Синеокая Тиверь - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/106
• Следующая

– Я тоже об этом говорила, но наши слова летят на ветер.

– Видится с ним?

– С тех пор как запретили, не виделась, а сохнуть сохнет по нему и нас попрекает, что не пускаем.

– А ну позови, я поговорю с ней.

– Не надо, Вепр.

– Почему не надо?

– Тайны сердца – это наши, женские тайны, тебе негоже вторгаться в них…

– Чепуха. Я знаю, как сказать и что сказать, чтобы не обидеть и не вспугнуть раньше времени. Скажи лучше, Людомила, на кого возлагаешь надежду, куда повезти Зоринку, с кем познакомить?

Вепрова призадумалась.

– По мне, так и к Колоброду не мешало бы нам с ней заехать. Жена его – моя подруга в девичестве. Сама красавица и сын такой же.

– Ну тогда зови девку. Так и скажи ей: «Приближается праздник веселый – Коляда; поедем всей семьей к Колоброду».

Прошлое славянского рода теряется в туманной дали веков. Поэтому в памяти людей сбереглось лишь то, что наиболее поразило. Деды рассказывали о незабываемых веками событиях внукам, внуки – своим внукам, а те – снова своим. Так и идет из поколения в поколение как слава, так и позор. Поныне гордится славянский род тем, что были в его прошлом мужи поистине мудрые, которые сами поняли и других убедили: пуща лесная, болота – не такие уж и надежные укрытия. Даже обнесенное стеной или рвом жилье не дает уверенности, что ты защищен от соседей. Уверенность может придать только единство родов в племени и единство племен одного языка, одного обычая в делах и помыслах. На том давно стояли, лишь потому и выстояли в земле Трояновой. Да, только потому. Ведь и тогда были времена не лучше нынешних, а на южных границах жили не менее завистливые, чем ромеи, соседи – римляне. Не их ли алчность и подсказала славянам – спасение в единении. А уже сплоченность помогла создать рать, которую те же римляне за высокий рост людей, живших в славянских землях, назвали антской.

Значит, была причина считаться с силой антов, если римляне побоялись и дальше Дуная не пошли. Признание это, правда, не помешало, и на головы славян свалились другие соседи, и не соседи даже – пришельцы из далеких земель. Они-то и ввели антов-славян в позор. То ли пращуры испокон века были доверчивыми, то ли уж слишком успокоились, не зная вторжения чужеземцев, но, когда готы высадились в устье Вислы и пошли, не встретив сопротивления венетов, к северным границам их земель, удивились и насторожились, собрались вместе, вышли навстречу пришельцам из чужого края.

– Кто вы и зачем идете в наши земли? – спросили.

– Мы подданные короля Германарика, – сказали готы. – Идем из тех северных краев, где много туманов и мало солнца. Земля та не может прокормить нас, ищем другую.

– В наших краях вольных земель нет. От Вислы до Днепра и дальше за Днепром живет люд славянский.

– Мы это знаем, но знаем и другое: на северных границах Меотиды, да и в солнечной Тавриде есть земли, никем еще не занятые или заселенные редко. Вот и хотим обратиться к антам: пусть пропустят нас с миром через свои земли. Ни злодейств, ни убытков обещаем не чинить вашим людям, пройдем, и все.

– Ждите, – повелели готам, – посоветуемся со старейшинами.

Судили-рядили, а решили не так, как нужно.

– Издавна существует обычай, – говорили одни, – если приходят с миром, с миром и дозволяют им пройти через свои земли.

– Не следует забывать, – возражали другие, – готы опустят меч свой на головы тавров. Возможно ли допустить такое? Не годится так поступать добрым соседям.

– А если они всего лишь пройдут и сядут на берегах никем не занятой Меотиды? Зачем сражаться и класть головы, если у людей мирные намерения? Все живем под богами, смотрите, чтобы самим не пришлось переселяться куда-нибудь. Понравится ли вам, если станут на пути и скажут: «Поворачивайте туда, откуда пришли?»

Согласились анты с князем своим, с доводами старейшин и дали волю пришельцам-чужеземцам, а детям и внукам пришлось расплачиваться за это. Еще при жизни Германарика пришли в Тавриду гунны и победили готов, сделали их своими подданными. А быть подданными – не то что сидеть у кого-то на шее. Несладко пришлось Богом избранному народу в Тавриде. А поскольку ни силы, ни духу не хватило восстать против своих угнетателей – гуннов, готы стали под инсигнии наследника Германарика – Винитария и двинулись в земли антов. Теперь уже не говорили: пройдем – и только. Шли с мечом, разоряли земли, как и гунны, а то и похлеще, чем они.

Анты не ожидали нападения и не собрались с силой. Но когда готы, ступив на их землю, сразу и недвусмысленно заявили, зачем пришли: схватили князя Божа, всех его сыновей и мужей-огнищан и распяли на крестах, которыми уставили свой путь, – «чтобы трупы повешенных удвоили страх покоренных», – не стали медлить: собрали рать и, заручившись поддержкой гуннов, разгромили и выгнали за пределы своей земли подлых готов.

С той поры и живет в славянском мире молитва, похожая на проклятье, и проклятье, похожее на молитву: «Боже, покарай гота, рыжего пса». Но жива с тех пор и память о том, что нужно быть осмотрительным. «Доверяй другу, – говорят вещие люди, – недругу пальца в рот не клади». Так было с готами, и кто знает, не так ли будет, если он, князь Волот, допустит излишнюю доверчивость в отношениях с Вепром. Уж больно старается воевода в придунайских землях. Все остальные сторожевые веси возводят, а он строит целое городище. Кто-то посадил в сторожевых вежах воинов да тем и ограничился, а Вепр созывает в городище торговый и ремесленный люд, раздает землю тем, кто приходит к нему в Подунавье, и выражает желание оседло жить на этой земле. Может, просто так, чтобы насолить князю, лишний раз показать ему, кого он потерял в лице воеводы Вепра? О нет. Старания эти – не просто похвальба. Нужно не знать Вепра, чтобы думать так, и нужно не знать ромеев, чтобы верить, будто они не воспользуются его недовольством и чем-нибудь не обольстят. Так было когда-то, так может случиться и сейчас: и бога предадут, и добьются разобщения между славянскими княжествами и родами.

Вот когда пожалел князь Волот, что в свое время склонился к мысли отдать придунайские земли ратным мужам. Укоренятся на Дунае, почувствуют себя воеводами и властелинами заселенной людом земли – и будет у него тогда вместо мощи и надежности на южных границах вражья сила, вместо союзников – супостаты, склонные к междоусобицам и разделу отчей земли. Чует сердцем: придется расплачиваться за свою недальновидность, и плата будет немалой.

Где бы ни был, что бы ни делал, тревожные мысли не покидали Волота и заставили наконец сесть на коня и отправиться через леса и долины в далекий Волын, к князю Добриту.

Давно не бывал в стольном городе дулебов и думал, что своим появлением немало всех удивит – едет же незваным, непрошеным. А удивляться пришлось самому: князь Добрит ждал его и очень обрадовался.

– Князь Тивери сердцем почувствовал наше желание видеть его в Больше или же гонцы мои уже успели так быстро обернуться?

– Гонцы?

– Да, на днях послал за князем своих мужей.

– Не довелось видеть их. Сам, по своей воле приехал.

– Ну и хорошо сделал, – не переставал Добрит радоваться появлению тиверца. – Говори, если так, что привело тебя в Волын? Планы или тревога?

– И то, и другое, достойный.

Волот присел напротив предводителя дулебов и стал поверять ему свою печаль.

– Так ты что, не можешь поставить на место своих мужей? – беззлобно, однако не без сомнения спросил у него Добрит.

– Мог бы, почему нет, да не уверен, должен ли я это сделать. Вепр мой побратим. Случилось так, что уличи покарали смертью его сына за татьбу, а я не сумел защитить. Вот он на меня в великом гневе. Поэтому и лютует, поэтому и готов сделать самое плохое – предать землю и народ свой. Если же приструню его и на Дунае, вовсе взбеленится. Вот и приехал просить, чтобы ты, княже, вмешался и положил конец нашей вражде, а главное – воспрепятствовал Вепру впадать в крайности. Как старшему в роде славянском, тебе это наиболее подходит.

• Предыдущая
• 62/106
• Следующая