Выбери любимый жанр

Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 82


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

82

Сердце Евгении замерло, когда она по выражению его лица попыталась проникнуть в его мысли; она окаменела – до того был холоден и суров его взгляд. Рамиро Теба переступил порог и поклонился.

Кастелян опустил портьеру.

Какие чувства волновали в эту минуту безмолвия этих людей, стоявших друг против друга в молельне Мальмезона! Как различны были их мысли и ощущения!

Долго смотрела Евгения на юное прелестное, но в эту минуту бледное и мрачное лицо Рамиро, как будто хотела запомнить его навеки.

– Вы исполнили мою просьбу, граф Теба; благодарю вас за это. Знали вы, кто писал строки, не имевшие подписи?

– Да, я знал это, так как достойный отец мой, дон Олоцага, открыл мне тайну моего рождения, – отвечал Рамиро твердым голосом.

– Стало быть, вы знаете…

– Все…

Евгения пошатнулась. Рамиро видел это, он затрепетал, сердце его готово было разорваться; им овладело страстное желание прижаться к материнской груди. Он стоял напротив той, которая родила его, и, не будучи в силах слушаться другого голоса, кроме голоса природы, он бросился в раскрытые объятия своей матери.

Рамиро рыдал, высокие чувства овладели им.

И Евгения не была уже той гордой, мраморной, честолюбивой императрицей; она была матерью, снова увидевшей своего сына.

Вдруг Рамиро вырвался из ее объятий; воспоминания и сомнения проснулись в нем; слезы застыли на его щеках, лицо покрылось смертельной бледностью.

– Извините, – произнес он глухим голосом, – это место не принадлежит мне! У меня нет матери! Не старайтесь вознаградить меня за то, что я принужден считать недоступным. Я явился сюда по вашему приказанию. Я знал, что вы прислали мне записку без подписи; вы писали ее в минуту скорби, но не забыли, что в подобных письмах нельзя называть себя; не защищайтесь, вы опасались назваться моей матерью, потому что стыдились быть ею! И потому я явился сюда, чтобы навеки проститься с вами.

– Рамиро, эти слова… эта холодность… ты отворачиваешься от меня! – сказала Евгения с глубоким отчаянием.

– Я настолько горд, что не стану признавать своей матерью ту, которая стыдится быть ею! Лучше думать, что ее не существует! – Голос Рамиро задрожал от волнения. – Приехав в Париж, я не знал, что именно разлучит нас, разлучит навеки! Между нами лежит преграда, которую никто на свете не может уничтожить.

– Но, Рамиро, я уничтожу ее, я всемогуща… Рамиро махнул рукой и недоверчиво покачал головой.

– Только один Бог всемогущ; мы – простые смертные, похваляющиеся своей немощью! Отпустите меня, это место принадлежит другим.

– Останься, не уходи, я буду твоей матерью, я сделаю все, чего ты потребуешь!

– Мне ничего не нужно, кроме вашего благословения. Решение мое твердо, ничто не в силах поколебать его! Замок, подаренный молодому чужестранцу, не знавшему, какие чувства руководили вами, я возвращаю вам, – вот документы.

– Ты презираешь даже этот ничтожный знак моей любви? О, ты неслыханно горд и жестокосерд, Рамиро, – прошептала Евгения выпрямляясь, она дышала тяжело и прерывисто, страшная бледность покрывала ее лицо. – Ты терзаешь меня этими ледяными словами! Если бы ты знал, как невыразимо тяжела мне разлука с тобой!

– Говорят, что и на земле есть правосудие, но свидание на небе, где нет забот и горя, самое блаженное свидание для того, кто поступал в жизни хорошо и честно! Итак, станем оба стремиться достигнуть этого свидания!

Евгения прижала руки к сердцу. Что означали эти торжественно произнесенные слова? Неужели тому, кого она родила, известны все преступления, совершенные ею в продолжение бурной жизни? Неужели он знал о тех жертвах, тени которых так часто преследовали ее? Эта мысль была ужасна, от нее замерло сердце.

– Что значит это утешение… с условием, – произнесла Евгения с трудом.

– Я думал облегчить им нашу разлуку. Я счастлив был бы возможностью защитить невинных и всегда буду делать добро, насколько это возможно.

– А замок Теба, – быстро прервала его Евгения, чтобы переменить предмет разговора. – Ты отвергаешь его и это последнее твое слово?

