Дон Карлос. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 89

• Предыдущая
• 89/105
• Следующая

— Опять вы подслушивали?

— Вот еще жестокий упрек, герцогиня! Я не подслушивал, а говорю то, что вижу!

— Я хочу принять участие в борьбе короля Карла, — решительно сказала Бланка Мария, — что вскоре случится, вы увидите.

— Вы бы не должны были избегать моих советов и лишать меня вашего доверия, герцогиня. Подумайте, что могло бы быть, если бы я перестал заботиться о вас и доверять вам? — тихо, с ударением сказал Иларио. — Помните сцену вечером в спальне герцога, я был свидетелем поневоле…

— Молчите! — шепнула сквозь зубы Бланка Мария. — Вы мой злой демон… и молчите!

— А я надеялся быть скорей вашим добрым гением, который бы охранял вас и руководил вами, герцогиня, — мягко сказал Иларио, подавая руку молодой женщине. — Угодно вам уехать?

— Он знает тайну той ночи… я у него в руках, — прошептала Бланка Мария. — Но если он смеет напоминать мне об этом, он умрет… Пойдемте, почтеннейший отец, — прибавила она громко, обращаясь к Иларио, — и простите мои необдуманные слова; мы останемся друзьями, и вы всегда будете моим советником.

Окрестности Ираны и лес, тянувшийся до самого замка, были погружены в глубокое ночное молчание. Только легкий ветер шелестел засохшими листьями, разбрасывая их по земле, окутанной мраком.

Наступало время осенней сумрачной погоды и частых дождей. Облака неслись по небу, и лишь изредка сквозь них выглядывал серп луны.

Старый замок на опушке леса казался какой-то рыцарской крепостью прошлых времен, в темноте он производил еще более мрачное впечатление. Окна и ворота были заперты. У ворот не было ни одного карлиста. Они все спали в галерее, так что пришлось бы наступить на них или разбудить, чтоб пройти. Трое лежало внизу у крыльца, а остальные девять, два офицера и начальник отряда Тристани помещались в комнатах верхнего и нижнего этажей.

Все давно спали; утром надо было рано встать, казнь Мануэля Павиа была назначена на семь часов утра на лесной поляне.

Кругом было темно, но нет, в самом верхнем этаже под крышей мелькнул огонек. Не в окне ли пленника? Нет, этого не могло быть. Вот огонек потух, потом сверкнул в другом окне. Кто-то шел наверх со свечой.

Внизу, однако, царила прежняя тишина, даже крика ночной птицы не раздавалось в чаще леса. Напрасно ждал и надеялся пленник, что вот-вот раздадутся сигналы и выстрелы его солдат!

Да и откуда могли знать его друзья и подчиненные, что он в плену в уединенном замке. Кроме того, вокруг стояли карлисты, превосходившие их и численностью, и силой.

В Мадриде все колебались, не решаясь на крайние меры, и дошли наконец до того, что карлистов стало столько и мощь их так возросла, что теперь победить их было гораздо труднее, чем вначале.

Мануэль смотрел в окно на темную ночь. Монах храпел на постели, свечи давно потухли. Уж и полночь прошла, всего несколько часов жизни осталось! Сознание этого даже для самых отважных, самых преданных и готовых умереть за родину страшнее, чем встреча со смертью на поле сражения лицом к лицу. В сражении гром выстрелов и необходимость действовать не дают человеку задуматься, он, презирая опасность, идет на врага, готовый победить его. Здесь же другое! Мануэль ожидал смерти в одиночестве и бездействии. Другое дело, если б он мог выйти на врагов с оружием в руках и с честью отдать жизнь за родину, но ему в этом было отказано.

Его мучило сознание того, что он пленник. Он не заслужил этого, он стал жертвой какого-то несчастного случая; эта мысль не выходила у него из головы.

Но тут встал перед ним образ его Инес. Воспоминание о ней согнало мрачную думу с его лица. Любовь этой девушки была бальзамом на раны его сердца. Но и с ней ему приходилось расстаться, даже не простившись, не взглянув на нее последний раз!

Он знал, что эта вечная разлука будет и для нее тяжелым ударом, осиротит ее! А как хороша и полна могла быть их жизнь!

Мануэль все смотрел в темную ночь. Он задумался о вечности…

Облака, затемнявшие небо, на мгновенье разорвались, месяц и две-три звездочки блеснули, оживив безотрадный мрак, затем снова все погрузилось во тьму… Мрачно было и на душе пленника: смерть забирала его, полного молодых сил, жаждущего смелых, отважных подвигов, жаждущего жизни и счастливой любви! Монах, вместо того чтобы утешать его и готовить к смерти, спал крепким сном. Мануэль рад был этому: он мог, по крайней мере, беспрепятственно отдаваться своим мыслям, утешения и увещевания патера не принесли бы ему ни малейшей пользы.

Вдруг послышался легкий шум, будто кто-то шел к его комнате. Мануэль прислушался. Шум стих. Мануэль стоял недалеко от постели монаха и смотрел на дверь. Ключ тихонько повернулся в замке, и дверь без шума отворилась…

На пороге стояла женская фигура в белом, освещенная, как сиянием, свечой, которую держала в руке. Это была Инес, его милая Инес! Не сон ли это? Он неподвижно смотрел на нее, она искала его глазами… Нет, нет! Это не сон, она действительно пришла… верно, проститься с ним… как она узнала о приговоре? А если монах проснется и увидит ее?

Мануэль внимательно посмотрел на него и тихо подошел к Инес, протягивавшей ему руку.

— Ты здесь, моя возлюбленная! — прошептал он, целуя ее. — Ты пришла проститься со мной?

— Спасти тебя… — тихо отвечала она дрожавшим от волнения голосом. — Это единственная цель моего прихода.

— Тише, милая, — предостерег пленник, — со мной здесь патер.

Тут только Инес увидела монаха и вздрогнула от ужаса.

— Слава Богу, он спит! Иди скорей!

— Ты подвергаешь себя опасности из-за меня, ведь внизу карлисты!

— Не беспокойся, их нам нечего бояться, — прошептала Инес, — я поведу тебя той дорогой, которая им не известна, по которой я и пришла сюда.

— Но скажи, как ты узнала о моем плене?

— Антонио устроил меня и Амаранту здесь недалеко, в Иране, у одной старушки-вдовы. Тут я и узнала от проезжавших карлистов, что ты в плену… и… о, я не могу и выговорить этого! Уйдем скорей отсюда!

— И ты решилась идти, чтобы спасти меня?

— Не расспрашивай, иди за мной, время дорого нам.

Твоя великая жертва напрасна, моя возлюбленная! Если даже нам удастся уйти из замка, то за его воротами я попаду в руки карлистов, они здесь повсюду.

— Умоляю тебя, беги… а чтоб тебя не узнали по мундиру… вот… — сказала Инес, взглянув на монаха, — его ряса может прикрыть тебя.

Опять вернуться к войскам и вести их против этого разбойника, дона Карлоса… Да, ты права, я должен бежать! — с воодушевлением вскричал Мануэль. — Монах пьян и спит, — прибавил он, указывая на патера — можно попробовать взять у него рясу. Выйди со свечой в коридор, чтоб он не увидел тебя, если проснется!

— Торопись, каждая минута дорога, — просила Инес.

— Ты явилась мне сегодня ночью, как ангел-избавитель! Как я тебе благодарен! — прошептал Мануэль.

Инес ушла в коридор, притворив за собой дверь. Монах все храпел. Желание свободы охватило Мануэля. Он осторожно стал вытягивать рясу из-под патера, но тот всем телом лежал на одном ее конце.

Монах забеспокоился, перевернулся на другой бок и прижал теперь тот край рясы, который был прежде свободен. Мануэлю пришлось начинать сначала. Он стал вытягивать другой конец. Но тут уж монах проснулся совсем.

— Где я?.. Кто вы такой? — вскричал он, озираясь в темноте. — А, это вы! Теперь я вас узнаю. Я немного вздремнул, кажется? Ну, теперь я опять бодр!

Это было вовсе не утешительно для Мануэля. Он проклинал свою попытку.

— Зачем вы потушили свечи, сеньор? — спросил монах.

— Они сами потухли, — отвечал Мануэль. —• Здесь очень холодно, и я хотел взять вашу рясу.

— Возьмите, мне очень жарко… только вот пить хочется.

Эти слова снова пробудили в Мануэле надежду.

— В кувшине осталось вино, святой отец, — сказал он. — Я уступаю его вам.

— Так, так, сынок! Я старше вас, мне оно нужнее. Мануэль подал кувшин монаху, сидевшему на постели.

• Предыдущая
• 89/105
• Следующая