Поход Армии Проклятых - Борисенко Игорь Викторович - Страница 75

• Предыдущая
• 75/89
• Следующая

Лицо Орзариса, его пузырящиеся кровью губы и наполненные страданием глаза вплотную приблизились к Соргену.

– Это не… правильно… – прохрипел Белый. – Моя смерть… напрасна… но убивать грешно…

Тут они свалились на грязный тротуар, причем снизу был Сорген, а Орзарис придавил его сверху своим немалым телом. Он еще был жив и продолжал шептать, хотя кровь лилась изо рта сплошным потоком.

– Я прощаю тебя… брат… но ты не должен быть Черным… подумай о тех, кто умрет… обратись к Облаку!

Словно нарочно, с именем Бога на устах, Орзарис дернулся в последний раз и умер. Голова его опустилась на плечо Соргена, будто бы ища утешения или отдохновения. Колдун тяжело хрипел, ловя воздух открытым ртом; мертвое тело волшебника обдавало его жаром, а одежды стали липкими и горячими от пропитавшей их крови. Зажатый между мертвецом и твердым камнем дорожки, ведущей к крыльцу дома Колокольчика, Сорген не мог пошевелиться. Ему казалось, что он тоже умирает и мутная пелена застилала взор. Каждая капля крови Орзариса оставляла свой след на коже Соргена, заставляя ее дрожать. Кровь пропитала его одежды, стекала по лицу, заполняла ушную раковину и щекотала шею. Последние слова белого волшебника колоколом стучали в голове. Прощение? Он говорил о прощении человеку, который убил его? Из-за которого погиб тот старик, возможно, его старый учитель, и эта красивая девушка, возможно, его возлюбленная? Этого странного всепрощения Сорген никак не мог понять. Разве можно не испытывать ярости, гнева и ненависти к врагам? Смертельным врагам, с которыми ты бьешься в мечом в руках, до полной победы или собственной гибели? Голос расстающихся с жизнью имеет великую силу. Смятенный, Сорген не мог думать ни о чем ином, как только о последней воле Орзариса. обратись к Облаку! Большей глупости нельзя придумать, но упорство и наивность Белого просто поражали. Неужели в своих убеждениях этот человек был именно таким, какими все остальные его собратья себя называли – добрым, бескорыстным, честным и благородным?

– Нет! – прохрипел Сорген, и это усилие едва не стоило ему сознания. Нельзя судить о ком-то по паре слов, выдохнутых в смертном бреду. Благородство и честность Белых – ложь, как и все их учение, ведь сам Сорген уже столько раз в этом убеждался. Но слова, слова Орзариса продолжали колотить его, как молоты. "Я прощаю тебя, брат!" Он говорил это совершенно искреннее. Он верил…

– Сорген! Сорген! – закричала рядом Хейла. Он, поморщившись, скосил глаза направо и увидел ее, присевшую на корточки, всю измазанную грязью и кровью, баюкающую сломанную левую руку. Куртка была порвана в нескольких местах, волосы превратились в один сплошной колтун. – Ты жив!

По лицу Хейлы ручьями текли слезы, отчего она казалась жалкой и ужасно несчастной.

– Сорген! Этот ублюдок убил моего Зайпана!

В бессильной злобе она встала и пнула мертвого Орзариса в ляжку. Тот медленно сполз вниз, освобождая Соргена, но колдун не торопился шевелиться.

– Оставь его! – прошептал он. – Он… я…

Сорген и сам не знал, что такого хотел сказать. В мыслях у него все перемешалось и вдруг плеснуло вверх невидимым фонтаном: обрывки дум, смешанные с болью и чудовищной усталостью. Затем все это обрушилось вниз и накрыло его, унося куда-то далеко, как воды теплой и спокойной реки. Сорген закрыл глаза и потерял сознание.

Четыре сотни молчаливых воинов в доспехах, с большими щитами и длинными мечами ударили в тыл наступавшим на город зурахатцам. Перед тем, как ударить, они пустили в неприятеля облако арбалетных болтов, поражая вражеских солдат в незащищенные затылки и ноги. Противник даже не сразу сообразил, что появились новые войска. Их командиры, наблюдавшие за наступлением на Делделен с тыла, были убиты первыми; затем началось избиение. Зурахатцев было больше, но они оказались зажатыми в клещи, растерянными, лишенными офицеров. Повинуясь необъяснимому порыву, упавшие было духом пираты воспрянули и тоже бросились в контратаку. Зурахатцы немедленно обратились в бегство, удирая от разящих мечей к реке, где они нашли пару десятков лодок. Кто-то, побросав щиты и шлемы, успел на них погрузиться и отплыть, некоторые бросались в воду, другие были изрублены прежде, чем достигли берега. Более пятнадцати сотен врагов осталось лежать на улицах города, в грязи и крови; примерно в два раза меньше смогли сбежать, но многие утонули в реке.