Если, взяв его, я сделаю вас способной совершить что-нибудь доброе, тогда пусть он будет моим, и я поблагодарю вас за это.

– Эта холодность убивает меня… Рамиро… Рамиро, – вскричала Евгения с отчаянием, закрывая лицо руками, – убей меня, эти мучения хуже самой смерти!

– Будем тверды и сильны, когда чувства и слова не существуют для нас.

– Знай же, до чего ты доведешь меня, оставляя таким образом: ты унесешь с собой последнюю искру человечности, темная, непроницаемая ночь будет царить во мне, распространяя страх и ужас; я, подобно тебе, оттолкну от себя умоляющих, буду разрушать счастье других и наслаждаться чужим бедствием: тогда отвернись, тогда прокляни меня…

Евгения произнесла эту угрозу, не переводя дыхания; она была ужасна; гнев и ненависть исказили ее лицо.

Рамиро молча подошел к ней и протянул руку, лицо его было торжественно; сын подвел мать к маленькому алтарю молельни.

– Опустимся здесь на колени, – нежно и тихо проговорил он. Побежденная этой торжественностью, Евгения встала на колени и сложила руки; слезы брызнули из ее глаз; рядом с ней опустился Рамиро.

Долго молились они; глубокая, священная тишина окружала их, солнце давно уже скрылось, серебряные лучи месяца, падая на коленопреклоненных, походили на благословение свыше; ничто не нарушало торжественности этой минуты, которая навеки сохранилась в памяти Евгении.

Рамиро наклонил голову, императрица положила на нее свои трепещущие руки; она, казалось, была так потрясена, так глубоко тронута, что не могла произнести ни одного слова.

– Прощайте, – проговорил Рамиро после небольшой паузы, поднимаясь с пола. – Да укрепит и направит Пресвятая Богородица ваше сердце.

Евгения сделала ему знак удалиться, она не хотела, чтобы он был свидетелем ее бессилия и беспомощности.

Рамиро Теба повиновался; он поклонился и вышел.

Потрясенная Евгения лежала у подножия алтаря; она вынесла тяжкую борьбу; тихие рыдания раздавались в комнате, озаренной серебряным светом луны.

Потом она поднялась, глаза ее снова заблестели, на лице выразилась обычная холодность; она убедилась, что Рамиро исчез для нее навеки.

– Это последняя тяжелая и слабая минута в моей жизни, – сказала она, и в ее словах слышались гордость и честолюбие, побежденные на минуту добрыми чувствами. – Прочь сомнения и воспоминания, никто не может преградить мне дорогу, кто станет поперек, тот неминуемо погибнет; вы достаточно убедились в этом, Олимпио и Камерата. Было бы непростительной слабостью сворачивать с избранного пути под влиянием безумных слов неопытного юноши; он исчез, и никто более не станет удерживать и препятствовать мне.

Евгения вздрогнула; у входа в комнату послышался какой-то шум, не Рамиро ли возвратился?

– Вы ошибаетесь, Евгения Монтихо, – раздалось из-за портьеры, – остался еще один человек, который стоит поперек вашей дороги!

Холод пробежал по телу императрицы; не обманывало ли ее расстроенное воображение? Кто говорил с ней? Этот голос хорошо знаком ей, но она еще не видела того, кто говорил.

Ужасная, потрясающая минута! Евгения не сводила глаз с портьеры, за которой кто-то был.

Она была одна в замке; прислуга находилась внизу; в молельне была одна только дверь. Вдруг мощная фигура выступила из-за портьеры.

Евгения вскрикнула; лунный свет упал на вошедшего, лицо которого было бледно, как у привидения.

– Олимпио, – прошептала она с ужасом.

– Да, это Олимпио, Евгения Монтихо. Мертвые встают из гробов, чтобы загородить вам позорную дорогу.

Евгения зашаталась; ей показалось, что перед ней стояла тень умершего; но явившийся был живой человек, мощная фигура его выражала гордость и непоколебимость.

Широко раскрыв глаза, Евгения смотрела на страшное явление, во власти которого находилась. Олимпио бросал на императрицу презрительные взгляды; она не могла ни говорить, ни двигаться. Она хотела кричать, но голос замер; она протянула руки, как бы желая защититься, и окаменела перед Олимпио, на груди которого висел бриллиантовый крест, хранившийся в Тюильри. В кресте осталось не более третьей части бриллиантов, пустые места производили неприятное впечатление – они походили на пустые глазницы.

82
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело