Актриса - Боумен Салли - Страница 50
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
Открыв глаза, он увидел, что красный «Кадиллак» продвинулся еще на десять футов, и тут же втиснул свой «Порш» на освободившееся место. Стефани перегнулась через спинку кресла и начала шарить рукой на заднем сиденье.
— Где твой пиджак, Льюис?
— Пиджак? Сзади. Зачем он тебе? Здесь и так жарища как в аду…
Стефани нашла пиджак и переложила его к себе на колени. Затем придвинулась к Льюису и прошептала:
— Ну и что? Я люблю жару. Люблю, когда солнце прогревает меня насквозь, а я лежу на пляже совсем-совсем голая, сняв с себя купальник, и мечтаю. Знаешь, о чем я мечтаю, Льюис?
Она замолчала и быстро взглянула на него. Льюис почувствовал, что у него пересохло во рту. Он мгновенно забыл о жаре, о мучительной головной боли — расплате за обильные возлияния у Бейкеров — и даже о красном «Кадиллаке», маячившем впереди.
— Успокойся, Льюис, расслабься и ни о чем не думай. Откинься назад, вот так… Я знаю, что тебе нужно, Льюис, я сделаю все, как ты хочешь.
Она накинула ему на колени пиджак и просунула под него руку. Потом на ощупь нашла «молнию» на брюках и начала медленно ее расстегивать.
— Стефани, ты с ума сошла… — пробормотал он. — Мы же на шоссе…
— Конечно, Льюис, я знаю. И сейчас мы с тобой немного прокатимся, разве ты этого не хочешь?
— Стефани…
Она наконец расстегнула ему брюки. Рука у нее была горячая и влажная. Льюис тут же пришел в полную боевую готовность. Стефани сжала руку и начала нежно гладить его. Через некоторое время, глядя на него своими огромными, наивными глазами, она спросила:
— Льюис, дорогой, у тебя не найдется платка или чего-нибудь в этом роде?
Льюис достал из кармана брюк безупречно выглаженный платок и отдал ей. Она взяла его и с тихой улыбкой убрала под пиджак. Льюис закрыл глаза.
Рука Стефани сжималась и разжималась, двигаясь то в одном темпе, то в другом. Льюис на минуту приоткрыл глаза и кинул торопливый взгляд по сторонам: никто не обращал на них ни малейшего внимания. Он застонал и тут же закусил губу. Он чувствовал, что он на пределе, и не хотел, чтобы его услышали из соседних машин. Стефани слегка сжала пальцы. Льюис наклонился и положил руку ей на грудь. Сквозь плотную белую ткань платья отчетливо проступал твердый сосок.
Он не мог больше сдерживаться. То, что рядом находились люди, только усиливало его наслаждение, делало его пронзительным и острым.
Когда все было кончено, Стефани застегнула «молнию» и вытащила руку из-под пиджака. Платок, мокрый и скомканный, она по-прежнему держала в кулаке.
Не спуская глаз с Льюиса, она поднесла платок к лицу, понюхала и прижала к губам. Потом с улыбкой спрятала его за вырез платья и облизнула губы кончиком розового языка.
— Не надо ничего говорить, Льюис, — произнесла она своим робким, детским голоском. — Я все понимаю. Теперь, когда Элен вернулась, мы не сможем больше встречаться. Ну что ж, так и должно быть. Я не сержусь на тебя, Льюис. Мне было с тобой очень хорошо. И знаешь, что я буду делать, когда мне станет одиноко? Я буду вспоминать о тебе, Льюис. Да-да, я закрою глаза и буду вспоминать о тебе. А потом достану этот платок и…
Она наклонилась и прошептала ему на ухо несколько слов. Этого было достаточно, чтобы Льюис снова загорелся. Но Стефани уже отодвинулась и крикнула:
— Эй, не зевай! Поехали!
Льюис оглянулся и увидел, что соседние машины начали медленно их обгонять. Красный «Кадиллак» мелькал уже где-то далеко впереди. Льюис торопливо нажал на газ.
Подъехав к дому Стефани, он припарковал машину на обочине, хотя стоянка в этом месте была запрещена, и, дрожа от нетерпения, выскочил на тротуар. Они бегом взлетели по лестнице и, не дожидаясь, пока захлопнется дверь, упали на кровать.
Поднялись они только через два часа, и, хотя за последние несколько дней Льюис провел на этой кровати немало времени, удовольствие, которое он получил сегодня, было ни с чем не сравнимо. «Видишь, видишь? — пел в его душе радостный голос. — Значит, дело вовсе не в тебе, а в Элен. Это она во всем виновата».
Льюис с наслаждением вслушивался в этот волшебный голос и умиленно поглядывал на Стефани. Уезжая от Бейкеров, он твердо решил, что больше не будет с ней встречаться. Элен вернулась, и это становилось опасным.
Теперь, лежа рядом с ней, он понимал, насколько поспешным и жестоким было его решение. Жестоким в первую очередь по отношению к Стефани. Он протянул руку и погладил ее грудь. Стефани тихо застонала. У Льюиса перехватило дыхание. Он повернулся и уткнулся лицом в ложбинку между ее тяжелых грудей.
— Стефани, — прошептал он, — нам нельзя расставаться. Я не могу без тебя.
Стефани глубоко вздохнула. Потом приподняла его голову, погладила по лицу и, глядя в глаза, серьезно сказала:
— Льюис, я знаю, что ты ее любишь. Это ничего, я не обижаюсь. Я тоже ее люблю. Мы должны быть очень осторожны, понимаешь? Нельзя допускать, чтобы она о чем-то узнала.
Потом она вдруг подняла руки и отвела со лба волнистые платиновые волосы. Придерживая их ладонью, она посмотрела на Льюиса своими огромными голубыми глазами и спросила, по-детски пришептывая:
— Скажи, Льюис, ведь правда, я похожа на нее?
Льюис растерялся. Он не видел между ними никакого сходства, но, чтобы не разочаровывать Стефани, молча кивнул.
Через некоторое время он ушел. Когда он приехал домой, было уже около десяти. Он опоздал больше чем на два часа. Элен, наверное, давно его ждала. Он вдруг сообразил, что должен как-то объяснить свое опоздание. Дожидаясь, пока откроются ворота, он лихорадочно придумывал причины, которые могли бы его задержать.
Неожиданно он заметил перед воротами какое-то движение. Вглядевшись, он различил человеческий силуэт. В ту же минуту человек обернулся и замер, парализованный светом фар. Льюис увидел рыжие волосы и белое, перекошенное от страха лицо. Это был все тот же бродяга.
Льюис почувствовал, что закипает от злости. Он злился не столько на бродягу, сколько на самого себя — за то, что опоздал, за то, что вынужден лгать Элен, за то, что все складывается так глупо. Он злобно дернул рычаг передачи и промчался мимо бродяги, делая вид, что не замечает его.
Ворвавшись в дом, он кинулся к телефону и вызвал полицию. Элен, с которой он даже не поздоровался, молча следила за ним из противоположного конца комнаты.
Патрульная машина приехала почти сразу, но бродяга к этому времени уже успел скрыться.
— Мамочка, а это будет настоящий бал?
Кэт примостилась за письменным столом рядом с Элен и поглядывала на нее, болтая ногами. День был ясный и погожий, в окна лился яркий солнечный свет. Элен видела, что Кэт не терпится побыстрей выйти на улицу.
Она еще раз просмотрела список приглашенных, который она составила с помощью секретарши. Сто пятьдесят человек — недурно. Она улыбнулась Кэт.
— Да, малышка, это будет самый настоящий бал: сначала все поужинают, потом перейдут в бальный зал — я решила, что ради такого случая его нужно обязательно открыть, — и мы устроим танцы. Будет много гостей, будет музыка, и, если ты обещаешь хорошо себя вести, я разрешу тебе немного посидеть внизу с Касси и Мадлен.
— Я обещаю, мамочка, обещаю. — Кэт задумалась и перестала болтать ногами. — А Льюис тоже будет?
— Конечно, Кэт, ведь это и его праздник тоже. Кэт нахмурилась:
— Но ведь он не участвовал в твоем фильме.
— Да, но это не значит, что он не имеет к нему отношения. Мы устраиваем бал для всех. К тому же Льюис живет в этом доме и…
«И он мой муж», — хотела добавить она, но не добавила.
Кэт внимательно смотрела на нее, помолчала и тихо сказала:
— Льюис так редко здесь бывает.
— Он очень занят, детка. Ты же знаешь, он пишет сценарий для кино, а это очень трудная работа. Он должен постоянно встречаться с людьми, беседовать с ними, обсуждать разные вопросы…
Она замолчала, почувствовав, как беспомощно это звучит. Кэт никогда, даже в раннем детстве не называла Льюиса «папой», предпочитая обращаться к нему по имени. Элен понимала, что переучивать ее уже поздно, девочка привыкла к такому обращению и считала его вполне естественным. Элен не помнила, когда это началось, скорей всего когда Кэт была еще совсем маленькой. Она, по-видимому, интуитивно почувствовала холодность в отношениях между родителями и сделала для себя соответствующие выводы. Да и Льюис явно предпочитал, чтобы Кэт обращалась к нему по имени, хотя открыто этого никогда не говорил. Элен в разговорах с Кэт тоже старательно избегала слова «папа». С Льюисом они эту тему не обсуждали. Между ними установилось что-то вроде негласного договора, запрещающего касаться неприятных вопросов, к которым относился также вопрос о раздельных спальнях и о том, что Льюис рылся в ее бумагах и она об этом прекрасно знала.
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
