Кураж - Туричин Илья Афроимович - Страница 70
- Предыдущая
- 70/74
- Следующая
– Не… не сегодня, - шевельнула она губами.
– Что?… - он засмеялся. - О, нет. У вас еще будет время подготовить Пауля к отъезду. Представляю, как мальчик будет рад, горд и счастлив! Мне хотелось бы, Гертруда, чтобы днями, когда вам будет удобнее, Пауль переселился ко мне. Пусть привыкает. Не смею больше вас задерживать, дел, наверно, по горло.
– Да… - она поднялась и двинулась к двери как неживая.
– До свиданья, Гертруда, - сказал Доппель.
Она обернулась. Фигура Доппеля задрожала и стала расплываться. "Сейчас я расплачусь. Нельзя. Нельзя".
– До свиданья.
Гертруда Иоганновна вышла за дверь, прошла через комнату Отто, молча кивнув унтер-офицеру, оказалась в коридоре, сделала несколько шагов и опустилась на деревянную скамейку. Сил больше не было. Слезы потекли сами. Она только старалась не всхлипывать и не потерять сознания, потому что голова внезапно стала тяжелой, под тяжестью ее никло тело, и потребовалось огромное усилие, чтобы удержать его, не дать упасть.
Она посидела так какое-то время. Потом в конце коридора послышались шаги. Она выпрямила спину и стерла ладонью слезы со щек. Шедший мимо офицер остановился.
– Вам плохо?
– Нет. Спасибо. Прошло. - Она заставила себя улыбнуться, поднялась со скамейки и двинулась коридором к лестнице. Стены расползлись в стороны, и коридор казался широким, как поле.
Потом она вышла на улицу. Над городом висело солнце. В трещинах асфальта пробивалась тоненькая бледная травка. А она ничего не видела и шла как слепая.
Хорошо, что мальчиков дома не оказалось. Она села в кресло, не снимая пальто. Ей надо было думать, думать, искать выход.
Такой, с горестным заплаканным лицом и напряженным взглядом припухших глаз, ее и застал Шанце.
– Что вам, Гуго?
– Я зайду потом, фрау Копф.
– Давайте меню…
Она взяла у Шанце листок, взглянула на него, но ничего прочесть не могла.
– Что-нибудь случилось, фрау Копф? - тихо спросил Шанце.
– У меня убили мужа, - сказала она, с ненавистью глядя на серый мундир фельдфебеля.
Он поежился под этим взглядом, опустил глаза, вздохнул.
– Я слышал. - Шанце хотел сказать фрау какие-то очень душевные значительные слова, но понимал, что не имеет на это права, что мужа ее убил кто-то в таком же мундире. Теперь и он в ответе, все они в ответе. За все.
– Простите, Гуго, вы ни при чем, - сказала Гертруда Иоганновна глухо.
– При чем, - ответил он мрачно, и длинный нос его совсем опустился на подбородок. - Я тоже пришел сюда вместе со всеми.
Она взглянула на него странным, напряженным взглядом, словно старалась и не могла понять.
Теперь он увозит мальчика, Пауля.
– Кто?
– Доктор Доппель.
– Увозит? Куда?
– В Германию…
– Не отпускайте! - воскликнул Шанце.
– Вы же знаете эту машину, - сказала Гертруда Иоганновна.
– Пусть Пауль убежит.
– Куда?
– Не знаю. К партизанам, - выпалил Шанце и прикусил язык.
Она усмехнулась.
– Есть еще Петер.
– И Петер с ним.
– А что же будет со мной? - Ей вдруг стало легче от того, что этот глупый хромой повар в мундире фельдфебеля начал строить невероятные, неосуществимые планы.
– И вы бегите, - запальчиво сказал Шанце.
– А что же тогда будет с Фличем? С вами?…
– И мы убежим!
– К партизанам?
– Хоть к черту! Вы думаете, я могу глядеть спокойно на всю эту мерзость? Немцам пора образумиться, фрау Копф. Если мы останемся скотами, мы кончимся как нация. Нельзя жить в угаре, нельзя каждое поколение посылать на смерть. Нельзя жить ненавистью к другим. Чем синеглазая девочка Злата хуже любой Грехтен, фрау? Чем? Мы считаем себя великой нацией. Великое должно быть прекрасным, великодушным, добрым. Зло не может быть великим.
– Гуго, по вам плачет петля.
Шанце повернул голову и посмотрел на нее сбоку, став похожим на птицу.
– Если узнают, о чем я думаю. Но вы ж не донесете.
– Нет, Гуго, не донесу. И бежать мне некуда. Я - немка. Слишком большой узел. Вдруг не развяжешь.
– Большие узлы надо рубить.
– Спасибо за совет. - Не могла ж она ему сказать, что здесь она не случайно, что ей поручено важное дело и дело это нельзя предать никакой ценой. Нет этому делу цены.
Шанце ушел на кухню расстроенный.
Гертруда Иоганновна еще немного посидела не шевелясь, потом поднялась с кресла, сняла пальто, повесила на вешалку. Прошла в спальню, рассмотрела себя в зеркале, припудрилась.
Когда пришли мальчики, она сидела за письменным столом и просматривала какие-то бумаги. Строго спросила:
– Где вы были?
– Ходили к цирку, смотрели собак, - ответил Петр.
– Прошу вас никуда не уходить, не предупредив меня.
– Хорошо, мама, - согласился Павел.
– У нас неприятные новости. Доктор Доппель уезжает и намерен забрать Павла с собой.
– Надолго? - спросил Петр.
– Навсегда.
– Как это навсегда? - удивился Павел.
– Будет воспитывать тебя.
– Ты шутишь!… - воскликнул Павел и хотел засмеяться, но смех застрял в горле, такие у матери были глаза. - Но я не хочу!
– Он не хочет! - повторил Петр.
– И я не хочу, но наши желания для него ничто. Он решил. Положение трудное, мальчики. Я не знаю, как поступить, что предпринять. И посоветоваться не с кем.
– А Флич? - наивно спросил Павел.
– Флич может только посочувствовать. Вот что, мальчики, прежде всего Доппель и вообще никто не должен догадаться, что Павел не хочет уезжать. Наоборот. Сейчас ты, Павел, пойдешь к Доппелю и поблагодаришь его. Да повеселей! Скажи, что это твоя мечта. А на днях переберешься жить к нему.
– Я не смогу, мама…
– Сможешь, - сказала Гертруда Иоганновна мягко. - Ты сможешь. Ты артист, сын артистов. Главное, не терять кураж.
Киндер сидел посередине комнаты и тревожно смотрел то на одного, то на другого. Он не понимал, о чем речь, но общая тревога передалась ему. Казалось, сам воздух в комнате сгущается и дрожит.
Павел погладил Киндера, шерсть на собачьей холке стояла дыбом.
– Хорошо, мама. Я пойду. Сейчас?…
– Иди сейчас.
– Возьму Киндера?
– Возьми.
Павел надел пальто.
– Идем, Киня.
– Будь очень внимательным, Павка, - сказала Гертруда Иоганновна.
Павел улыбнулся, хорошо, что мама назвала его Павкой.
Внизу, у входной двери, он встретил штурмбанфюрера Гравеса и посмотрел ему в глаза так смело и открыто, что тот удивился.
– Ты что?
– Я - Пауль, - информировал он Гравеса. - Я еду в Германию. Меня берет с собой доктор Доппель. Я буду учиться в Берлине!
– Вот как? - штурмбанфюрер был озадачен.
И тогда Павел сказал очень важным значительным голосом:
– Я тоже стану штурмбанфюрером, а может быть, и бригаденфюрером. Хайль Гитлер!
Павел вышел на улицу и зашагал к комендатуре. Рядом бежал Киндер.
Несколько рассерженный штурмбанфюрер Гравес, - как это он узнает новости последним! - прямо от портье позвонил Доппелю.
– Здравствуйте, доктор. Вы собираетесь в Германию?
– Да. Меня, видимо, переведут на юг. Вы ведь знаете, там вот-вот начнется.
– И берете с собой Пауля?
– А вы как всегда все знаете? Мальчишка не хочет расставаться с мамой? - жестко спросил Доппель.
– Наоборот. Он в телячьем восторге. Заявил мне, что будет бригаденфюрером.
– Прекрасно. Благодарю за информацию.
– И Гертруда отпускает его?
– Гертруда - немка до мозга костей. Я это всегда утверждал! - не без гордости ответил Доппель.
Через два дня Павел переселился. В огромной квартире, где до войны, наверно, размещалось несколько семей, он оставался один. Ему выделили комнату, поставили туда солдатскую койку, застеленную колючим солдатским одеялом, большой платяной шкаф с резными дверцами, секретер из красного дерева с перламутровой инкрустацией. Передняя стенка его опускалась, открывая множество ящиков и ящичков, хранивших слабый запах духов. Видимо, секретер раньше принадлежал женщине. Возле стояло затейливое неудобное кресло с деревянными завитушками. Над секретером висел портрет Гитлера.
- Предыдущая
- 70/74
- Следующая
