надо подогревать ее всякий раз, когда кому-то надо умыться. Джульетта провела немало времени в меблированных комнатах и хорошо знала, как неприятно мыться холодной водой.

— Простите меня, — быстро откликнулась она, — я должна была проверить, когда начала готовить ужин.

Взгляд Эймоса словно подтвердил: да, ты должна. Но вслух он этого не сказал, просто пошел с ковшом к умывальнику и начал мыть руки и лицо. Джульетта сразу же отвернулась, ей было неудобно смотреть на чужого человека за таким интимным делом, как умывание. В театре всегда для мужчин была отдельная артистическая уборная, то же было и в пансионах, где у нее с отцом обычно был умывальник в комнате или же она пользовалась общим умывальником, но только вместе с другими женщинами. Несмотря на то, что Джульетта много времени провела в тесной компании с другими артистами, когда и мужчины и женщины, часто спящие, сидели вместе в железнодорожных вагонах или почтовых каретах, сейчас ситуация казалась ей более интимной.

Девушке предстояло жить в одном доме с Эймосом Морганом несколько недель, а то и месяцев, готовить ему еду, убирать у него в комнате, стирать его одежду. Такое положение очень неприятно походило на замужество, и такие мысли немного волновали и смущали Джульетту. Слава Богу, что еще с ними живет его сестра.

Не то, чтобы она побаивалась неподобающих действий Эймоса Моргана в отношении ее. При его нынешнем к ней отношении она была уверена, что такое ему и в голову не придет. Просто для них было бы несколько неприлично жить вместе в одном доме без другой женщины поблизости. А Джульетта всегда щепетильно старалась не пренебрегать правилами хорошего тона.

Закончив умываться, Морган подошел к задней двери и выплеснул наружу грязную воду. Джульетта взглянула на него. Волосы по краям его лица были мокрые и слегка завивались. Лицо было гладкое и загорелое, твердая кожа несколько смягчалась возле глаз, где разветвлялись тонкие косые морщинки. Она опустила взгляд на его руки. Рукава были закатаны, и девушка могла видеть загорелую кожу с прилипшими к ней мокрыми черными волосками. Странное чувство внезапно защемило ей сердце.

Джульетта торопливо повернулась к стоящим на плите горшкам. Она увидела, что бобы совсем разварились и превращались в сплошное месиво. Подмешивая их деревянной длинной ложкой, Джульетта ощутила большой твердый комок на дне горшка. Вытащив ложку, она увидела прилипший к ней слой пригоревшей массы.

Джульетта быстро схватила кухонную рукавичку и, сняв горшок с конфорки, поставила его на свободное место над духовкой, где плита была не такая горячая. Затем она открыла дверцу духовки, чтобы проверить готовность сладкого картофеля. Девушка не беспокоилась, что он передержан, так как поставила его с большим опозданием. Но тут Джульетта с ужасом увидела, что картофелины сильно потемнели с одной стороны. Более того, на каждой картофелине виднелась черная полоса.

Плита была устроена таким образом, что слева от духовки располагалась топка, поэтому жар с левой стороны был сильнее, поняла Джульетта. Две картофелины у самого края почти наполовину обуглились, а справа две картофелины лишь слегка потемнели. Со вздохом она вытащила картофель и выложила его на плиту. Судя по виду, они уже испеклись.

Итан вернулся на кухню с охапкой дров, которую бросил в дровяной ящик возле печи. Появилась также и Франсэз, она принялась помогать накрывать на стол, пока Итан плескался возле умывальника. Когда Джульетта выкладывала бобы в миску, обнаружились еще несколько угольков, которые она осторожно вынула. Джульетта перевернула сладкий картофель так, чтобы не были заметны потемневшие бока, а худшие картофелины положила на самое дно, намереваясь затем взять их себе. Приготовленное блюдо выглядело съедобным. Теперь не хватало только вазы с цветами или какого-нибудь украшения в центре стола. Была ранняя весна и до появления цветов оставалось недолго.

Ужинать они сели все вчетвером. Для Джульетты оказалось небольшим сюрпризом, когда все склонили головы для молитвы, и она сделала то же самое. Франсэз произнесла краткую молитву, после чего все подняли головы и принялись накладывать еду на тарелки. Ели они сосредоточенно и почти в полном молчании, разве только просили что-то передать. Джульетта, привыкшая к духу товарищества среди актерской братии, воспринимала молчание за столом почти нервозно.

Бобы на вкус получились хуже, чем она предполагала, достаточно было только их попробовать. Они настолько переварились, что походили на комковатую мучнистую массу. Девушка с беспокойством взглянула на Эймоса. Странное выражение мелькнуло на его лице, когда он начал есть, и Джульетта заметила, что ему пришлось долго жевать, прежде чем он проглотил бобы. Она поняла, что Эймосу попались пригоревшие кусочки, которые она пропустила. Он бросил на девушку озадаченный взгляд. Щеки Джульетты запылали.

Она быстро перевела взгляд на свою тарелку и разрезала на две половинки взятую себе сладкую картофелину. Одна половинка была твердая, как камень, а вот вторая оказалась вполне съедобной. Девушка заметила, что Эймос и Франсэз также оставили часть картофеля несъедобным, а Итан справился со своей порцией. Джульетта не поняла, то ли он съел все из вежливости, то ли просто, как многие его сверстники, он мог съесть любое, что бы ни поставили перед ним.

К счастью, Эймос ничего не сказал о качестве пищи. Он немного поговорил с Итаном о ферме и о событиях, случившихся за два дня его отсутствия, а также справился у Франсэз о ее самочувствии после поездки. Два-три раза Джульетта чувствовала на себе взгляд Эймоса, но он ничего не сказал. После еды Франсэз сразу же поднялась в свою комнату, но Итан задержался после ужина, поблагодарив Джульетту за еду (хотя и не был столь неискренним, чтобы хвалить ее вкус) и стал расспрашивать девушку о местах, где она побывала и о ее прежних занятиях. Эймос тоже остался, однако он не участвовал в разговоре, а просто сидел и курил трубку, поглядывая на Итана и Джульетту. Наконец, он поднялся и произнес: