Выбери любимый жанр

Их было семеро (Солдаты удачи - 1) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 53

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Губерман ездил в дорогом спортивном "Феррари", одевался у лучших портных, при этом очень недешевые костюмы сидели на нем свободно и не вызывающе -- как джинса. Он был вхож во все артистические и политические салоны Москвы, поддерживал дружеские отношения с телевизионщиками и журналистской братией, охотно платил за выпивку и одалживал по три-четыре сотни тысяч вечно безденежным газетчикам, при этом словно бы забывая о долге. Но когда нужно было инспирировать публикацию, выгодную Назарову или подрывающую доверие к предприятиям его конкурентов, Губерман устраивал это без всякого труда и практически бесплатно. В окружении Назарова он был одним из немногих, чьи представительские расходы не были ограничены никакой верхней планкой и не подлежали отчету в бухгалтерии.

Но особенно ценным было его умение интуитивно оценить ситуацию -- не просчитать ее, а прочувствовать. И прогнозы его, как правило, оказывались совершенно правильными.

Наконец Губерман нашарил очки, лежавшие на таком же плетеном, как и кресла, столе рядом с высококлассным японским диктофоном, надел их и проговорил:

-- Становится жарко. Я бы даже сказал -- припекает.

-- Я тебя не о погоде спрашивал, -- заметил Розовский.

-- Я не о погоде и говорю. -- Губерман кивнул на диктофон. -- Шефу дали прослушать?

-- Пока нет.

-- Почему?

-- Ждал тебя. Нужно все как следует обмозговать.

-- Как он себя чувствует?

-- Физически -- более-менее.

-- А вообще?

-- Бессонница.

Губерман пощурился на сверкание солнца в бассейне, предположил:

-- Если он узнает, что адрес расшифрован, немедленно улетит в Цюрих.

-- Этого я и боюсь, -- подтвердил Розовский. -- Мы не сможем организовать там надежную охрану. Тем более что все время он будет в госпитале, с Анной. Он станет легкой мишенью.

-- Для кого?

-- Для кого! -- повторил Розовский. -- Знать бы! Я тебя и вызвал, чтобы вместе об этом подумать.

-- Пьет?

-- Мало.

-- Плохо. Ему бы надраться, поматериться, побохульствовать. Это разгрузило бы его подкорку.

-- Не тот человек.

-- В данном случае -- к сожалению... Кстати, о птичках. Я бы чего-нибудь выпил. И перекусил. Как у вас тут это делается?

-- Начало первого. Не рано для выпивки? -- усомнился Розовский.

-- Побойтесь Бога, Борис Семенович! -- искренне возмутился Губерман. -По вашей милости я вчера целый день, высунув язык, мотался по Москве. Потом пять часов в самолете. Только в шесть утра лег слать, а в одиннадцать вы меня уже вытащили из постели. Неужели я не заслужил рюмку водки и бутерброд?

-- Заслужил, заслужил... -- Розовский три раза громко хлопнул в ладони, приказал молодому турку, мгновенно возникшему у стола: -- Ленч. Уан -- один. "Уайтхолл" Айс -- лед. Понял? Туда! -- кивнул он в сторону бассейна. Объяснил Губерману: -- Там прохладней, бриз протягивает... Ты звонил из аэропорта около двенадцати ночи. Лег, как ты говоришь, в шесть утра. Так что ты делал до шести?

-- Любовался природой Кипра.

-- Ночью?

Губерман пожал плечами:

-- А что? Ночь на острове любви. Не все же заниматься делами!

Розовский недоверчиво взглянул на него, но промолчал. Треп, скорее всего. А может, и нет. Кто их, этих молодых, разберет! Однажды в компании приятелей своего сына Розовский заметил, что раньше взаимности женщины добивались годами. Так эти сопляки хохотали минут пятнадцать...

По мраморным ступеням они спустились к бассейну, у бортика которого, в тени дуба, уже был сервирован для завтрака стол. В тот момент, когда Губерман разливал по низким пузатым бокалам виски, наверху, в кроне дерева, что-то щелкнуло, и прямо в серебряное ведерко со льдом спланировал широкий дубовый лист. Губерман с досадой смахнул его со стола.

Если бы все внимание его не было поглощено бутылкой и он дал себе труд внимательно рассмотреть листок, то не без удивления заметил бы, что листок вовсе не отсох, что черенок его словно бы перерублен. А если бы он пошел дальше и залез на дуб, то без труда обнаружил бы вонзившуюся в одну из нижних ветвей стрелу, пущенную из современного арбалета. А на конце ее, за хвостовым оперением, -- отливающую светлым металлическим блеском горошинку, вроде заколки для галстука.

Это был мощный чип. А попросту говоря -- "жучок".

-- Они идут к бассейну, -- раздался в динамике голос Мухи. -- Там стол, под дубом. Турок ставит жратву. Попробую в дуб?

Рискованно было. Черт! Очень рискованно. Кто его знает, что она за хреновина, этот арбалет. Выглядит, конечно, солидно. Оптический прицел. Удобный приклад. Мягкий спуск. Прицельная дальность -- сто пятьдесят метров. И цена, внушающая уважение: восемьсот баксов. "Девастар". Продавец божился: лучшая фирма в мире, поставщик олимпийских команд. Стрелы тоже выглядели неплохо. Но какая у них девиация? Если стрела уйдет за пределы участка -это бы ладно, хотя шестьсот баксов за чип -- тоже не баран накашлял. А если зацепится хвостовиком за ветку и упадет к ним прямо на стол в какой-нибудь салат или яичницу "гэм энд эг"? То-то будет закуска! Но и тянуть с этим было нельзя. Юрист недаром появился на вилле. Видно, вот-вот начнутся важные переговоры. Наверняка уже начались. И продолжаются за ленчем. Упустить такую информацию? Нет, мы не могли себе этого позволить.

-- Пастух, ППР! -- напомнил Муха.

ППР -- это из лексикона летунов. Полоса принятия решения. Летунам хорошо: у них ППР минуты или десятки секунд. У нас ППР куда короче. И я решился:

-- Давай!

Несколько секунд в динамике многоканального переговорного устройства было тихо, доносилось лишь легкое шуршание фона. Я представлял, как Муха, распластавшись на десятиметровой высоте раскидистой местной сосны, стоявшей на соседнем участке позади виллы Назарова, приник к оптическому прицелу и придержал дыхание, прежде чем нажать курок. И я тоже невольно перестал дышать. Как наверняка и Артист, и Боцман, и Трубач, слушавшие наши переговоры. Артист страховал Муху у подножия сосны, Боцман -- у входа на участок, а Трубач -- на дальнем обводе. Док, сидевший против меня в кресле в моем номере пансионата, курил "Мальборо" и всматривался в мое лицо, словно я был для него чем-то вроде телевизионного ретранслятора.

Вжжжик!