Выбери любимый жанр

Евангелие от Тимофея - Чадович Николай Трофимович - Страница 28


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

28

Обильная еда несколько приободрила меня, свежий ветер прочистил головушку, а с потом вышли остатки той гадости, которой я так неосмотрительно накачался накануне. Несмотря на усталость, чувствовал себя я довольно прилично.

– Служивые, верно, обыскались нас, – сказал Головастик.

– Должно быть, совсем с ног сбились, – согласился Яган. – Полусотенному за наш побег большие неприятности грозят. Тут хочешь не хочешь, а каждый куст обшаришь.

– А не догадаются они, что мы здесь? – спросил я.

– Догадаться, может, и догадаются, да спуститься не посмеют. Особенно ночью. Попробуй отыщи нас в такой чащобе.

– Ну а если, предположим, они нас наверху будут ждать? Выставят по всему ветвяку оцепление дней на десять.

– Значит, нам придется здесь одиннадцать дней просидеть.

– Откуда же мы про это будем знать?

– А это уж как повезет, – зевнул Головастик. – Кто кого перетерпит. Но чем позже мы отсюда уйдем, тем лучше.

– Слушайте. – Я оглянулся по сторонам. – Да ведь здесь жить можно. Проложить подвесные дороги. Вместо хижин пещеры в дереве вырубить. Еды хватает. Растения тут куда урожайнее, чем наверху. Многих я раньше даже не встречал. Роса, правда, хлопот прибавит, но и это не страшно. Может, вы шестируких боитесь?

– Еще чего! – фыркнул Яган. – Шестируких! Если понадобится, мы их быстро изведем. Просто ни к чему это. На Вершени свободного места вдоволь. Сколько ветвяков пустует. Война ведь идет. Людей и так не хватает.

– Когда вы с нами воюете, это понятно, – вступил в разговор Шатун. – Мы Настоящего Языка не знаем, Письмена не чтим, живем как привыкли, а не так, как вам хочется. А между собой вы чего не поделили? Один день с нами бьетесь, другой – с соседями.

– Если ты Письмена не чтишь, то и не поймешь ничего. Как я тебе это объясню, дикарю?

– Зато на Вершени их все народы чтят. А как сойдетесь где-нибудь на порубежном ветвяке, то в Прорву, как из дырявого мешка, сыплетесь.

– В Письменах каждое слово значение имеет. Великое значение! Ничего мудрее их нет на свете. У нас Письмена настоящие. А у других ненастоящие. Хотя, бывает, одинаковые слова и попадаются. Но толкуют их Отступники совсем иначе.

– Ну и что из того?

– Что из того? – Яган готов был взорваться. – Это, по-твоему, что такое? – Он протянул вперед руку.

– Рука.

– А я скажу, что не рука это, а нога. Прав я буду или нет?

– Да говори, что хочешь. Народ из-за этого зачем губить?

– Один раз можно стерпеть! Ну два! Но не двести двадцать два. Если они наши Письмена настоящими не признают, выходит, мы лжецы?

– А вы возьмите да признайте их Письмена. Вот и помиритесь.

– Подделку признать! – чуть не взвыл Яган. – Мой дед за это жизнь положил, отец калекой стал, а я признаю! Как только язык у тебя поворачивается такое говорить! Пожалеешь ты когда-нибудь о своих словах, ох пожалеешь!

– Ладно, не ори на всю Прорву! – оборвал его Шатун. – Всех зверей, наверное, распугал. Спи. А кто из нас о чем пожалеет, время покажет.

– Я замечаю, мы перенимаем друг у друга вредные привычки, – рассудительно сказал Головастик. – Шатун стал разговорчив, как Яган, а Яган – вспыльчив, как я. Успокойтесь, друзья. Не забывайте, что сегодня нас едва-едва не казнили. Но мы живы, и это уже приятно.

Сон, конечно, штука хорошая, но попробуй засни спокойно, если тебя в любой момент могут окатить чем-нибудь похуже кипятка. Промучившись в ожидании неприятностей первую половину ночи, я задремал только после того, как в листве зашуршали мелкие зверюшки. Их появление означало, что жгучей росы сегодня можно не опасаться. Хотя наверху не было заметно никаких сезонных изменений, антиподные леса уже перерождались в преддверии приближающегося Сухотья.

Разбудил меня жуткий, пронзительный вопль – голос охотящегося куцелапа. Если бы не лиана, я наверняка не удержался бы на своем хлипком ложе. Впрочем, треск ломающихся веток и быстро удаляющийся человеческий вскрик означали, что кому-то повезло значительно меньше.

