Губитель максаров - Чадович Николай Трофимович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/92
• Следующая

Стоически снося эту муку, Окш сказал:

– И все же надо признаться, что мне повезло. Как правило, кольчуга не защищает от выстрела, сделанного со столь близкого расстояния.

Хавр не поленился сходить за многозарядкой, при посредстве которой Окша едва не лишили жизни. Оказалось, что жестянщик, ранее владевший ею и угодивший затем под удар клинка, просто забыл затянуть до отказа помпу, а максар, ради исполнения своего замысла даже обучившийся обращению с оружием глубоко презираемого им народа, не догадался исправить эту элементарную оплошность.

– Тебя спасла не удача, а чужие промахи, – констатировал Хавр. – В следующий раз все может сложиться совсем иначе.

– В следующий раз я смогу защититься даже от града пуль, – высокомерно ответил Окш. – Ступай в авангард и указывай путь к цитадели Карглака. Пусть трубят поход! Не стоит откладывать большое дело из-за какой-то ничтожной царапины.

Теперь армия двигалась компактной массой, не растягиваясь и не злоупотребляя дальними рейдами дозорных. Любой, кто рисковал приблизиться к колонне на расстояние выстрела, беспощадно уничтожался залпами картечниц. Разведчики, рыскавшие в поле зрения Окша, тщательно осматривали все встречавшиеся на пути норы. В случае малейшего подозрения их заливали горючей смесью и забрасывали бомбами со взрывчатым зельем.

Тренировки ради взяли штурмом какой-то задрипанный замок, даже не имевший вокруг себя рва. Окш, наблюдавший за осадой со стороны, принципиально не пускал в дело ни свою разрушительную волю, ни свой еще более разрушительный «дырокол».

Жестянщики, привыкшие воевать на открытом пространстве, ничем хорошим себя при штурме не зарекомендовали. Лестниц не хватало, да и лезли на них неохотно, картечь была бессильна против толстых стен, а устроить подкоп не позволяла каменистая почва.

– Им бы только головастиков в болотах ловить! – в сердцах высказался Окш. – Тоже мне армия…

В конце концов мрызлы, оборонявшие замок, ушли подземными ходами, уничтожив припасы и прихватив с собой все золото. Насмешки ради в сокровищнице была оставлена одна-единственная монетка, прибитая стрелой к дверному косяку.

Жара все это время стояла просто нестерпимая. Моторы самоходов перегревались, давно непоенные лошади еле переставляли ноги, пересохшие взрывчатые смеси воспламенялись сами собой, после долгого и утомительного похода люди получали всего по одной кружке теплой, уже начавшей протухать воды.

Надежды были только на цитадель Карглака, где, по слухам, всего имелось вдоволь – и вина, и воды, и редкостных яств. Правда, на привалах воины перешептывались о том, что за каждый глоток воды придется заплатить потоками крови, а после битвы вдоволь наедятся только мрызлы-людоеды да жуки-могильщики, если таковые здесь имеются.

Окш, страдавший от жажды не меньше своих спутников, однажды решил сотворить некое подобие чуда, что, несомненно, только бы укрепило его авторитет военачальника. Усыпив бдительность свиты и отослав чересчур пронырливого Хавра куда подальше, он расчехлил «дырокол», создал межпространственную дыру подходящего размера и послал ее вертикально вниз.

Как Окш и предполагал, в камне образовалось аккуратное отверстие, которое он принялся углублять все новыми и новыми порциями загадочной энергии, порождаемой временем, но пожирающей пространство. Время шло, мощность «дырокола» уже подошла к пределу, однако вода, чистая ледяная вода, которая должна была в изобилии содержаться в глубинных слоях почвы, так и не появилась.

Зато оказалось, что недра Чернодолья богаты совсем другими запасами.

Спасло Окша только его хваленое чувство опасности. В самый последний момент, когда из бездонного колодца вдруг пахнуло нестерпимым жаром, он не только сам успел отбежать подальше, но и «дырокол» на произвол судьбы не бросил.

