Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха - Борселино Льюис Дж. - Страница 26

• Предыдущая
• 26/66
• Следующая

Примерно в девять часов того вечера полиция снова пришла к нашим дверям. На этот раз у них были ордера на арест. Смит пришел в сознание через достаточно долгое время после той драки, чтобы сказать: "Борселино достали меня". Полиция арестовала моего отца, моего брата Джоуи, абсолютно непричастных к этой драке, и меня. Моя мать была вне себя, когда полиция арестовала нас. "Не забирайте моих сыновей", – умоляла она полицию. "Не беспокойся. Все будет о'кей. Я с ними", – крикнул ей отец, когда полиция выводила нас.

Мы не переживали, даже когда копы доставили нас в тюрьму графства ДюПэйдж. Джоуи и отец не участвовали в той последней драке со Смитом, а я всего лишь закончил, что этот парень очевидным образом начал. Проблема была в том, что это был субботний вечер, и мы должны были пробыть в тюрьме до тюремных слушаний в понедельник утром. Мы сидели вместе на скамье в камере и ждали. Тюрьма Графства ДюПэйдж была, конечно, не Левенворт, но мой отец вернулся к своему менталитету выживания. Он расположился на полу, напротив скамьи. "Вы двое спите", – сказал он нам. Джоуи вытянулся и уснул. Я пытался не заснуть, но задремал. Отец сидел там всю ночь, ни разу не сомкнув глаз, присматривая за нами.

Оглядываясь в прошлое, могу сказать, причины для беспокойства были и гораздо большие, чем последствия этой дворовой драки. Мы в то время не знали, что эту драку могли использовать против моего отца с целью вернуть его обратно в тюрьму. Это было бы ударом с тыла, и вместо отца в качестве мишени оказывался я. Моя уязвимость причинила бы отцу больше боли, чем любое наказание.

В понедельник утром нам предъявили обвинение. Суд присяжных вынес нам предварительное обвинение по четырем пунктам: оскорбление действием, нанесение тяжких телесных повреждений, нанесение неустранимого вреда внешности потерпевшего и драка в общественном месте. Мы внесли залог и отправились домой. Заголовки газет потом преследовали меня очень долго: "Главарю мафии и его сыновьям предъявлено обвинение в избиении". Я гневно думал, что многие мои сокурсники по университету Де По были из Чикаго и могли прочитать эти истории из рубрик новостей. Да, я избил этого подростка, начавшего драку с моим братом, а затем со мной. Но мой отец и мафия не имели к этому никакого отношения.

До завершения судебного процесса с нами встретился прокурор графства ДюПэйдж Томас Кнайт. Он сделал моему отцу предложение, от которого следовало отказаться. Кнайт сказал: "Это – сделка. У вас еще осталось два или три года условного срока. Мы нарушаем условия вашего досрочного освобождения, и вы возвращаетесь в тюрьму. Если вы согласны на это, ваши дети останутся на свободе.

"О'кей", – сказал отец без малейших колебаний.

"Нет!" – сказали в унисон я и Джоуи.

Отец посмотрел на нас взглядом, заставившим нас замолчать. Он был готов принять эту сделку.

Когда прокурор ушел, мы с Джоуи сказали отцу, что он сошел с ума. "Ты же даже не был в той драке, – умолял я его. – Что мне дадут? Условно? Они не собираются посадить меня в тюрьму".

Но отец уже принял решение. "Если тебя объявят виновным, за тобой будет уголовное преступление. Я не хочу этого". Отец согласился признать себя виновным в словесных оскорблениях и угрозах насилием, но в последнюю минуту Кнайт и обвинители отказались от своего предложения.

Память о том, как Кнайт и официальные лица графства ДюПэйдж сделали все, чтобы уничтожить моего отца, никогда не покидает меня. Спустя годы я с удовлетворением прочитал в сводках новостей, что Кнайт был среди семи служащих системы судебного исполнения, указанных в обвинительном акте из 79 страниц, осужденных за подтасовывание и сокрытие свидетельских показаний. Они попались на позорном судилище Роландо Круза за совершенные в 1983 году похищение, изнасилование и убийство 10-летней Дженин Никарико.