Шатун вновь испустил свой пугающий клич. Возможно, именно такими звуками некогда поднимали мертвых и разрушали стены.

– Нас окружают! – кричал он. – Трясите ветки! Трясите! Ни в коем случае не отвязывайтесь!

Как будто буря обрушилась на приютившие нас деревья. Еще не осознав до конца, что же это такое опять случилось, мы принялись изо всех сил трясти и раскачивать ветки – те, на которых сидели, и те, до которых могли дотянуться. Еще два или три тела, словно перезревшие плоды, сорвались в Прорву. В предрассветном сумраке я уже различал фигуры служивых, подбирающихся к нам со всех сторон. И хотя числом они значительно превосходили наш отряд, положение их было незавидное. Сражение в нависшей над бездной гуще антиподных лесов имеет свою логику, согласно которой положение защищающихся куда предпочтительнее положения нападающих. Мы надежно привязаны, а они вынуждены карабкаться по шатким веткам. Наши руки свободны, их – заняты поисками опоры. Да и бичи-самобои совершенно бесполезны в этом переплетении веток и лиан.

Первого служивого, подобравшегося к нам, Шатун без труда спихнул в пустоту, второго ткнул ножом, третий, не удержав равновесия, сорвался сам.

– Прочь, безумцы! – крикнул Головастик, прикрывавший нас с тыла. – Прочь, если жить хотите!

– Как бы не так! – подал голос полусотенный, державшийся, впрочем, от нас подальше. – Без вас нам не с руки возвращаться. Казнят. Драться будем до последнего, будьте уверены. Если не одолеем вас сразу, то и уйти не дадим. Сколько вы так продержитесь – день, два? А жратва кончится, что делать будете? Спать мы вам тоже не дадим. Измором возьмем.

– Это мы еще посмотрим, – огрызнулся Головастик.

– Посмотрим, – согласился полусотенный. – Если только гляделки ваши при вас останутся. Да ведь мы и договориться можем… По-хорошему.

– Ну-ну, интересно!

– Вы, трое, нам без нужды. Можете своей дорогой идти. А вот болотника отдайте. Сами свяжите и отдайте. В крайнем случае оглушите.

– Шатун, как тебе лучше? – прикинулся дурачком Головастик. – Связать или оглушить?

– Все едино, – отозвался Шатун.

– Договорились! – объявил Головастик полусотенному. – Иди сюда! Подержишь его, пока я вязать буду.

– Значит, добром не хотите… Тогда можете с жизнью прощаться. Вперед, братцы! Всем отличившимся по бадье браги!

Повинуясь приказу (правда, не весьма охотно), служивые сунулись в новую атаку, которая сошла на нет уже через несколько минут, когда выяснилось, что по крайней мере двоим из них уже никогда в жизни не придется побаловаться брагой. Урон, нанесенный нам, ограничивался подбитым глазом Ягана и моим вывихнутым мизинцем.

– Что же вы, подлецы, делаете! – плаксивым голосом сказал полусотенный, видя позор своего войска. – Из-за какого-то паршивого болотника своих братьев убиваете!

– Вчера утром ты нас своими братьями почему-то не считал.

– Подумайте хорошенько! Зачем нам из-за чужака ссориться! Я вам за него целую деревню отдам. Можете хоть три дня ее грабить! Ну, договорились?

– Надоел ты, заткнись!

– Ну хорошо же! Попомните вы меня, – прошипел полусотенный и действительно заткнулся, скрывшись в листве.

Отступили и его подчиненные, хотя их близкое присутствие ощущалось по треску ветвей и шороху листьев. На военном языке это называется перегруппировкой сил. Нам явно готовили какой-то подвох.

– Теперь надо ждать атаки сверху или снизу, – предположил Головастик.

– Снизу они не сунутся. Там ветки тоньше, – сказал Шатун. – А сверху навалятся. Видишь, уже кора сыплется.

Однако время шло, а нападение откладывалось. Служивые лазали над нашими головами, таскали туда-сюда что-то, перекликались между собой и теми, кто остался в карауле. Их целеустремленная, упорная деятельность начала не на шутку тревожить меня. Похожее чувство испытываешь в стоматологическом кресле, когда врач перебирает десятки зловещего вида инструментов, а ты не знаешь, который из них он собирается вонзить в тебя – вон тот ножичек с серповидным лезвием или ту спицу с крючком.

28
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело