Синеокая Тиверь - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая
Покрутился у ворот и повернул коня к лесу. Там было у них тырло, а при нем халупа для челяди, которая ходила в летнюю пору за овцами. В той халупе и заночует.
Добравшись до жилья, все ходил, раздумывал в отчаянии. Возможно ли такое: родной отец не узнал, в дом не решался пустить на ночлег. Что же произошло? «Не только голос, конь тоже Яровита, – говорил челяднику, – а в седле чужой и страшный человек». Неужели это правда? Неужели так изменился?
Ощупал себя раз, другой и замер: с ним что-то не так. Приплюснутый нос, изрезанное глубокими морщинами лицо. Видно, и вправду похож на сыча из пущи.
Как же это произошло? Чья злая сила встала на их с Живой пути?
Выбежал во двор, под месяц и звезды, хотел сесть на коня, но сразу же удержал себя. Куда податься? Что делать? Кто признает его теперь? Остается взять себя в руки и ждать дня, а днем и сам поймет, что произошло.
О сне нечего было и думать. Лежал, уткнувшись изуродованным лицом в сено, и мучился, ворочался с боку на бок и не мог сомкнуть глаз. А на рассвете отвязал коня, вскочил в седло и поехал к горному озеру.
Пока добрался – и солнце выглянуло из-за горы, брызнуло яркими лучами на плес. Подъехал к горному озеру, заглянул в него – и глазам не поверил: на него смотрел старый-престарый, и вправду столетний, дед. Красоты, которая слепила когда-то девкам глаза, как не бывало. Щеки запали, лицо, лоб прорезали глубокие морщины. И рот провалился, подбородок заострился. Лишь глаза светились прежним молодецким блеском и сила в руках чувствовалась не меньшая, чем до сих пор. Поднялся, оглянулся и, выхватив меч, с лютой злостью взмахнул им. Стройная елочка, та, что была ближе к воде, упала, подкошенная ударом.
Окаменел Яровит от горя и печали. Кто отомстил ему? Неужели это из-за Живы? Кому-то не хочется, чтобы они с Живой взяли слюб? Так где же тот, кто не хочет этого? Почему не выйдет на поединок? Невидимым захотел быть, чары напустил. Когда, где и как? У Живы за столом или когда пил воду из потока-источника? Жива заметила бы и изменилась в лице.
Беда, выходит, от воды. А если так, может, вода и смоет с него эту уродливую маску?
Яровит не раздумывал, а разделся – и бегом к озеру. Вода холодной уже была, словно лед. Но он не обратил на это внимания.
Тщательно вымыл лицо, голову, нырял и плавал. А вышел на берег, глянул в успокоившуюся гладь – никаких перемен. Как был старым, сморщенным, так и остался.
Что же делать? Податься к родным, молить о помощи? А что они могут против колдовства? Нужно искать людей, которые могли победить чары, стать выше басих и баянов.
Где живут волхвы, знали многие, а таких, чтобы помогли Яровиту в его беде, все не было и не было. Или грустно смотрели на витязя и молчали, или разводили руками. Но Яровит не терял надежды, все ездил, ездил и расспрашивал. Когда повеяло настоящим холодом (а дело шло к зиме), вспомнил о Живе, о ее уютном жилье и остановил, обрадованный, коня: зачем же он ищет спасение по эту сторону гор? Может, спасение там, откуда на него наслали порчу, – за горами? Да и зима в том краю не такая лютая. Смотришь, и посчастливится именно в загорье найти тех, кого разыскивает, кто сможет помочь.
Подумал так и поверил, а поверив – сразу же повернул коня на ту дорогу, что вела в горы.
Надежда не всегда обман, а вера – не такая уж пустая вещь. Только оставил позади себя вершину и стал спускаться в долину, увидел дым среди редких деревьев и выехал к жилью. В пещере сидел возле ниши, в которой горел костер, белый как лунь дед. Был он такой древний и высохший, что можно только диву даваться, как еще в нем теплится жизнь.
«Если этот не скажет, – подумал Яровит, – никто уже не поможет».
«Низкий вам поклон, хозяин, – склонил перед волхвом голову, – и наилучшие пожелания вашему жилищу».
«Спаси бог».
Дед задержал на нем помутневший от старости взгляд и уже потом спросил:
«Что, молодец, беда и тебя привела ко мне?»
«Да, дедушка», – подтвердил Яровит и очень удивился: Он видит во мне молодца?!»