Вместо воды наружу шибанул столб искр вперемежку с каменными бомбами, а потом поперла раскаленная магма, будто только и искавшая возможность вырваться на волю. Поскольку дело происходило в самом центре лагеря, последствия этого вроде бы и невинного опыта оказались катастрофическими. Сгорело множество палаток, в том числе и штабная, обварились и получили увечья немало воинов, пропал неприкосновенный запас продуктов и питья, находившийся под личным контролем главнокомандующего, но – хуже того – вся войсковая казна, основу которой составляли сокровища, в свое время предоставленная Карглаком в распоряжение Хавра, ухнула в тартарары.

Хотя смущенный Окш объяснял случившееся интригами максаров, Хавр обозвал его нехорошими словами и всю пропавшую наличность добавил к сумме долга, числившегося за Губителем Максаров.

Прежде чем они достигли цели своего похода, в разных местах горизонта трижды появлялся грандиозный мираж, ошибочно принимаемый изумленными жестянщиками за цитадель Карглака.

Местность, по которой армия двигалась все последнее время, была совершенно безлюдной. Куда-то пропали не только сами мрызлы, но даже их кости. Казалось, что в ожидании дорогих гостей кто-то не поленился тщательно подмести каменную равнину.

Цитадель, которую жестянщикам вскорости предстояло взять штурмом, сначала показалась им ничем не примечательным нагромождением камней, потом – одним из тех сказочных утесов, на которых ночуют ветры и набираются сил бури, а уж напоследок, когда передовые отряды вступили в пределы отбрасываемой им тени, – внушающим ужас капищем какого-то жестокого и могучего бога, что в некотором смысле соответствовало действительности.

У тех, кто пытался окинуть взглядом самый верх скалы-крепости, сваливались с головы шапки. Любой звук, раздававшийся вблизи этих циклопических стен, искажался многократным эхом и зачастую приобретал совершенно противоположный смысл. Если бы осаждающие вздумали окружить цитадель кольцом воинов, то кольцо получилось бы жиденькое – в три-четыре шеренги, не более.

О том, что логово Карглака обитаемо и, более того, готово к обороне, свидетельствовало занятное сооружение, установленное на некотором расстоянии от стены. Состояло оно из трех частей, весьма непохожих по форме, но связанных одной общей идеей, – тщательно смазанного салом деревянного кола, виселицы, устроенной по всем правилам инженерного искусства, и новенькой плахи, заботливо снабженной остро наточенной секирой.

Все эти дорогие сердцу палача аксессуары дополнялись надписью, каллиграфически исполненной каким-то жестянщиком, в свое время переметнувшимся на сторону врагов. Заинтригованный Окш подъехал поближе и прочел текст, уже передаваемый его воинами из уст в уста.

– «Предатель-человек не может рассчитывать на пощаду, но он имеет право самостоятельно избрать для себя способ казни…» – Эй, любезный! – Окш подозвал Хавра. – Это, кажется, касается тебя. «Предатель-максар на такую милость надеяться не может. Он недостоин легкой смерти. Кара, которую он понесет, будет соответствовать мере его злодеяний».

– Понял наконец, что тебя ожидает? – буркнул Хавр. – Нечто из ряда вон выходящее… Что бы я ни выбрал: петлю, секиру или кол – ты в любом случае позавидуешь мне…

Тянуть со штурмом было нельзя, но армия нуждалась хотя бы в кратковременном отдыхе, и Окш скрепя сердце распорядился разбить лагерь. Всю оставшуюся воду до последней капли распределили среди воинов. Это означало одно из двух: либо завтра жестянщики смогут утолить жажду драгоценными винами из подвалов Карглака, либо вода как таковая им уже больше никогда не понадобится, поскольку в аду ее заменяет расплавленная смола.

Лагерь едва успел угомониться, как Окшу доложили, что к линии постов с внешней стороны приближается всадник, имеющий на пике желтый вымпел гонца.

Окш велел спешить его и первым делом подвергнуть операции усечения пальца (под прицелом картечницы, естественно). Если окажется, что человек, выдающий себя за гонца, действительно является таковым, а вовсе не замаскированным максаром, у него следует изъять пакет с донесением, каковой после дезинфекции с помощью горячего утюга и уксуса может быть передан в руки главнокомандующего.

• Предыдущая
• 67/92
• Следующая