Половая потребность и блудная страсть - составитель Ника - Страница 19

Нравственное Богословие Е. Попова (Грехи против 7-ой заповеди, грех — муженеистовство):«Это и называется грехом содомским, за который Бог не потерпел городов Содома и Гомморы… Вместо женского пола человек прельщается мужскою красотою (в мальчиках), делает над мужчиной то, чего нет и в похоти скотов».

Нравственное Богословие Е. Попова (Грехи против 7-ой заповеди, грех — скотонеистовство):«(Скотонеистовство) это последняя и крайняя степень сладострастия…Где только есть плоть, туда и влечет его враг-диавол, влечет как к лицам того же пола, коли нет разных полов. Затем, если не будет совсем посторонней — человеческой плоти…. тогда-то вот диавол влечет плотоугодника к скотской плоти».

Конечно, выше названы самые постыдные грехи животного сладострастия к половым ощущениям, но как мы знаем, между полами также есть не менее постыдные грехи, на которых строится страстная любовь.

Увлечение собственной красотой по желанию нравиться, чтобы прельстить другой пол, или по чувству превозношения о себе может быть осознанным или скрытым.

Как развивается страстная любовь к своему телу и желание нравиться?

Феофан Затворник (Путь ко спасению):«…Прежде (юноша) жил, как бы не замечая сам себя. Теперь он обращается к себе, осматривает себя и всегда находит, что он не худ, не из последних, есть лицо стоящее: начинает чувствовать свою красоту, приятность форм своего тела, или — нравиться себе. Этим оканчивается первое движение соблазна к себе. С сих пор юноша обращается к внешнему миру».

Также, как мы увидели ранее, от соблазна к себе развивается страсть рукоблудия или малакия, блудные помыслы, соблазн на собственную наготу, т. е. плотское сладострастие в отношении своего тела.

Далее Феофан Затворник:«…Это вступление в внешний мир воодушевляется уверенностью, что он должен нравиться другим. В сей уверенности он смело и как бы победительно выходит на поприще действия и, может быть, впервые поставляет себе законом опрятность, чистоту, нарядность до щегольства; начинает бродить, или искать знакомств, как будто без определенной цели, по тайному, однако ж, влечению чего-то ищущего сердца, и при этом старается блистать умом, приятностию в обращении, предупредительным вниманием, вообще всем, чем надеется нравиться. Вместе с тем он дает всю волю преимущественному органу душеобщения — глазу».

Из этого состояния, на первый взгляд, казалось бы совершенно безвинного и оправдываемого поиском второй половины, впоследствии образуется страсть к прельщению собой и ведет к блудному греху.

Нравственное Богословие Е. Попова (Грехи против 7-ой заповеди, грех — желание нравиться, чтоб прельстить собой другой пол):««Но ты понадеялась на красоту твою и пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего..» (Иезек.16,15). Желание прельстить собой, однако, обнаруживают не одни женщины, но и мужчины. Оно возникает от сознания своей красоты. Да; и мужчины любят рисоваться красотой своего лица или всего стана пред женским полом; натурально или искусственно они отличают себя тем, что особенно может нравиться в них женскому полу, как например, осанка, звучный голос; заучивают какие-нибудь стихотворения, анекдоты, поговорки, чтобы занимать и веселить женский пол. Но как это неблагонамеренно и неумно со стороны их! Они должны бы, напротив, показывать себя пред женщинами примером рассудительности и степенности. Должны бы щадить женщину, как существо слабее себя, — от соблазна, от прельщения своею красотою. (Святые же Божии, если обладали особенной красотой, то с особенным же старанием избегали встречи с женским полом, и даже иные из них носили в таком случае на лице своем покрывало, как например, Димитрий Прилуцкий (об этом ниже — от сост.)).

Но преимущественно прельщать своей наружностью — порок женского пола (так называемое, кокетство). У девицы или женщины, которые усвоили себе этот порок — и взгляд и улыбка и тон речи и походка и все движения (не говоря здесь о том, что относится к одежде): все у них направлено к тому, чтобы привлечь к себе внимание других, чтобы понравиться другому полу. При недостатке же природной красоты или при упадке ее с годами, искусство прельщать собой усиливается или только в силу привычки не оставляется, делаясь уже тогда смешным и жалким: тогда-то, например, употребляют румяна, как румянилась Иезавель (4Цар. 9, 30), чернят брови сажей (равно как постаревшие мужчины красят седины в своей голове, забывая слова Спасителя: «не можешь одного волоса сделать белым или черным» (Мф.5,36). Это женская прелесть сильно расстраивает дух страстных мужчин; она играет душами других, приманивает к себе всех без цели или большею частью для того только, чтоб поторжествовать своей красивой наружностью. Как погрешает здесь женский пол! Когда Евангелие строго говорит к мужчине: «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует» (Мф.5,28), тогда оно возвышает и женщину, устраняя, охраняя ее от чувственного наслаждения со стороны мужчины. А между тем женщина своею женскою прелестью сама старается бросить в мужчину стрелу, хочет возбудить в нем чувственные пожелания. Не унижает ли она этим своего нравственного достоинства и не подлежит ли за прельщение мужчины тому же суду, какой произносится на мужчину за похотный взгляд на нее? Вместе с тем, любя жеманство, кокетство, она сама поставляет себя в фальшивое (обманчивое) положение. Вместо любви или поклонения, мужчина проницательный платит ей тайным пренебрежением, а развратные в кругу подобных себе только осыпают ее насмешками. Нет! когда женское лицо чуждо всякого притворства, всякой заботы понравиться другому полу, когда оно показывает себя как есть, без ломки своего языка, без изнеженных повышений голоса, без ложных сожалений или ахов: тогда-то, напротив, эта простота, эта непринужденность, истина и скромность более всего украшают женщину и располагают к ней».

Каждому из нас знакомо самолюбование, эти интонации, осанки, взгляды и т. п… О желании нравиться, проявляющемся через одежду, будет рассмотрено в теме «О пристрастии к вещам», а сейчас только отметим:

Ефрем Сирин (В подражание притчам):«Для чего с такою небоязненностию любишь наряжаться? Послушай, что говорит апостол: «Похотей юных бегай» (2 Тим. 2,22). Разве не знаешь, с каким врагом борешься? Разве не знаешь, как тяжко быть сетью для другой души? Как не размыслишь, какую гнилость и какое тление наследуют делающие подобные дела? Желательно мне сделать тебе известным, что если внешний человек и наряден, но жилище души осквернено, то красота его не замедлит повредиться. А если приобретешь душевную красоту, то из этой красоты и из этого света излиется нечто и на внешнего человека, и такая красота бывает постоянна».

Но всегда ли мы придаем своему кокетству значение и считаем это грехом сердечной похоти?! Видели ли мы, что наши манеры даже пред людьми смотрятся глупо и смешно, а пред Богом и Ангелами — лукаво, лицемерно и преступно?! Размышляли ли мы над тем, что такое поведение и желание не соответствует христианину, а выдает в нас язычника?! Давайте покаемся в том, что мы служили соблазну других по собственной вине и оставим этот грех.

Красивому человеку нельзя оправдывать свои падения тем, что он не виноват, что противоположный пол так реагирует на его красоту и что сам человек не виноват. Приведем пример, как поступали святые, наделенные красотою.

Троицкий Патерик:«Рассказывают, что одаренный необычайной красотой преп. Дмитрий Прилуцкий от юного возраста любил библейскую повесть о целомудрии Иосифа, и даже предпринял суровое житие постническое, чтобы увяла его телесная красота. Но чем более подвизался, тем более просвещалось лицо его, процветая самым постом, как некогда у трех отроков Вавилонских. Поэтому закрывал он лицо свое куколем иноческим и не позволял себе беседовать с мирянами, особенно с женщинами, так что немногие могли видеть лицо его. Одна из именитых жен переяславских, слышавшая о чрезмерной красоте и целомудрии этого нового Иосифа, полюбопытствовала видеть сокровенный лик его. Ей это удалось однажды в церкви, когда он готовился к богослужению, но внезапно напал на нее ужас и расслаблением изнемогло все ее тело. Братия, увидев ее едва живую перед дверьми обители, молили преподобного подать ей разрешение. Тронутый ее слезами, он только сказал: «Для чего ты хотела видеть грешника, уже умершего миру?» — и крестным знамением возвратил ей здравие».