Дон Карлос. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 41

• Предыдущая
• 41/105
• Следующая

Вставив пробку, он последовал за герцогиней, услужливо приподнимая перед ней портьеру.

Бланка Мария вышла в гостиную уже совершенно успокоенная, полагая, что патер ничего не видел.

— Не ожидает ли герцог сегодня гостей? — спросила она, обращаясь к патеру.

— Насколько мне известно, сиятельнейшая герцогиня, нет!

— В таком случае я проведу вечер у него, и если у меня будут посетители, то приму их здесь, — сказала Бланка Мария, располагаясь в одном из низких мягких кресел. Иларио встал в стороне позади одного из стульев, как становятся обычно слуги.

— Вы доставите редкую радость герцогу, сиятельнейшая герцогиня, только бы это не была радость перед несчастьем, как это по большей части и случается с нами, смертными, — проговорил вполголоса патер и остановился.

— Что вы хотите сказать, отец Иларио? Продолжайте вашу мысль.

— Я хочу сказать, сиятельная герцогиня, что на земле не бывает полного счастья, чаще всего нам случается испытывать радость перед тем, как приходит какое-нибудь несчастье! Не случалось ли вам испытывать или наблюдать, что нет радости, которую не пришлось бы искупить горем? Ведь герцог увидит в вашем присутствии здесь доказательство вашей любви к нему, вашей привязанности, и он будет счастлив, но кто знает, что за этим последует!

— Как я должна понимать ваши слова? — спросила Бланка Мария, бледнея.

— За радостью следует горе, и смерть часто приходит внезапно, когда мы чувствуем себя вполне счастливыми.

— Поберегите для другого, более подходящего случая ваши мрачные предсказания, отец Иларио, — ответила герцогиня, стараясь уверить себя, что все, сказанное патером, было сказано случайно, без всякой задней мысли. — В настоящую минуту я вовсе не расположена их слушать!

— Прошу извинения, но все эти мысли как-то невольно теснятся в моей голове, вот я их и высказал! Все на свете суета и более ничего, дни наши сочтены. Сегодня герцог счастлив и весел, завтра он, может быть, навсегда закроет свои глаза и прекратит свое земное странствие. Но он всегда готов предстать перед высшим судьей, и за душу его я не опасаюсь, он набожный, благословенный муж.

Бланка Мария бросила испытующий взор на отца Иларио. В голове ее опять мелькнуло сомнение: не видел ли он, что она сделала, и не угадал ли в этом преступления. Слова его слишком совпадали с тем, что должно было произойти.

— Вы никогда так не говорили, отец Иларио, — сказала она.

— Повторяю, что нынче мысли эти не выходят из моей головы, и я не могу от них отделаться. Но не будем об этом, я слышу шаги герцога, он идет сюда. Какая радость, какое неожиданное счастье ожидает его здесь! — прошептал патер так выразительно, что герцогиня почти не сомневалась уже, что он проник в ее тайну.

Она встала со своего места, так как герцог входил в эту минуту в комнату. Он казался на вид слабым, болезненным человеком, лет шестидесяти, если судить по лицу, хотя, в сущности, ему только что исполнилось пятьдесят. Борода его и волосы были почти белые, лицо худое, щеки впалые. Ростом он был меньше своей супруги и при этом очень худощав. Несмотря на его гордую осанку и на манеру держать себя слишком надменно, в лице этого гранда и во всей его наружности было, однако, что-то располагающее. В его чертах отражались строгая справедливость и сердечная доброта, которых не могло скрыть гордое, надменное выражение, свойственное аристократам. И действительно, герцог был очень добр, он много помогал бедным, действительно заслуживающим участия и помощи, и все это делал так, что никто не подозревал о его благотворительности.

Видимо, он был очень удивлен, найдя в своей гостиной жену в обществе патера.

— Позвольте мне, дон Федро, побыть с вами сегодня вечером, — сказала герцогиня. — И позвольте также принять моих гостей, если кто-нибудь посетит меня, в вашем салоне. Мне надоело одиночество.

Бланка Мария видела, что патер не спускает с нее глаз, что острый, жгучий взор его проникает ей прямо в душу.

— Я очень рад видеть вас у себя, донья Бланка, а равно и вас, отец Иларио, — ответил герцог. — Я только что из дворца, опять готовится переворот, и мне нужно обдумать и принять меры, чтобы не быть застигнутым врасплох.