Ложное свидетельство привело к тому, что Круза признали виновным и приговорили к смерти за убийство, хотя приговор был отправлен на апелляцию. Как сообщала газета "Chicago Tribune", на третьем суде над Крузом ключевой свидетель обвинения изменил свои показания, и судебное дело против Круза прекратили. Но к тому времени Круз уже провел 10 лет в камере смертников.

Попытки прокурора склонить моего отца к сделке открыли мне глаза, каким образом на самом деле работает этот мир. Я оспаривал взгляды отца, считавшего, что колоду карт автоматически начинают подтасовывать против любого человека с итальянской фамилией. Я был студентом колледжа и спортсменом, был американцем, как и другие подростки. Мы с братом – дети из пригорода, никогда не имевшие неприятностей с полицией, не состояли в бандах и не принимали наркотики. Но после этой драки я понял, о чем отец постоянно говорил мне. Правила неодинаково применяются по отношению к каждому. Все, чего хотели прокуроры – вернуть моего отца в тюрьму, хотя он не участвовал в драке со Смитом. Все, чего они хотели, – воткнуть перо в свои шляпы за то, что снова посадили Тони Борселино в тюрьму, независимо оттого, как это повлияет на жизнь его невиновных детей.

Именно поэтому я не удивился, когда жюри присяжных, в котором доминировали афро-американцы среднего класса, оправдало О. Дж. Симпсона по обвинению в убийстве бросившей его жены, Николь Браун Симпсон. Независимо от мнения каждого из нас по поводу этого суда, факт остается фактом, что многие афро-американцы знают с детства или по опыту близких друзей о предвзятом отношении полиции. Поэтому присяжным на нашем суде было нетрудно понять, что офицеры, проводившие расследование, сфабриковали дело против нас. В моей собственной жизни я видел слишком много прецедентов предвзятого вменения вины вместо презумпции невиновности, гарантированной Конституцией. И так же часто этническая принадлежность – единственная причина, по которой человека подозревают виновным в совершении преступления.

Когда моей отец, брат и я предстали перед судом по обвинению в оскорблениях и угрозах, Смит изменил свои показания. В первой драке он обвинил не моего брата Джоуи, а другого подростка, который якобы его избил. Джоуи сняли с крючка. Сначала против друга моего брата выдвинули обвинения, но позже он доказал, что в тот уик-энд, 4 июля, его не было в городе. Через несколько дней сняли обвинения против моего отца. Перед судом остался я один. Меня осудили за оскорбление действием с отягчающими обстоятельствами и нанесением неисправимого ущерба внешности потерпевшего. После объявления решения присяжных адвокат предложил в качестве наказания для меня исправительные работы в течение пяти уик-эндов в тюрьме графства, поскольку я студент колледжа. К счастью, судья отклонил это предложение и дал мне один год условно без необходимости отмечаться в Департаменте по условным наказаниям.

После этого инцидента я остался с уголовным преступлением в биографии, которое позже создало мне трудности в пути на Чикагскую Товарную Биржу. Я знал, это подорвет мои шансы поступления на юридический факультет, хотя мне и говорили, что инцидент подобного рода не уголовное преступление, связанное с моральной испорченностью. Однако я уже испытал унижение наручниками и обыском с раздеванием догола, которые показали мне оборотную сторону системы правосудия. Тогда я впервые почувствовал, что такое предубеждение.

Из-за суда я на два дня опоздал в школе к началу футбольной баталии на выпускном курсе. Я видел взгляды и слышал шепот. "Мы думали, что ты в тюрьме. Мы не думали, что ты вернешься", – говорили мне самые наглые. В школе, где учатся около 3 000 подростков, новости распространяются быстро. Я всегда слышал всякий бред насчет мафии, поскольку у меня была итальянская фамилия и я из Чикаго. Однако теперь, в свете историй из колонок новостей о той драке, люди допускали, что это было правдой. Еще больше меня злил тот факт, что я должен нести клеймо уголовника всю оставшуюся жизнь, тогда как Смит, зачинщик инцидента, остался в стороне.

• Предыдущая
• 26/66
• Следующая