Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 19

• Предыдущая
• 19/122
• Следующая

В это время умер С. Арно на корабле, который должен был отвезти больного полководца в Константинополь. Порочная и развратная жизнь развила в нем болезнь, снедавшую его уже несколько лет и прекратившую его жизнь после тяжких страданий.

Его место занял генерал Канробер.

Лагерь французов простирался почти на полмили около Камыша. Днем и ночью здесь шли укрепительные работы; кипела шумная солдатская жизнь. Уланы, кирасиры, пехотинцы и артиллеристы собирались группами, разговаривали и кутили, кормили лошадей, сами закусывали у маркитанток, играли в карты или стояли просто перед палатками с заложенными в карманы руками.

Но несмотря на это движение и веселую солдатскую жизнь, все думали о предстоящих событиях, и многие озабоченно размышляли о наступающих днях и о том, останутся ли они живы после сражения.

– Ребята, веселее! – кричал разгоряченный вином карабинер. – Сегодня жив – завтра мертв! Вот солдатская жизнь! Долой морщины!

– Наливай! – крикнули окружающие маркитантке, и несколько голосов затянули родную песню, далеко раздававшуюся в холодном ноябрьском воздухе. Прислушиваясь к песне, солдаты выходили из палаток, подсаживались к друзьям; знакомая мелодия напоминала о матерях, невестах, у многих на глаза навернулись слезы.

Но должно было победить или умереть, и чем раньше будет одержана победа, тем скорее наступит славное возвращение на родину.

Как-то поздно вечером в конце длинной лагерной улицы остановились два офицера, закутанные в солдатские шинели. Они, казалось, принадлежали к высшим чинам, так как за ними стояло на некотором расстоянии несколько адъютантов.

Не более как в ста шагах от того места, где они стояли, находилась ставка полководца.

– Верно ли известие, генерал? – спросил один из них.

– Ручаюсь своим словом, генерал Канробер, – отвечал другой, который был на голову выше первого и шире в плечах. – Услышав пушечные выстрелы, мы предположили, что идет морское сражение; завтра утром вам подтвердят это из английского лагеря. Русский генерал Липранди совершил нападение, и, хотя англичане отбили его, однако понесли громадные потери!

– Кто принес вам это известие, генерал Агуадо? – спросил тихо Канробер.

– Волонтер, который во время рекогносцировки дошел до английских форпостов; его зовут Октавио; он уже отличился в сражении при Альме.

– И вы намерены… Но ваш план более чем смелый!

– Он необходим, чтобы вы знали о близком, очень близком нападении русских.

– Вы желаете прикрытия?

– Я возьму с собою волонтера; кроме того, со мной будет маркиз де Монтолон.

– Желаю вам счастья, генерал Агуадо! Дай Бог встретить вас, смелейшего из воинов, совершенно здоровым! Вы избрали эту ночь?

– Именно эту; она, как мне кажется, будет темной; небо покрыто облаками, поднимается сильный ветер, а это очень мне на руку.

– Делайте, как угодно, генерал Агуадо, – сказал Канробер, который, как будто предчувствуя, что не увидится более с Олимпио, с трудом отпускал его. – Не рискуйте напрасно своей жизнью, мне будет нужна ваша шпага!

– Надеюсь быть на рассвете в вашей палатке с рапортом.

– Прощайте, – сказал тихо Канробер, пожав руку Олимпио. Затем оба генерала раскланялись; полководец со своим штабом направился вдоль улицы, Олимпио вошел в свою палатку, в которой сидели на складных стульях маркиз, Хуан и принц Камерата. Принц вскочил и с тревожным ожиданием пошел навстречу Олимпио.

– Ночь наступает, на коней, господа, – сказал Олимпио. – По моему мнению, Клод, нам предстоит одна из тех проделок, на какие мы были мастера в прежнее время.

Маркиз улыбнулся; смелое предприятие, казалось, доставляло и ему удовольствие.

– Говорил ты Канроберу? – спросил он.

– Все в порядке! Хуан, приготовь три револьвера, время дорого.

– Клянусь, я горю желанием предпринять эту ночную поездку! – вскричал Камерата. – Приказывай, Олимпио!

– На этот раз вы должны исполнить мои приказания, так как план составлен мной. Слушайте! Камерата и я предпринимаем рекогносцировку; Клод сопровождает нас до того места, которого мы можем достигнуть на лошадях, а потом ожидает нас в инкерманском лесу, чтобы прикрывать наше возвращение, – сказал Олимпио, между тем как Камерата прицепил шпагу и взял один из револьверов, вынутых Хуаном из ящика. – Втроем мы не можем проникнуть в русский лагерь; Клод уже несколько раз участвовал в подобных делах, тогда как Октавио еще новичок в них.

– Я, разумеется, повинуюсь твоим приказаниям, – сказал маркиз, хорошо понимавший план Олимпио и знавший, что опасность была для всех одинаково велика.

При этом разговоре Хуан обнаружил сильное волнение. В своем мундире он был похож на маленького принца, а отважный вид и блестящие глаза немного напоминали черты Филиппо.

– И я? – спросил он наконец.

Олимпио взглянул на мальчика и по бледному встревоженному лицу понял его желание.

– Ты останешься здесь, в палатке, Хуан, и будешь ожидать нашего возвращения.

Мальчик стиснул зубы.

– Ты, конечно, хотел бы ехать с нами? – спросил, смеясь, Камерата.

– Не смейтесь, принц! – вспыльчиво вскричал Хуан. – Я так же мужествен, как вы!

Олимпио и маркиз не могли удержаться от смеха, но с удовлетворением взглянули на негодующего мальчика. Камерата подал ему руку.

– Возьмем его с собой, господа, – сказал он.

– Он еще молод и своей опрометчивостью может выдать нас, – сказал Олимпио.

– Ого, если только поэтому вы не берете меня, то я буду также осторожен, как вы! Может быть, при всей своей молодости, я буду вам полезен! Возьмите меня, я уже приготовил четвертый револьвер, доставьте мне удовольствие и позвольте ехать с вами.

– Хорошо! Твое желание нравится мне, – сказал Олимпио. —

Ты останешься при маркизе! Будь спокоен и сдержан, чтобы ни случилось. Ни слова, ни выстрела без приказаний маркиза.

– Будьте покойны, господа! – вскричал мальчик, вне себя от радости. – Я не подведу вас! Подать вам плащи?

– Уже совсем стемнело, – сказал Камерата, выглянув из палатки.

– Чтобы солдаты не разгадали нашего намерения, выведи, Хуан, четырех лошадей к концу лагеря и жди нас там, мы придем вслед за тобой, – сказал Олимпио мальчику, который накинул на плечи свою солдатскую шинель и поспешно вышел. – Прекрасный солдат! Я очень его люблю, – промолвил Олимпио после ухода Хуана.

– Он похож на Филиппо, – сказал маркиз. – В твое отсутствие им овладевало сильное беспокойство; я заметил это и бьюсь об заклад, что он приготовил и свою лошадь.

– Ч люблю этого мальчика, как родного брата, – сказал Камерата, накинув на себя плащ. Олимпио и Клод последовали его примеру. Они осмотрели заряженные револьверы, спрятали их в карманы и поручили свои души небу.

– Вперед, господа! – вскричал Олимпио и задул свечу, горевшую в палатке.

Хуан уже ожидал их. Они вскочили на лошадей и поскакали к саду, находившемуся возле лагеря.

Ночь была темная, тучи тянулись по небу и закрывали месяц, свет которого, изредка прорезав мрак, на мгновение освещал высоты, возникавшие перед всадниками. Направо, у Балаклавы, лежал английский лагерь, который накануне пережил сильное нападение русских.

Олимпио и Камерата ехали впереди, маркиз и Хуан следовали за ними. Дорога была песчаная, так что топота конских копыт почти не было слышно. Вскоре они достигли гор, покрытых виноградниками. За этой цепью возвышений стоял направо небольшой город Инкерман, а налево Севастополь.

Во французском лагере не знали, далеко ли тянулись русские форпосты, однако не подлежало сомнению, что русская армия расположилась между городком и крепостью. Туда было несколько миль пути.

Достигнув цепи холмов, четыре всадника сказали пароль окликнувшим их французским форпостам. Призванный офицер указал им, где лежит горный проход, который вел в лежавшую за горами равнину. Высоты и проход не были заняты русскими. Между крутыми стенами скал громко раздавался лошадиный топот по каменистой дороге, Олимпио остановился и, разорвав плащ, обернул лошадям копыта. Он уже привык к подобным мерам, которые в былое время всегда имели успех. Теперь почти не. было слышно топота, и четыре всадника без препятствий достигли равнины, лежащей за высотами.

• Предыдущая
• 19/122
• Следующая