— Сядемте, — сказала Бланка Мария. — О каком перевороте вы говорите?

— Король Амедей решил оставить Испанию, на днях он покидает столицу, о чем лично сообщил мне сегодня для того, чтобы я тоже принял свои меры, так как, разумеется, после этого я не останусь в Мадриде, здесь житья не будет от беспорядков, дикого произвола и всякого насилия. Я намерен отправиться в мои владения, находящиеся близ Гранады, куда, надеюсь, вы, донья Бланка, и вы, отец Иларио, согласитесь сопровождать меня!

— Без всякого сомнения, супруг мой, я поеду с вами, — ответила герцогиня.

Патер также изъявил свое желание.

— Вероятнее всего, провозгласят республику, что еще больше усилит общую неурядицу и суету.

— Которые прекратятся только с восшествием на престол дона Карлоса, — заметила Бланка Мария.

— О, спаси нас и помилуй, пресвятая Мадонна, от такой беды и напасти! Карлисты — это просто разбойники, их действия против регулярных войск, а равно и против жителей ужасны и заставляют просто содрогаться! Я хочу отстраниться от всех этих переворотов и неурядиц, и потому, как только его величество выедет из Мадрида, я вслед за ним также уеду.

— О, превосходно, дон Федро, я с удовольствием отправлюсь с вами в Гранаду.

— Ну и прекрасно, завтра же можно начать приготовления, ибо я не останусь ни одного часа после отъезда короля, поскольку совершенно уверен, что смуты и перемены начнутся сразу же после того, как он оставит столицу.

В эту минуту в дверях гостиной показался камердинер герцогини.

— Генерал Мануэль Павиа де Албукерке, — доложил он.

— Просите! — воскликнул дон Федро.

— Просите! — повторила герцогиня.

Взор патера опять остановился на герцогине, он с пристальным вниманием следил за ней.

Слуга створил двери, и Мануэль вошел в гостиную.

Он поклонился герцогине и старому герцогу, который, сделав несколько шагов ему навстречу, радушно приветствовал его. Бланка Мария тоже привстала со своего места и со злобным торжеством заметила, что Мануэль сильно взволнован и бледен как смерть.

Обменявшись вежливыми приветствиями с герцогом, Мануэль подошел к Бланке Марии и поцеловал у нее руку, патеру поклонился он вскользь, что, впрочем, последнего нимало не смутило и не заставило оставить салон. Он только отошел чуть далее, в глубину комнаты.

— Вы, вероятно, уже слышали о несчастье, постигшем дом графа Кортециллы? — спросил Мануэль после взаимных приветствий. — Во всяком случае вам, герцогиня, это, разумеется, небезызвестно!

— Графа Кортециллы? — спросил герцог. — Что там такое случилось?

Все сели.

— Представьте себе, — сказал Мануэль, обращаясь к герцогу, — граф Кортецилла имел намерение выдать свою единственную дочь, прелестную, очаровательную графиню Инес за дона Карлоса.

— Это невероятно! Что за странность! — воскликнул герцог.

— К величайшему горю нашего гостя, — заметила герцогиня с усмешкой, которая была ей к лицу.

— Графиня Инес умоляла отца не принуждать ее к этому браку, но он не хотел ничего слушать и не отступал от своего намерения, — продолжал Мануэль.

— Непостижимо! — повторял герцог, качая головой. — Я всегда считал графа человеком рассудительным и разумным.

— Не обращая внимания на просьбы дочери, он решил на днях везти ее за границу и там отпраздновать ее свадьбу с доном Карлосом. Это довело до отчаяния молодую девушку, и прошлой ночью она убежала из отцовского дома. Страшно представить себе ее положение в настоящую минуту, такая молодая, неопытная — и совершенно одна, без всякой опоры и без приюта! Сколько бед и несчастий может с ней произойти!

— Да, необдуманный поступок, — заметил старый герцог.

— Если бы она позволила себя увезти, — воскликнула, смеясь, герцогиня, — тогда, по крайней мере, все это происшествие имело бы романтический характер и не грозило бы всякими неприятностями и опасными последствиями. Не правда ли, генерал Павиа? Что вы об этом думаете? Ну, признайтесь же, ведь дело не совсем так дурно, как вы его представили!

• Предыдущая
• 41/105
• Следующая