Дестини - Боумен Салли - Страница 49

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая

Он взялся пальцами за пуговицы блузки. Элен попыталась его оттолкнуть:

– Не надо, прошу. Вы не должны. Это дурно.

– Я уже видел тебя, – сказал он, отбросив ее руки. – Три года назад. Тогда и видел. Ты купалась в заводи. Ты еще себя трогала, а потом оглянулась через плечо, будто чего испугалась. Тебе уже тогда хотелось, верно? В двенадцать лет. Хотелось, и ты об этом думала, и… Господи Иисусе, дай посмотреть.

Он дернул за оставшиеся пуговицы, одна отскочила. Потом начал сдирать блузку и запустил руку ей за спину, нащупывая застежку лифчика.

– Нет, прошу вас. Отпустите. Нельзя…

Он расстегнул лифчик, поддел пальцами за бретельки и снял, освободив груди – полные, округлые, тяжелые, молочно-белые, с широким темным ореолом вокруг сосков. Она услышала его долгий восхищенный вздох, попробовала поднять руки, чтобы прикрыться, но голова была как в тумане, свет пробивался сквозь тени, и руки плохо слушались. Он без труда перехватил их и развел в стороны, наклонившись вперед и приоткрыв влажные губы.

– Какие большие. У такой худенькой крошки – и какие большие… Ты прекрасна. Невероятно прекрасна. Мысли о тебе сводят меня с ума. Ты знала, что можешь свести мужчину с ума? Дай-ка я – тихо-тихо – погляжу.

Посмотрю, какая ты тут нежная. Ладно? – Он провел пальцем по ее соску, Элен вскрикнула. – Видишь? Хорошо. Приятно. Не нужно бояться. Смотри. Мягкие, а я сумею сделать их твердыми. Вот так.

Он наклонил голову, она ощутила на коже теплые влажные губы. Он провел языком сперва по одному соску, потом по другому, обдавая ей грудь возбужденным дыханием.

– Чувствуешь? Чувствуешь… да?

Его губы ласкали сосок, втягивали, посасывали, и он отвердел. Элен непроизвольно выгнулась, наслаждение пламенем пробежало по жилам. Он жадно, жестко присасывался по очереди к каждой груди, как, по словам знакомых девчонок, делают мужчины, и в голове у нее роились, взвихряясь, многолетние мечты, образы и туманные представления. Она чувствовала, как внутри нарастает жар – словно в детстве, когда она ночами лежала без сна. В то же время она понимала, что это плохо, понимала, что это нехорошее чувство и особенно острое, может быть, именно потому, что плохое.

– Видишь? – Он оторвался от ее грудей и крепко сжал их ладонями. Губы у него обвисли, с них стекала слюна.

– Нравится? Хорошо? Ну скажи, голубка! Скажи, как тебе хорошо. А знаешь, каково мне? Можешь почувствовать? Сейчас – давай-ка ближе. Садись мне на колени. Оседлай меня…

Он обнял ее еще крепче, неловко приподнял и усадил в раскорячку себе на бедра. Глаза у него остекленели, он задыхался, слова с трудом вырывались из пересохшего горла.

– Вот теперь ты почувствуешь. Сейчас… – Он резко двинул чреслами. – Чувствуешь, какой он у меня большой, какой твердый? Это из-за тебя. Ты его таким сделала. А знаешь, что у меня встает, стоит только поглядеть на тебя, даже и трогать не нужно. Только поглядеть – и уже из штанов рвется. Попробуй на ощупь. Дай руку – только снаружи. Вот – чувствуешь? Не нужно бояться. Хорош. Правда, хорош?

Он вжал ее руку в свой пах, туда, где стояк натягивал белую ткань полотняных брюк. Элен уронила голову ему на плечо; ее поглотил мрак, мрак и жара, и…

– Тебе плохо, голубка?

Она почувствовала, как он разом напрягся; смутно поняла, что голос у него изменился. Он схватил ее за предплечья и крепко встряхнул.

– Тебе худо? Уж не собираешься ли ты в обморок хлопнуться? Господи, вот черт. Элен… Элен, подними голову…

– Меня сейчас вырвет.

Собственный голос, казалось, донесся откуда-то издалека. Ее охватил жуткий холод, а шея обмякла, так что уже не держала голову.

– Ну-ка, живо. Слезай…

Он ее приподнял и, поддерживая, вытолкал из беседки. У кустов она повалилась на колени и выблевала бурбон, все до последней капли.