«Расскажи все, как было», – продолжал дед.
Яровиту не нужно было прикладывать много усилий, чтобы все вспомнить. Он рассказал все без утайки.
«Ты подозреваешь, что это поток?»
«Верно, дедушка».
«Ошибаешься, витязь. Из родников бьет чистая вода. Тебя опоили еще там, за трапезой. Но не думай, что эта сделала Жива или ее родные. Опоили те, кому не хочется, чтобы вы с Живой поженились. Ты, молодец, предназначен не для земных дев. Вот почему боги и противятся твоему слюбу с земной Живой».
«Боги?»
«Да, витязь, боги. А это, сам знаешь, великая сила. И все-таки даже боги отступятся перед твоим желанием, если выполнишь их волю и пойдешь во имя обиженных на непосильные для земных людей подвиги. Согласен ли взять на себя такую повинность?»
«Я на все согласен ради Живы. Говорите, какие они, эти подвиги?»
«Не скажу тебе о них, другие скажут. Если заночуешь у меня, встретишься с вещим вороном. От него и узнаешь, что должен сделать, чтобы избавиться от напасти. Но перед этим выслушай и мои слова. Даешь ли ты согласие выполнить последнюю волю вещего волхва?»
«Если смогу, выполню, дедушка».
«То, о чем буду просить, сможешь. Это самое простое. Завтра я, молодец, умру. Предай же тело огню, а тогда и отправляйся навстречу своему счастью».
«Согласен».
«Вот и хорошо. Мир тебе, витязь. Поешь, что найдется в моем жилище, да укладывайся, завтра еще увидимся».
Думал, что и с вороном встретится завтра, а он объявился во сне. Сел на камень и заговорил человеческим голосом:
«Дед говорил, ты согласен идти ради полюбившейся девы на подвиги».
«Согласен».
«А знаешь ли, какие это подвиги?».
«Пусть и самые удивительные, все равно пойду».
«Так слушай, если так. Посланное на тебя колдовство может снять лишь живая вода. Ведаешь, где и как ее можно раздобыть?»
«Нет».
«Молод ты, выходит, и очень. Старики давно и повсюду знают: живая вода есть в одном-едином на свете месте – на острове Буяне. Если хочешь вернуть себе вид молодца и таким уже предстать перед своей избранницей, должен проникнуть туда и собственноручно добыть из родника, который бьет в изголовье ложа царь-девицы, живой воды, а с дерева, растущего ближе всех к терему ее, сорвать золотое яблоко. Не трать время, сразу же умойся той водой и съешь яблоко. Умоешься – вернешь себе молодость и красоту, съешь яблоко – станешь недоступен чарам и колдовству, ни одна злая сила не принесет тебе вреда. Эти два подвига, сам видишь, ты должен совершить ради самого себя».
«А как же я доберусь до острова Буяна, – не сдержался Яровит, – как оттуда возвращусь?».
«Не спеши. Скажи сначала: умеешь ли беречь тайну как зеницу ока?»
«О да! Иначе я не был бы витязем».
«Так знай: эта из тех, что нужно держать за семью замками. Там, где Дунай впадает в Черное море, бывал?»
«Не приходилось».
«Придется. Именно туда прилетает с острова Буяна Стратим-птица. Все лето купается она в Дунае, кружит в поисках поживы вокруг. Больше всего гоняется за едой в конце лета – тогда, когда должна возвращаться на остров Буян. Без большого запаса конской падали не улетает. Вот ты и воспользуешься этой слабостью Стратим-птицы. Поезжай к устью Дуная, спрячься вместе с конем своим в надежном месте, а заметишь, как выискивает птица-великан свою добычу, убей коня ночью, вынь из него внутренности, а сам полезай в чрево. На рассвете Стратим-птица найдет твою приманку и перенесет ее, а значит и тебя, на остров Буян».
«Сделаю, как советуешь, – пообещал Яровит. – Но скажи, будь добр, как же я вернусь оттуда?».
«А это уж твое дело. Берешься совершить подвиг, ищи и способ».
«Ну хорошо. А что будет с Живой? Она станет ждать меня?»
«Обратный путь к нареченной своей Живе проложишь, совершив третий, и последний, подвиг: должен выручить из беды морскую царевну – ту, которая предназначена тебе богами в жены. Как ты мучаешься от чар, которые изуродовали твое лицо, так и она страдает от домогательств царя-нелюба. Знай: это самый трудный подвиг, но нужно самого себя перебороть».
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая
