Все возможно - Боумен Салли - Страница 24
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
Лицо Герца залилось краской. Он взглянул на нее и отвернулся.
— Элен, ради бога… Я знаю, что вы должны сейчас чувствовать. Поверьте, я не хотел на вас давить. Если вам нужно время… Такие решения не принимаются в одну минуту.
— Мне не над чем думать, Грег, я уже все решила. Я не могу работать с людьми, которых не уважаю.
Наступило молчание. Грег покраснел еще больше.
— Но ведь вы работали со мной в «Беглецах».
— Тогда я относилась к вам иначе. — Что же изменилось сейчас?
— Сейчас я поняла, что все это время вы мне лгали, что на самом деле вы думали только о собственной выгоде. — Она отвернулась от него. — Мне кажется, вам лучше уйти, Грег.
Снова наступило молчание, тянувшееся на этот раз очень долго. Она видела, что Герц борется с собой. Наконец он заговорил:
— Да, вы правы. Я думал только о выгоде. Но иначе здесь нельзя. Если вы не хотите, чтобы вас сожрали, вы должны идти на компромиссы. Так бывает везде, а не только в Голливуде.
Элен быстро повернулась к нему:
— Вы называете это компромиссом? По-моему, это слишком мягкое определение. То, что вы делаете, Грег, это предательство, низкое, грязное предательство. Впрочем, я на вас не в обиде. За последнее время меня столько раз предавали, что я уже перестала обращать на это внимание. Просто теперь я буду знать, что и вы такой же, как все.
Герц, ничего не говоря, направился к двери. Элен устало вздохнула и, пройдя к окну, посмотрела в сад. Небо было высокое и прозрачное; вдали, за городом, медленно заходил на посадку самолет.
У двери Грег обернулся и тихо сказал:
— Вы забыли об одной вещи.
— Какой?
— Вы забыли спросить, почему Джо Стайн и Эй-ай решили расторгнуть с вами контракт.
— По-моему, это очевидно.
— Не совсем. — Он помолчал. — На вашем месте я бы все-таки спросил. Не у меня, конечно, я все равно ничего не смогу вам сказать, а у тех, кто имеет к этому непосредственное отношение. Например, у Джо Стайна. А еще лучше у Тэда.
— У Тэда? — Элен удивленно посмотрела на него. — При чем тут Тэд?
— Спросите у него сами, — спокойно ответил Герц. — Может быть, он вам объяснит.
Как только он ушел, Элен сразу же позвонила Тэду. Он ничуть не удивился, как будто только и ждал ее звонка.
— Да, да, нам обязательно нужно встретиться. Я и сам хотел позвонить, да все как-то не удавалось. Последнее время у меня ужасно много дел…
— Тэд, ты знаешь, что происходит в Эй-ай?
— Ну, в общем, да, кое-какие слухи до меня доходили. Знаешь что? — Голос его радостно дрогнул. — Приходи ко мне завтра днем, я напою тебя чаем и все расскажу.
…Было десять часов утра; ужин закончился час назад, и сейчас оба сенатора — и республиканец, и демократ — беседовали, тяжело откинувшись на спинки стульев. Встреча проходила в гостиной старинного джорджтаунского особняка, купленного и обновленного фирмой «Партекс» специально для таких случаев. Дрю Джонсон поймал взгляд Эдуарда и подмигнул. Эдуард взглянул на часы. За его спиной Саймон Шер поднялся с кресла и неторопливо двинулся к выходу. — Пойду проверю, не приехала ли машина. Дверь за ним мягко захлопнулась. Сенаторы, которых Дрю в это время усердно потчевал шотландским виски двенадцатилетней выдержки, не обратили на его уход ни малейшего внимания.
Это были солидные, влиятельные, хорошо известные в политических кругах люди. Оба занимали высокие посты в сенате, а демократ даже пользовался большим авторитетом в Белом доме. В свое время оба они оказали «Партексу» немало ценных услуг, и сейчас, когда фирма удачно завершила одну весьма рискованную операцию и была близка к тому, чтобы стать ведущей нефтяной компанией Соединенных Штатов, Дрю решил, что пора отплатить добром за добро. У Дрю была широкая натура, он никогда не забывал своих друзей, так же, впрочем, как и врагов.
Сенаторы не могли пожаловаться на его скупость. Каждый из них уже получил по солидному пакету акций дочерних предприятий «Партекса», не имеющих на первый взгляд никакого отношения к головной фирме. Но Дрю этого показалось мало. Он устроил роскошный ужин с редкими винами, шотландским виски и контрабандными кубинскими сигарами.
— Обратите внимание на эти сигары, мальчики, — говорил он, с довольным видом выпуская колечки дыма. — Чувствуете, какой аромат? Кастро недаром считает этот сорт самым лучшим.
После того, как сигары были выкурены, Дрю еще раз подмигнул и объявил, что наступило время немного поразвлечься.
На этой стадии вечера Эдуард обычно отправлялся домой. Сейчас он намерен был поступить так же. Ужин доставил ему огромное удовольствие, сенаторы показались довольно скучными, что же до холостяцких пирушек, которые так любил Дрю, то он предпочитал в них не участвовать, хотя к участию других относился вполне терпимо. Однако сегодня собственная снисходительность показалась ему гнусной.
Дело было даже не столько в пирушке, сколько в том, что за ней скрывалось. Последнее время его все больше раздражала необходимость подкреплять любой свой серьезный шаг взятками. Несколько лет назад, когда он был моложе и беспечней, он искренне верил, что цель оправдывает средства, и не сомневался, что всегда сумеет удержаться в границах дозволенного. Теперь, повзрослев, он видел, насколько трудно определить эти границы. За последние несколько месяцев он переступил их уже несколько раз. Он чувствовал, что операция по слиянию двух фирм — тщательно спланированная и виртуозно проведенная — высосала из него все силы, как физические, так и моральные. И сейчас, сидя в гостиной рядом с Дрю и сенаторами, он вынужден был признать, что ради этой сделки он впервые поступился собственными принципами и что винить ему, кроме себя, к сожалению, некого.
Тем временем сенатор-демократ, которого многие считали правой рукой президента Джонсона, снова свернул на разговор о войне.
— Напалм, — выкрикивал он, — вот самый верный способ поставить желтопузых на место! Линдон знает, что делает. Если все будут придерживаться его взглядов, через полгода война будет закончена.
Республиканец недовольно сжал губы.
— История показывает, — начал он. Голос у него был сухой и резкий, и даже щедрая порция виски не сумела его смягчить. — История показывает ошибочность таких взглядов. — Он покосился на Эдуарда и продолжал: — Если мы рассмотрим, например, тактику, применявшуюся в Индокитае, то мы увидим, что против подвижных, хорошо организованных, дисциплинированных партизанских группировок, ведущих — будем говорить откровенно — справедливую борьбу за освобождение своей страны…
— Терпеть не могу такие пораженческие разговоры, — нетерпеливо перебил его демократ. — Пока мы тут сидим и болтаем, наши мальчики гибнут на полях сражений, и многим из них столько же, сколько моему сыну, а некоторым даже еще меньше…
— У меня тоже есть сын, и он ненамного моложе вашего. — Республиканец сделал большой глоток виски. — Если говорить о последствиях, а я считаю, что именно об этом нам нужно думать в первую очередь, бомбардировка только приведет к новому обострению конфликтов. Соединенные Штаты должны, насколько это возможно, удерживаться от крайних мер. В Сайгоне…
— Да что вы мне говорите о Сайгоне! В Сайгоне наши молодцы в кусты боялись сходить без команды сверху, а если и решались спустить штаны, то только по особому распоряжению начальства.
— Эй, парни, парни!..
Дрю заметил, что лицо демократа угрожающе покраснело, и поторопился вмешаться. Эдуард брезгливо поморщился и встал.
— Эй, парни, так не пойдет. Вы что, решили испортить мне вечер? Сколько можно говорить о политике? Я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать военные промахи Соединенных Штатов. Если не хотите со мной поссориться, оставьте этот дурацкий треп и займитесь лучше сигарами.
Демократ пожал плечами, потянулся за сигарой, промахнулся и расплылся в пьяной ухмылке. Дверь отворилась, и показалась голова Саймона Шера. Он посмотрел на Эдуарда и кивнул.
— Дрю, господа, прошу меня извинить.
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