Хоть одно хорошо – он на нее не смотрел. Как только ее начало рвать, он повернулся и ушел в домик. Когда ее отпустило, она еще немного постояла на четвереньках. Ее била дрожь, в голове совершенно прояснилось, сознание заполняли слова и образы, тело сгорало от стыда. Наконец, слегка покачиваясь, она поднялась. Он вернулся и наблюдал, стоя в дверях, держа в руке ее блузку и лифчик. Она не могла поднять на него глаза. Он взял инициативу на себя.

– Теперь лучше? – спросил он чуть ли не с улыбкой; голос у него снова стал нормальным, панические ноты исчезли. – Вот и хорошо. Иди в беседку, оденься, и я отвезу тебя к матери.

Он помог ей надеть лифчик, застегнул застежку и пуговицы на блузке. Покончив с этим, он свинтил колпачок с серебряной фляжки.

– О'кей. Вот, ополосни рот и выплюни. Увидишь, сразу полегчает.

Элен так и сделала и лишь затем посмотрела ему прямо в лицо. Он ухмыльнулся.

– Ты малость перепила, только и всего. Возможно, на пустой желудок. Тут много не нужно. Сейчас лучше?

Элен кивнула.

– Присядь, я хочу тебе что-то сказать. Не бойся, голубка, я тебя и пальцем не трону. Все в порядке. Вот сюда. Давай садись…

Она неуверенно присела. Он стоял в тени, глядя на нее сверху вниз.

– Вот уж не ожидал… Не думал, что бурбон тебя вконец подкосит. Боюсь, забыл, как забирает спиртное, особенно в первый раз…

Элен медленно подняла голову и посмотрела на него. Она понимала, что не о спиртном он хочет с ней говорить. Он отер лоб рукою, и она заметила, что он сильно вспотел.

– Боюсь… боюсь, я тут позволил себе лишнего. Может, даже напугал тебя. Прости, голубка, если так…

И, словно ободренный ее молчанием, он подошел и сел рядом, но немного отодвинувшись. Потом взял ее за руку.

– Ты сердишься на меня, Элен? Я не хочу, чтоб ты вообще сердилась, и особенно на меня. – Он помолчал. – Видишь ли… Тебе, вероятно, трудно это понять, но ты такая девушка – такая женщина… Одним словом, мужчина долго восторгался женщиной издали, считая ее очень красивой, потом вдруг оказался с ней один на один и… может, ему нелегко вести себя как положено. Понимаешь?

– Мне… кажется, да.

– Хорошо. Я ведь тебе объясняю, голубка, как оно бывает. – В его голосе появились раздраженные нотки. – Ты слушай внимательно и поймешь. Я мужчина, Элен, обычный мужчина, у меня желания и потребности, как у всех мужчин. Женщины не всегда чувствуют то же самое. Им, бывает, не хочется, чтобы мужчина к ним прикасался, целовал, и, когда такое случается, мужчине приходится несладко, Элен, ох как несладко. Он словно замыкается сам в себе, превращается в мертвеца или, если повезет, – в полумертвого. Нет, я не скажу дурного о миссис Калверт, но мы женаты очень давно, и долгие годы, голубка, годы… Бог видит, я был очень несчастным.

– Вы? Несчастны? – Элен подняла на него глаза.

– Вот именно.

– Вы хотите сказать, что больше не любите миссис Калверт?

– Ну, не совсем так, голубка. Жена у меня – прекрасная женщина, я перед ней преклоняюсь и ни за что бы не захотел сделать ей больно. Но – скажем так – она не вызывает у меня тех чувств, какие вызываешь ты.

– Я? – Элен широко раскрыла глаза. Он мигом соскользнул со скамьи, опустился перед ней на корточки, взял ее ладони в свои и посмотрел ей в лицо снизу вверх.

– Да. Это тебе нужно знать… – Он улыбнулся. – Неужели ты думаешь, что я привел бы тебя сюда, целовал и… и все остальное, если б не восхищался тобой? Если б ты не сводила меня с ума до такой степени, что я перестал понимать, куда меня заносит? Возможно… – нахмурился он. – Возможно, я бы сумел удержаться, если б до меня не дошло, что ты гуляешь с Билли Тэннером. Но, когда я об этом услышал, клянусь тебе, Элен, я так разозлился, так взревновал, что забыл обо всем на свете…

– Вы ревновали? К Билли Тэннеру? – Она недоверчиво на него поглядела, и он кивнул.

– Форменным образом. Да и какой мужчина смог бы удержаться от ревности при мысли, что девушка, которую он желает и любит, гуляет с другим?

Элен медленно встала.

– Не может такого быть. Не может.

Он вскочил, привлек ее к себе, потом отстранил и посмотрел в глаза.

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая