Дон Карлос. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 84

• Предыдущая
• 84/105
• Следующая

Герцог Кондоро был высокий, худощавый гранд, правда, годы сильно согнули его. На нем был широкий сюртук, плед, меховые сапоги и серо-зеленая дорожная шапка с огромным козырьком.

У него было морщинистое лицо, впалые щеки, заострившийся нос, седые усы и длинные бакенбарды.

Увидев Рикардо, он оживился, даже глаза заблестели, так ему не терпелось узнать, что же с дукечито.

— А, и ты здесь! Помоги-ка мне, — крикнул он Рикардо.

— Ваша светлость… приехали… — сказал Рикардо.

— Нашел ты его? — спросил герцог, опираясь на своего поверенного и поднимаясь с ним по лестнице, между тем как слуги спешили приготовить для него комнаты и суетились около чемоданов.

— Точно так, ваша светлость, — отвечал Рикардо, знавший наперед, какое горе предстояло старику.

Неописуемая радость выразилась на лице герцога при этих словах.

— Нашел!.. Дукечито здесь! Слава пресвятой Мадонне! Я предчувствовал это и не мог спокойно ждать, сам поехал сюда!

— Но болезнь вашей светлости!

— Я ее теперь и не чувствую, Рикардо! Где же он? Где дукечито?

— На верхнем этaжe!

— Веди меня к нему, Рикардо! Мое старое сердце дрожит от нетерпения увидеть дукечито!

Рикардо не отвечал, помогая герцогу подниматься по ступеням. Он не решился подготовить его к предстоящему удару и вместе с тем боялся той минуты, которая должна будет разочаровать его!

Отец надеялся увидеть цветущего юношу, если и бедного, то все-таки одаренного всеми умственными способностями, и вдруг встретит несчастное существо, обиженное и природой, и воспитанием!

— Что это за странные звуки? — спросил герцог. — Уличная песня, но какая скверная, крикливая музыка, и инструмент совсем расстроен! Что за несносная музыка! Кто это здесь играет?

— Дукечито, — ответил Рикардо. Герцог посмотрел на него во все глаза.

— Дукечито? — спросил он, останавливаясь у дверей своих комнат, чтобы перевести дух. — Где ты нашел его, Рикардо? Ты колеблешься? Говори, я все хочу знать!

— На улице, ваша светлость! Старый гранд содрогнулся.

— Этого и надо было ожидать, — сказал он тихо. — Кем же он был? Ведь, конечно, не…

— Арфистом, ваша светлость.

— И этого можно было ожидать! — отвечал герцог, боявшийся, не преступник ли его сын. — Это тяжело, но еще не так ужасно.

Слуги отворили двери, и Рикардо ввел гранда в комнаты, смежные с теми, которые занимал сам с Клементо.

Старый герцог с минуту стоял неподвижно, прислушиваясь к нестройным, неприятным звукам, доносившимся из соседней комнаты, но эта ужасная музыка начинала теперь казаться ему совсем иной — отцовская любовь отыскала мелодию в самых нестройных звуках. Он молча прислушивался, и вдруг глаза его наполнились слезами… Он задрожал…

— Пойдем, Рикардо… пойдем к моему сыну, — проговорил он и направился к двери.

Растроганный слуга отворил ее.

Клементо не заметил вошедших, весь поглощенный своей арфой, он, вероятно, представлял себя снова на улице, перед толпой, теснившейся к нему послушать его музыку, и кривлялся…

Несмотря на то, что Рикардо позаботился придать его наружности, насколько это было возможно, благопристойный вид, герцог был поражен, увидев дукечито — несчастного идиота!

Этого уж гранд никак не ожидал! Удар был слишком жесток для сердца старика. Глубоко потрясенный, он закрыл лицо руками и не сказал ни слова.

Рикардо отвернулся, чувствуя, что у него на глазах выступают слезы.

Седой сгорбленный герцог выглядел в эту минуту таким несчастным, что верный старый слуга не мог этого вынести. Подойдя к дукечито, он сказал ему вполголоса несколько слов и взял арфу.

Клементо осмотрелся, вытаращив глаза, и встал в сильном смущении.

— Так вы… вы мой отец? — открыто спросил он, с удивлением глядя на герцога, старавшегося скрыть свое горе, боясь огорчить этим своего сына. Он думал, что тот мог заметить и понять его чувство!

Старик раскрыл ему объятия и прижал его к сердцу. Тут уж горе или тяжесть разочарования взяли верх — крупные слезы потекли по его седой бороде.

— Вот это хорошо, сеньор, что вы приехали, — сказал дукечито, — отлично! Теперь ведь мы уже не уедем отсюда, не правда ли?

— Да, сын мой, я приехал сюда, потому что мне хотелось поскорей увидеть тебя!

— Вот славно! Так мы не уедем? А мне здесь очень нравится. Рикардо отдал мне мою старую арфу, мне. дают шоколад, а он такой вкусный…

Старый герцог все смотрел на дурачка Клементо, сделавшегося разговорчивее. Он был так мал ростом, что герцогу приходилось смотреть на дукечито сверху вниз. Так вот дукечито, его сын, наследник его огромного богатства и герцогского титула! «Но он ли это? — спрашивал себя герцог. — Возможно ли, чтобы это был так давно отыскиваемый дукечито?»

После первых приветствий, которые со стороны Клементо были совершенно холодны, герцог попросил Рикардо рассказать ему, что он знает о найденном дукечито, и внимательно выслушал рассказ старика о дукезе и бывшем гувернере.

Сомневаться больше было невозможно — Клементо действительно дукечито! Старый герцог, в первую минуту отшатнувшийся от него, пересилил себя, чтобы не дать заметить этого Клементо. Он решил, что должен любить его как сына, и сожаление понемногу уступило место сочувствию. Недостатки сгладились в глазах старика, и тайная грусть смягчилась утешительным сознанием, что ведь все-таки дукечито найден.

Трогательно было видеть, как старик принуждал себя любить сына, чтобы вознаградить его за долгое время лишений. Он даже решил некоторое время тайно пожить в Мадриде, чтобы избавить дукечито от ненавистного ему путешествия, и велел Рикардо отдать приказание слугам не разглашать его приезда, чтобы к нему не стали съезжаться прежние знакомые.

Тяжко ему было видеть, что дукечито даже не сознает того, что он для него делает, и не любит ничего, кроме старой арфы. И этому, однако же, герцог нашел причину: Клементо слишком долго был одиноким и заброшенным, поэтому не может сразу привязаться к кому-нибудь. Он все извинял своему сыну и заботился только о том, чтобы окружить его всем тем, чего он был лишен волею обстоятельств, но потерянное не восстанавливалось, и дукечито Кондоро по-прежнему оставался несчастным существом, не жившим, алишь прозябавшим.

Карлисты спленным генералом Мануэлем Павиа остановились сначала в брошенном лагере, в лесу, и здесь ждали Тристани с его отрядом. Отряд этот, обращенный в бегство, через несколько часов в беспорядке начал прибывать в лагерь.

Жиль преследовал их и Доррегарая с его кавалеристами и совершенно разбил их.

Быстро отступая к северу, карлисты тащили за собой и пленника, которому приходилось терпеть страшные оскорбления и лишения, но он переносил их с мрачным спокойствием.

Изидор Тристани послал дону Карлосу верховых сообщить о результатах атаки и о захвате в плен Мануэля, потом велел завязать последнему глаза, чтобы он не знал численности их войска и чтобы не видел дороги, по которой они шли.

Отступление совершалось день и ночь с такой поспешностью, которая доказывала, что карлисты находятся в большой опасности. Это пробудило в Мануэле надежду, что Жиль освободит его, но вскоре надежда исчезла, так как он слышал, что маленький отряд Тристани увеличивается и карлисты громко ликуют.

Они хвастались атакой, говорили о новых нападениях и клялись не оставить в живых ни одного республиканца. Это было для Мануэля тяжелым ударом, и он просил Тристани дать ему какое-нибудь оружие, чтобы поскорее покончить с собой.

Но Изидор отвечал смехом,

— Такая геройская смерть не для вас, генерал Павиа! — говорил он презрительно. — Вы пленник короля Карла VII, и военный суд определит, быть вам расстрелянным или вздернутым на дерево. А пока вы пленник Тристани. Вот ведь судьба-то как изменилась, генерал! Капрал, которого вы прежде едва удостаивали взглядом, теперь ваш начальник, и вы должны относиться к нему с величайшим почтением, а? Кто бы мог ожидать? Не хотел бы ябыть в вашей шкуре! Что вы узнали? — обратился он к двум подошедшим карлистам.

• Предыдущая
• 84/105
• Следующая