Поход Армии Проклятых - Борисенко Игорь Викторович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/89
- Следующая
В противоположность Рогезу, Хейла казалась почти счастливой. Каждую ночь она получала свое от Соргена и засыпала в блаженстве и благостном неведении; ее любовник же еще подолгу ворочался, вздыхал и порывался выйти в ночь.
Через два дня осторожного подъема по дну ущелья наемник Термез обнаружил на левом берегу ручья узенькую тропиночку. К тому времени стены ущелья уменьшились по высоте до пары саженей, и тропинка круто подымалась вверх, на самый край.
– Если идти по ущелью дальше, – сказал другой наемник, – то через несколько поворотов ручей исчезнет в пещере. Но там тоже можно подняться – стенки источены и покаты.
Сорген решил, что следует воспользоваться тропой. Лошадям по ней подниматься было трудновато, многие упрямились, так что их приходилось подталкивать и тянуть под уздцы изо всех сил. Грузы, тюки с шатрами и прочее поднимали с помощью волшебства, которым занялись сразу три волшебника. Гуннир предпочел быть наблюдателем, равнодушным и отрешенным.
Наверху лежало то самое плато, упоминавшееся проводником. Круглое каменное «море» диаметром в десять льюмилов, зажатое с востока и запада небольшими возвышениями, издали похожими на груды беспорядочно сваленных обломков скал. Поверхность плато, покрытая частыми складками и округлыми, совсем маленькими выпуклостями, была идеальной для сбора воды и снега – поэтому неудивительно, что отсюда текла река достаточно мощная, чтобы проточить дыру в склоне. Южный край был заметно ниже северного, оканчивающегося небольшим барьером в виде узкого гребня.
В одном из самых больших углублений в виде идеально круглой чаши, с крошечным озерцом на дне, войско встало на ночлег. Эта, вторая ночь в горах, оказалась самой холодной и ветреной. Луна, огромная и масляно-желтая, казалось, излучает холод так же, как солнце – тепло, а яркие звезды издевательски подмигивали дрожащим и стучащим зубами рха-уданцам. Никто не догадался набрать с собой наверх дров, а из растительности плато могло похвастаться только редкими и чахлыми кустами, да несколькими карликовыми соснами. Горели они очень плохо и тепла почти не давали, поэтому, с головой укрывшись одеялами и спрятавшись в трещинах и складках, рха-уданцы провели весьма неспокойную и трудную ночь.
Поздним утром из-за восточной вершины, охранявшей край плато, выползло солнце, которое закоченевшие южане встречали благодарственными молитвами милостивому Наодиму, позволившему им пережить ночь. Рха-уданцы, вяло шевеля затекшими конечностями, ужасались пару, что валил у них из ртов при дыхании. Даже здоровяки из Зэманэхе подрастеряли спеси и наглой жизнерадостности. Только наемники Соргена как всегда работали, не замечая суровости погодных условий – еще до рассвета десяток солдат отправился исследовать северный край плато.
Под бледным небом, посреди безжизненных камней, армия завтракала и проклинала полководцев. Сорген поспешил покинуть это сборище нытиков и слабаков, так ясно напоминавшее ему сурахийцев во главе с покойным Халаином… Он принялся самолично разглядывать горы вокруг стоянки.
Справа в плато вгрызалась извивающаяся змея ущелья, которое, повернув несколько раз, сужалось и оканчивалось в неровной воронке, похожей на провал свода какой-то пещеры. Скорее всего, так оно и было. Если прислушаться, оттуда слышалось бульканье и клокотание воды.
Слева несколько длинных выступов образовывали собой гребень, уходящий к западной вершине. С любой стороны, куда ни кинь взгляд, камень был равномерно серым, без каких-либо цветовых примесей, как это обычно бывает. Ни прожилок, ни пятен, ни вкраплений кварца…
– Хозяин! – кто-то решил потревожить его размышления. Это был один из разведчиков по имени Гугав. – Мы нашли место, где гребень меньше всего! Стена там покрыта маленькими уступами, будто лесенка.
Сорген похвалил разведчика за рвение и велел солдатам собирать лагерь. Рогез и Хейла принялись подгонять своих вояк, отнюдь не спешивших возобновлять поход, и чаша долины наполнилась недовольными воплями, ругательствами и ржанием лошадей. Сорген сделал знак Хаку и двинулся вслед за Гугавом к обнаруженной тропе.
Потребовался почти час, чтобы вся их стонущая, ленивая армия подобралась к гребню. На вид проход в нем казался довольно удобным: причудливые каменные складки прочерчивали склон с минимальным уклоном и позволяли ставить на себя ноги и даже конские копыта. Разведчики очистили «ступени» от наносов пыли и крошева, так что можно было не бояться, что кони соскользнут.
Дикарь первым двинулся наверх, вслед за хозяином, держащим в руках повод.
– Можно было даже ехать верхом, – довольно сказал Гугав.
– Лучше не рисковать, – поморщился Сорген. Наемник согласно поклонился и стал ловко карабкаться вверх. Сорген не отставал и очень скоро оказался на плоской выбоине, рассекшей гребень пополам – будто в то время, когда он был еще мягким, сюда наступила нога некоего великана. Сам же гребень тянулся в обе стороны и походил на старый, иззубренный клинок. Как оказалось, плато здесь еще не кончалось. Понижаясь, оно вело к следующему гребню, а за ним виднелся и третий – словно морские валы, которые накатывались на берег и внезапно застыли.
– Смотрите, хозяин! Термез машет дротиком, вон там, впереди. Значит, он нашел проход через следующую гряду! – воскликнул Гугав. Он первым двинулся вперед, осторожно выискивая путь среди обломков камней и трещин. Скоро началась длинная, хотя и покатая, осыпь, такая древняя, что мелкие камни в ней слежались и идти было очень легко. Из наносов пыли торчали серые стебли трав и несколько кустов, уродливых и корявых, почти без листьев. По пути встретилось несколько больших глыб с отколотыми краями, но их не составило труда обойти.
Сорген спустился вниз в сопровождении крошечных осыпей, отмечавших его следы. Дно ложбины оказалось твердым, хотя и неровным. Очевидно, здесь в периоды дождей и таяния снега тоже текла вода, уносившая мелкий мусор.
Армия в беспорядке следовала за командиром, который взобрался на коня, чтобы быстрее преодолеть пятьсот саженей, отделявших его от Термеза. Несколько наемников, смешавшихся с рха-уданцами, спускались толпой по широкому участку склона; между ними мелькало мрачное лицо Рогеза. Зэманэхцы держались плотной колонной и терпеливо ожидали, когда они смогут начать спуск. Где-то совсем далеко, на возвышенностях, стояли, как часовые, оставшиеся наемники – они прикрывали тыл армии. Сорген, оглядевший войска, пока Дикарь самостоятельно выбирал дорогу, тяжело вздохнул – он в очередной раз пожалел, что у него всего три десятка надежных людей.
Ложбина между гребнями понемногу наполнилась гулом голосов, стуком многочисленных копыт, фырканьем лошадей. Поднявшееся над восточной вершиной солнце сразу же обрушило вниз палящий зной; ветер, как по команде, стих. Сорген немедленно скинул шерстяную куртку, в которую кутался на рассвете.
Когда он сосредоточенно сворачивал ставшую ненужной одежду и прятал ее в седельный мешок, что-то вдруг неуловимо изменилось вокруг. Волна жара, падающая с небес, снова пропала. Вернулся ветер, пронзивший, казалось, ледяной стрелой все тело насквозь. Сорген содрогнулся, скрючился, хватаясь за сердце и пытаясь втолкнуть воздух в непослушную грудь. Так же внезапно боль и ветер пропали; колдун встрепенулся, подскочил в седле и непроизвольно сжал бока коня каблуками. Дикарь согласно мотнул головой и помчался вперед легкой рысью.
Сорген поспешно огляделся по сторонам: на первый взгляд все было по-прежнему, и солнце в небе и горы по сторонам. Что же тогда поменялось? Всмотревшись, он понял, что солнце отливает кровью и пульсирует, как только что вырванное из-за ребер сердце; горы стали зловеще черными, поросшими в особенно глубоких впадинах странным мхом, похожим на скопища зеленых червей.
Вдоль ложбины, навстречу Соргену безмолвно мчался серый всадник, которого он до поры не заметил на фоне похожих по оттенку камней. Намерения нападавшего не вызвали сомнений: на концах росших прямо из загривка многочисленных лап, алчно вытянутых вперед, шевелились устрашающие когти. Белые, плоские и длинные, они походили на лезвия кинжалов. Такие же «кинжалы» торчали из локтевых суставов, на плечах и коленях чудовища. Скакун, чем-то смахивавший на обзаведшегося десятком лишних рогов быка, нес своего жуткого седока на мягких, неслышно ударяющих по камням лапах.
- Предыдущая
- 36/89
- Следующая