На другом берегу все пираты уже были либо истреблены, либо взяты в плен. Однако, тамошние командиры, устрашенные появлением незнакомой армии и смертью колдунов, поспешили закрепиться в захваченной половине города и не думали о новой атаке. Зурахатский генерал Хорделиан оказался человеком достаточно смелым и гордым, чтобы не поддаться панике и не отступить прочь, как советовали ему помощники и младшие командиры. Он даже отдал приказ о новом сражении: ранним утром его войска должны были маршировать на север, где через реку был наведен временный мост, перейти на правый берег и обрушиться на врага. Хорделиан послал гонцов в лагерь кочевников, которые боялись подходить к Делделену из-за колдунов. Он взывал к их гордости, призывая присоединиться к оставшимся у него трем тысячам воинов и сломить врага.

К несчастью генерала, поздней ночью в одной из комнат большого дома Колокольчика очнулся Сорген. Он призвал к себе Рогеза, единственного из их тройки, оставшегося на ногах.

– Накрась себе брови сурьмой… Подведи глаза красным, нарисуй краской Лим рожу посвирепее. Отправляйся в лагерь кочевников и устрой там переполох. Необязательно их убивать, главное напугать как следует, чтобы они не решились нас атаковать снова. Постарайся быть грозным и страшным… а потом предложи союз.

Рогез кивал, тряся посеревшими толстыми щеками. Сражаться он умел как следует, и недавно, возглавив атаку южан в тыл зурахатцам, истребил немало врагов, однако, говорить и устрашать ему не очень хотелось. Сидевший в темном углу, на неудобном стуле Гуннир сухо рассмеялся и встал на ноги.

– Задача непосильна, князь? – вкрадчиво спросил Мясник, заставив Рогеза вздрогнуть и метнуть на него быстрый взгляд, возмущенный и испуганный одновременно. – Это дело для старика Гуннира. Я займусь, Великий Сорген, и будь спокоен. К утру кочевники будут ползать у наших ног с мольбой.

– Я мог бы справиться! – возразил Рогез, но без особой уверенности и с явно слышимым в голосе облегчением.

– Никто не сомневался в этом, – усмехнулся Гуннир, издевательски поклонившись князю. Затем он вышел и немедленно принялся за дело. Сначала он превратил в монстра Термеза: наградил его клыками в палец толщиной, покрасил зеленым лицо и украсил многочисленными жуткими шрамами. Утробно рычать, с такой злобой, что у слушателей становились дыбом волосы, наемник умел и без всякого волшебства. В грязном мешке Термез волок отсеченную голову старого волшебника и превратившееся в мятую рваную тряпку платье зеленоглазой девушки. В кошеле у Гуннира лежала гарда Дневной Звезды (лезвие рассыпалось в прах сразу после смерти Орзариса).

Они постарались на славу. Некстати оказавшиеся в лагере вместе с ними послы Хорделиана были жестоко выпотрошены и повешены на деревья, будто охотничьи трофеи. Рядом с ними вскоре оказался один строптивый молодой вождь, а Термез тыкал остальных в рожи отрубленной головой и старательно рычал. После недолгой беседы с Гунниром вожди лейденцев упали на колени перед могучим черным колдуном и поклялись ему в вечной верности. Мясник выслушал их, пряча улыбку в складках наброшенного на голову балахона. Цена клятвам кочевников – пригоршня грязи, но от них многого и не требовалось. Для напоминания о себе Гуннир оставил кочевникам мертвую голову, которую они обещали водрузить в центре лагеря, на шесте.

Ранним утром лейденцы, как ни в чем ни бывало, прибыли в левобережную часть Делделена под приветственные крики зурахатских воинов. Впрочем, очень скоро они превратились в вопли страха и боли, когда бывшие союзники внезапно напали на ничего не подозревавших солдат, даже не одевших еще доспехи. За короткое время почти все они были безжалостно вырезаны – лишь немногие смогли сбежать и скрыться в холмах. Хорделиана схватили и в полдень привязали к горизонтальному бревну, установленному на окраине города. Двадцать тысяч кочевников с ревом наблюдали, как его оскопили, выпотрошили, изжарили и скормили священным собакам. До следующего утра лейденцы танцевали у костров, пили кислое вино и объедались мясом, захваченным в Делделене.

• Предыдущая
• 75/89
• Следующая